Забытые пьесы 1920-1930-х годов - Татьяна Майская

СУСАННА БОРИСОВНА. А знаешь, Ноночка, я все книжные магазины исходила, многих спрашивала, и никто ничего не знает.

НОНА. О чем не знает?

СУСАННА БОРИСОВНА. Как о чем? Об ассенизационных бочках.

НОНА (удивленно). Что такое?

СУСАННА БОРИСОВНА. Или как это говорится… об ассенизационном деле. Ты же сама советовала мне разговаривать с ним о бочках. Но как я буду разговаривать, если я ничего о них не знаю. (Смотрит на часы.) Ай, яй, кошмар, они скоро будут, а я не готова. Как ты думаешь, Но-ночка, мне лучше всего в чем быть?

Показывает себя со всех сторон.

НОНА. Мне кажется, ты сейчас эффектна.

СУСАННА БОРИСОВНА. Что ты, что ты! У меня платье, когда иду, видишь? (Идет.) Даже за колена и выше. Я думаю, мне лучше под партийку одеться. Но вот как они по-настоящему ходят?

НОНА. Очень просто. Тоже всегда в модном, только года за три назад. Если теперь вот юбки короткие, то носить они их будут, когда мода будет на длинные. (Смеется.)

СУСАННА БОРИСОВНА. Ты шутишь, Ноночка, а мне в этой встрече — все. Как говорит пословица: пропал или пан. Даже страшно, честное слово. Впрочем… прическу, пожалуй, лучше растрепать. (Треплет.) Я видела еще, партийщицы тоже по-модному стригутся, но ходят растрепанными.

НОНА. А ногти на вот, потри хоть водкой. Они ногти так красят, чтобы и крашеные были, и были бы незаметные. (Смеется.)

СУСАННА БОРИСОВНА. Да, да, а чулки хоть и шелковые, но такие растянутые и в сборках… замечательно. Но какой будет ужас, если я не все захватила…

НОНА. Мое возьми… Маша!.. Дайте там Сусанне Борисовне, что потребуется, да прогуляйте Зиську…

СУСАННА БОРИСОВНА. Мерси, милая, я сейчас, сейчас…

Скрывается.

НОНА. Зиська, ступай отсюда, ну? Целый день лежишь, сбесишься еще от жиру…

Слева в калитку входят МУЖИЧКОВ и КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ.

МУЖИЧКОВ. Эх, вот понимаете, как вспомню, так и досада берет… Фу, передохнем давайте хоть, что ли. (Присаживается на скамейку.) Да воздухом подышим. (Дышит.) Хорошо… Куды тебе вот духи всякие… Тоже вот удовольствие — в постели перед сном производственный план рассматривать. Хотя и тут — и цветы (нюхает) пахнут… и луна это… и соловей, слышите, слышите?.. Только вот бы еще о деле в такую благодать, насчет бочек.

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Насчет каких бочек?

МУЖИЧКОВ. А как же? Можно сказать, вы меня тем и соблазнили, что обещали рассказать, как из отбросов делают чудеса.

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. A-а, вы насчет отбросов. Действительно, да, да, чудеса.

На террасе из-за цветка видно лицо НОНЫ.

МУЖИЧКОВ. Ну что ж такое, а?

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Не поверите.

МУЖИЧКОВ. О, уж я тогда и не знаю.

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Винный спирт.

МУЖИЧКОВ. Да что вы? Вот-вот, я же говорю, что отбросы — капитал. Только что же спирт? Я уж газовый завод лучше. Понимаете, жив буду, а освещу город. Докажу, что отбросы — ценнейший продукт.

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Вы энтузиаст, Андрей Иванович. Как это… поэт. Даже из отбросов, из навоза вы хотите строительство извлечь.

МУЖИЧКОВ. О-о, милый мой, навоз — великое дело. На навозе наш хлеб. А хлеб — все. Да и вообще, никакое дело без навоза не растет. Хотя… ладно это… все-таки досада у меня. Сегодня, понимаете, в райкоме в партию принимали. И случись вот — все интеллигенты. Ребята, правда, хорошие. И не принять их больно. И принять всех нельзя — интеллигентов выйдет больше рабочих.

[КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Так вы и в райкоме работаете? Вероятно, теперь больше всего работы по оппозиции?{266} Я не понимаю только, что с ними так церемонятся? Когда они осмеливаются большинству заявлять, что партия перерождается. Это подумать только! Контрреволюция.

МУЖИЧКОВ. Контрреволюция?

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Форменная! И как обнаглели! Подрывают веру в строительство, понимаете? Занимаются обличениями, разоблачениями насчет всяких дачек… Да за это расстреливать мало!

МУЖИЧКОВ. Расстреливать?

