Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря - Сантьяго Постегильо

врасплох Цезаря, погруженного в свои мысли.

Они только-только укрылись в своих палатках после короткой прогулки от пляжа до военного лагеря. Прогулки, во время которой Цезарь молчал.

– По правде сказать… я был в Риме, – признался он, – думал о семье.

Лабиен кивнул, но задал еще один вопрос, мигом избавивший друга от горькой тоски по дому и заставивший вернуться в настоящее:

– Думаешь, нам поручат еще какие-нибудь переговоры?

Цезарь в это время разливал вино. Протянув Лабиену кубок, он задумчиво уставился на выход из палатки. Стоило им прибыть на Восток, как Лукулл немедленно отправил их в Вифинию, чтобы они от его имени потребовали у царя Никомеда Четвертого корабли для усиления римского флота в восточной части Внутреннего моря. Цезарь выполнил поручение. Он знал: по империи поползли нелепые слухи о том, что ради запрошенных Лукуллом кораблей он переспал с самим царем. Слухи эти наверняка распространяли враги Цезаря в Риме, чтобы навредить ему в глазах всех граждан, но в первую очередь его беспокоило то, что они дойдут до ушей Корнелии и она может подумать о нем что-нибудь.

– Она не поверит, – сказал Лабиен, будто прочитав мысли своего друга.

Пассивную содомию, когда один мужчина отдает себя другому, римляне строго осуждали.

– Ты имеешь в виду Корнелию? – очнулся Цезарь.

– Корнелию, – подтвердил Лабиен.

Цезарь кивнул. Это было правдой: она бы никогда в такое не поверила. Другие – да, но только не она. И Аврелия, его мать, не поверила бы тоже.

Тем не менее царь Вифинии, известный своей изощренной похотью, действительно делал Цезарю красноречивые намеки, со временем все более настойчивые, и даже заявил, что в противном случае тот не получит корабли. На это последовал ответ: раз так, он, Цезарь, вернется, предстанет перед проквестором Луцием Лицинием Лукуллом и сообщит об отказе. И пусть он, Цезарь, будет считаться неспособным к государственным делам и получит более низкую должность в войске: Лукулл соберет легионы, отправится в Вифинию и напомнит царю, что договор о предоставлении кораблей Риму необходимо выполнять, а он, проквестор, не из тех, кто спокойно принимает отказы.

Цезарь вспомнил, как оскорбили Никомеда Четвертого эти слова – тот выгнал его из приемного зала. Однако на следующий день ему принесли записку от самого царя с подробными сведениями о том, где будут находиться вифинийские корабли, предназначенные для передачи Риму. Никомед Четвертый сдержал свое слово. Тем не менее слухи о том, что Цезарь переспал с царем, распространились по всей Азии. Лукулл не спрашивал Цезаря, как тот получил корабли. Проквестора, человека практичного, заботил не способ, а исход.

– Сначала семья, теперь воспоминания о нашем поручении в Вифинии, – снова заговорил Лабиен. – Ты способен думать о том, что делается здесь и сейчас?

Цезарь улыбнулся.

– Как думаешь, они пошлют нас еще к кому-нибудь? – повторил Лабиен.

Цезарь покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Лукулл желает завершить осаду, и я предчувствую, что для этого он собирается привлечь нас.

– Отправить в бой?

Цезарь кивнул.

Лабиен понимал серьезность происходящего. Гадкие слухи не убивали, а вот мечи, копья и стрелы были смертельно опасны. Он тоже еще ни разу не участвовал в бою. Оба были новичками. Друзья молча выпили, не обменявшись взглядами.

LXV

Приказы Лукулла

Римский лагерь у Митилены, остров Лесбос

Палатка проквестора Азии

78 г. до н. э.

Разумеется, все важные решения насчет осады должны были приниматься в претории – именно оттуда управляли войсками, переброшенными на Лесбос. Было бы закономерно, если бы пропретор Минуций Терм, поручивший приказ уничтожить последний очаг сопротивления Риму, созвал бы туда трибунов и прочих военных начальников.

Все это было бы закономерно. Так делалось всегда.

Но в Митилену на особом корабле, входившем в состав римского флота в Эгейском море, прибыл Луций Лициний Лукулл, беспокойный проквестор Римской республики на Востоке и, что еще более важно, правая рука всемогущего Суллы в этой части света. Лукулл сражался вместе с Суллой против союзников и Митридата Понтийского, а также в недавней гражданской войне. Этого было достаточно. Сулла слепо доверял этому загадочному человеку, немногословному, замкнутому и суровому.

Минуций Терм официально был главноначальствующим, и все же он обливался потом, стоя перед проквестором в середине палатки, где должны были храниться деньги для войска. Но для диктатора Суллы деньги были ключом ко всякому начинанию, и он предпочитал назначать своих приближенных квесторами или проквесторами, а не преторами, легатами или военными трибунами. Минуций Терм прекрасно знал это, как и то, что затянувшаяся осада Митилены, не позволявшая восстановить римское господство на Лесбосе, сильно беспокоит Суллу, который все знал, над всем надзирал, всего хотел, несмотря на болтовню о его уходе из общественной жизни. Прибытие Лукулла в Митилену не предвещало ничего хорошего для Минуция Терма, который опасался, что из-за скромных военных успехов его восхождение по лестнице должностей, государственных и военных, замедлится. Или даже прекратится in aeternum. В худшем случае, видя неспособность Минуция овладеть островом за короткое время, Сулла мог наказать его за недобросовестность.

– Как ты догадываешься, Минуций, – начал Лукулл без всяких вступлений и приветствий, – Римское государство недовольно развитием событий в этом маленьком уголке Эгейского моря.

Минуций Терм знал, что, говоря о Римском государстве, Лукулл имеет в виду Суллу.

– Город, проквестор, укреплен куда лучше, чем кажется на первый взгляд. Стены надежны. Не скажу, что они неприступны, но с теми силами, которыми мы располагаем, я не вижу иного способа добиться успеха, кроме долгой и изнурительной осады.

Лукулл, который тоже был на ногах, уселся на удобную кафедру в глубине палатки, рядом со столом, где стояли наполненные вином кубки. Их было два. Тем не менее проквестор не счел нужным пригласить собеседника побаловать себя дарами Вакха.

Лукулл молча пригубил вино.

Сделал долгий глоток.

Отставил кубок.

Снова посмотрел на пропретора.

– Длительная осада усиливает сопротивление Митилены и превращает Лесбос в главный очаг восстания на Востоке, где по-прежнему восхищаются Митридатом: понтийский царь выступил против Рима, потерпел поражение и заключил договор с римским государством, но поддержавший его Лесбос по-прежнему несокрушим. Это не нравится Сенату. Твое небрежение, Минуций, вызывает недовольство… Рима.

Пропретор сглотнул слюну, уверенный, что «недовольство Рима» означает «недовольство Суллы». Рима Минуций не боялся, но Сулла, мстительный в отношении тех, кто не оправдывал его ожиданий, вызывал у него неподдельный страх. Он ничего не мог с собой поделать и поднес тыльную сторону правой руки ко лбу, чтобы вытереть пот.

Лукулл улыбнулся. Он произвел на пропретора именно то впечатление, на которое рассчитывал.

– Но мне известно о твоей старательности, Минуций Терм, и…