История Германии в ХХ веке. Том I - Ульрих Херберт

ко все более радикальным предложениям властей. Напротив, создание «невыносимых» условий и безвыходных ситуаций, на которые силы безопасности должны были реагировать соответствующими «жесткими мерами», было не только результатом, но и целью этой политики[22].

ВОЕННАЯ ЭКОНОМИКА И ТРУДОЗАТРАТЫ

Третье фундаментальное решение соответствовало экономической стартовой позиции Германии в начале войны: военное производство Германии было в три с половиной раза больше, чем у Великобритании. Гитлер имел, безусловно, самую большую, лучше всего оснащенную и боеспособную армию в Европе, самые модерные и лучшие военно-воздушные силы и, в результате территориальных приобретений за счет Австрии и Чехии, также значительно расширенный потенциал вооружений. Этот потенциал мог быть даже увеличен за счет поставок сырья, обещанных Советским Союзом после заключения германо-российского пакта.

Однако в долгосрочной перспективе экономический потенциал и ресурсы западных держав явно превосходили потенциал немцев, а с учетом потенциала США, то и в разы превосходили. В производстве самолетов соотношение между Германией, с одной стороны, и Великобританией вместе с США, с другой, было 8:14, через год – 10:28; в производстве танков – 13:10 в 1939 году, 9:33 в 1942 году. Поэтому было легко подсчитать, когда Германия потеряет преимущество, достигнутое летом 1939 года, так как если здесь уже в то время на военные цели тратилось 23 процента национального дохода, то во Франции – только 17 процентов, в Великобритании – 12 процентов, а в США – только 2 процента.

Чем больше времени пройдет, тем сильнее будет влияние этого фактора. В этом отношении решение Гитлера начать войну против западных держав теперь подчинялось определенной воинственной логике. «Ибо какие улучшения могли бы произойти в наших вооружениях через два-три года? – писал он Муссолини весной 1940 года, оглядываясь назад. – Что касается германской военной мощи, то значительное изменение силы <…> в нашу пользу вряд ли было бы мыслимо»[23].

Германия, вероятно, не в состоянии была вести длительную войну: запасы сырья были для этого слишком малы, недостаток иностранной валюты слишком очевиден, структурная неполноценность слишком очевидна. Но война вполне могла оказаться короткой, если Германии опять удастся развернуть все свои силы сразу и снова поставить все на одну карту. Война должна была вестись, приказал Гитлер в марте 1940 года, «таким образом, чтобы к концу 1940 года она могла завершиться великой военной победой. С 1941 года и далее время будет работать против нас (потенциал США)»[24]. Для достижения этой цели необходимо было мобилизовать все резервы и приостановить все производство, не относящееся к вооружению.

Это было в значительной степени достигнуто – с января по июль 1940 года выпуск немецкого вооружения увеличился почти вдвое. Это стало возможным только благодаря энергичным изменениям в промышленной структуре и организационной перестройке управления вооружениями, начавшейся с весны 1940 года, но прежде всего благодаря закрытию предприятий, производящих потребительские товары, переводу производства на выпуск вооружений и масштабному перемещению рабочей силы. Однако такие преобразования также имели последствия для уровня жизни и условий проживания германского населения.

Немцы, однако, отреагировали на известие о начале войны скорее подавленно, чем с энтузиазмом. «В целом в начале войны был ужасный страх, – отметил наблюдатель СДПГ в изгнании с юго-запада Германии. – Люди представляли себе „модерную войну“ ужасной и очень боялись воздушных налетов». «Нигде нет настоящего энтузиазма, – гласил отчет из Западной Германии. – Однако много нервозности, хвастовства и громкого позерства, особенно среди нацистов». Даже критически настроенные умы «неуверенно оценивали шансы Германии на войну. До сих пор Гитлеру всегда сопутствовал успех, и невозможно было предугадать, как все сложится на этот раз».

Однако, как и в предыдущих военных авантюрах, уверенность росла по мере того, как множились сообщения о победе: «Теперь люди больше не боятся войны. Теперь все кажется гораздо менее ужасным <…> Может быть, мы все-таки победим. – На этот раз мы обязательно получим колонии».

Главной заботой немцев, помимо сообщений с фронта, был вопрос снабжения, поскольку еще свежи были воспоминания о голодных зимах Первой мировой войны. Примечательно, говорили они далее, что «люди гораздо больше говорят о продовольственных вопросах, чем о политике. Все подгоняет беспокойство: как я получу свой паек?» А другой репортер отразил саркастическое убеждение, «что эта война не продлится так долго, как предыдущая, потому что жрать уже нечего»[25].

Если к 1939 году правительству режима удалось хотя бы политически нейтрализовать германских рабочих и хотя бы частично интегрировать часть из них, то ответственные лица знали, что, помимо внешнеполитических успехов Гитлера, это произошло в основном благодаря национал-социалистическому «экономическому чуду». Поэтому вопрос о том, как в условиях войны и ожидаемых дополнительных нагрузок на население сохранить лояльность и доверие к правительству режима, был очень важен.

Уже в первые дни войны было объявлено о первых социальных сокращениях. В предвоенные годы уровень жизни в Германии уже был ниже, чем во Франции, Великобритании или даже США. Снабжение продовольствием, особенно для рабочего класса в Гамбурге и Дуйсбурге, было хуже, жизнь скуднее, чем в Бирмингеме или Лионе. Введенное в начале войны нормирование основных продуктов питания, а вскоре и текстиля и других потребительских товаров, не изменило жизнь немцев коренным образом. Однако она способствовала справедливости распределения – а именно это, наряду с низким пайком, было главным объектом критики во время Первой мировой войны. Более того, нацистским властям удалось не допустить существенного снижения уровня поставок в течение всех военных лет. Ввиду блокады, введенной англичанами в Северном море в начале войны, этого нельзя было достичь за счет сельскохозяйственных ресурсов Германии и союзных стран, а только за счет эксплуатации оккупированных территорий, жители которых вынуждены были терпеть большие лишения, чтобы обеспечить немцам продовольствие. Преимущественное снабжение «родины» продовольствием оставалось одной из главных целей нацистского режима до конца 1944 года, и изменения, даже сокращения пайков, регулярно приводили к росту недовольства, чутко регистрируемого правительством режима[26].

Наряду с нормированием продовольствия, в сентябре 1939 года правительство также объявило о сокращении заработной платы и заметном увеличении продолжительности рабочего дня. Кроме того, были отменены доплаты за сверхурочную работу, например в воскресенье и ночью, а также введена пошлина на алкоголь и табак. Однако надежда на то, что начало войны и призывы к патриотизму приглушат недовольство среди рабочей силы, оказалась ложной. Возросла заболеваемость, участились сообщения о «безделье» и растущем недовольстве среди работников, а также критика военных налогов, которая звучала прежде всего в партии и среди ее членов. «Фюрер и все мы вместе с ним, – писал Рудольф Гесс Герингу, – не для того два десятилетия боролись за доверие рабочих, чтобы