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Расстреливать. Они хуже белогвардейцев всяких.

МУЖИЧКОВ. А дачка-то ваша?

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Моя.

На террасе незаметно подслушивают НОНА и СУСАННА БОРИСОВНА.

Утверждать даже, что революции мы еще не начинали и захватить одну экономику не значит завоевать все. Потому что кроме экономики у нас, по их, все как было. Ничего нового, а как ничего? Когда мы вот…

МУЖИЧКОВ. А что-то вы очень уж против оппозиции…

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. О-о, еще бы! Я целиком и полностью очень за линию це-ка!

МУЖИЧКОВ. А как это — «очень»? Вероятно, больше по рабочей оппозиции?]{267}

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Она теперь, проклятая, требует даже в семью вторгаться, любовь регулировать. Потеха… (Смеется.) Махаевщина{268}. Любить не ту, которая люба, а которую партия велит.

МУЖИЧКОВ. Ага, а вы как думаете? Вот бы вам к моему Мишке. Ох и шельмец, сукин сын… Понимаете, что удумал? Объявил революцию в быту.

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Вот именно. Утверждают, что контрреволюция в быту, в любви. А любовь, как смерть, сильнее нас. Часто сознание или партия, как ни назови, — сюда, а чувства — туда. И сознаешь это, а… любишь, и все. Трагедия. Вера Засулич{269} еще сказала, что при наличии социализма в любви долгие и долгие годы будут страдания.

МУЖИЧКОВ. Угму… А если та, которую любишь, нетрудовой элемент?

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Что же, от любви не уйдешь. И сердцу не прикажешь.

МУЖИЧКОВ. Так, так, любопытно. Только ежели она не трудится, значит, за нее кто-то работает, а таких мы искоренять должны. А по-вашему, они у нас в женах должны быть. То есть выходит, мы будем поддерживать Венер и рабынь?

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. К сожалению, раз физиологический подбор — при чем тут классовость?

МУЖИЧКОВ. Что-о? Как, при чем классовость? Ну, понимаете… (Подымаясь) Нет уж, я лучше того… у меня дела там…

Встает.

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Нет, нет, что вы, Андрей Иванович, разве можно, попьем чайку, посмотрите, как живу.

МУЖИЧКОВ. Как живете? Пожалуй… это любопытно, любопытно.

НОНА (с Сусанной Борисовной). А вы, оказывается, уже здесь?

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Знакомьтесь, Андрей Иванович: это моя жена, а это Сусанна Борисовна…

НОНА. Казик, идем. Поможешь на стол накрыть. (К Мужичкову и Сусанне Борисовне.) А вы здесь подышите воздухом.

Смеется. Уходят.

МУЖИЧКОВ (к Сусанне Борисовне). А мы с вами знакомы уж. Только что-то вы, будто б, одеты не так… не в своем?

СУСАННА БОРИСОВНА. Ничего подобного. Наоборот, сейчас именно я в своем. А раньше я была не в своем.

МУЖИЧКОВ (рассматривая). И ходите будто бы не по-своему, враскорячку…

СУСАННА БОРИСОВНА. Походка тоже сейчас настоящая, а раньше так… чтобы быть красивее. Я старалась ходить как эти… нетрудовые ходят…

МУЖИЧКОВ. Как же вы тут?

СУСАННА БОРИСОВНА. А что? Нона моя подруга.

МУЖИЧКОВ. А кто это — Нона?

СУСАННА БОРИСОВНА. Как? Разве вы не знаете? Такая известная фамилия. Она, кажется, от Рюрика еще род ведет…{270}

МУЖИЧКОВ. О! Она, значит, родовитая княжна.

СУСАННА БОРИСОВНА. Да, конечно.

МУЖИЧКОВ (хватаясь за карман). Любопытно, любопытно… (Записывает в записную книжку.) А он, по-вашему, настоящий коммунист?

СУСАННА БОРИСОВНА. Я думаю. Позвольте, зачем же вы об этом записываете?

МУЖИЧКОВ. Нет, нет, это так. Чтобы не забыть. Любопытно, любопытно. А что у вас общего? Вы вот такая… А она — родовитая княжна.

СУСАННА БОРИСОВНА. Мы порядочные женщины. А пол — выше классов. Впрочем, нет, нет, класс выше пола, класс… А скажите, Андрей Иванович, меня вот товарищ Супонькин, вы его знаете, ваш сосед, учил, что по марксизму материализм — деньги — все! Все!.. То есть и люди тоже… А в общем и… целом… как он говорил? Жизнь личности, помноженная, как это… на ее ценность, равна этому самому… сумме стоимости личности…

МУЖИЧКОВ. Гм… да… оно, конечно. Должно быть, очень умно. (Озадаченно.) Только я не понимаю.