Скобелев: исторический портрет - Валентин Масальский

Генерал-пронунсименто. Кем был Скобелев

Перейдем к наиболее загадочной части жизни Скобелева. Основной загадкой, самой интересной, но и самой трудной для разрешения, является то, что заставляет говорить о Скобелеве как о генерале-пронунсименто, о его бонапартизме. И современникам и историкам было понятно, что положение в армии и в обществе, достигнутое Скобелевым, его далеко не удовлетворяло, что этот талантливый и честолюбивый человек преследует какие-то особые, очень далеко идущие цели. Но каковы были эти цели и планы? На этот вопрос убедительного ответа еще никто не дал, да этот вопрос в литературе, собственно, еще и не ставился.

Дореволюционные исследователи обходили этот вопрос или ограничивались намеками. Их сковывали как отсутствие документов, так и общественные условия. М.М.Филиппов в 1894 г. замечал, что «еще не все можно писать». Е.Толбухов, опубликовавший свою работу в 1916 г., перед самым Октябрем, оговаривал: «Не все враги Скобелева могут быть названы даже теперь». В.И.Немирович-Данченко, как читатель мог это заметить из моих цитат, не раз сопровождал свои воспоминания замечанием, что рассказать о том или ином вопросе взглядов и жизни Скобелева он не может, «еще рано». Н.Н.Кнорринг, работавший за рубежом и не стесненный цензурой, сомневался в существовании у Скобелева бонапартистских замыслов и не исследовал эту сторону.

В России доступ в архивы теперь открыт, но обстоятельной книги о Скобелеве пока нет, и документы решающего значения еще не найдены. Этим объясняется, что Скобелеву даются далекие от истины характеристики. Для примера приведу длинную цитату из единственного научного материала о Скобелеве в советской литературе — комментария академика Е.В.Тарле к парижской речи Михаила Дмитриевича, опубликованного вместе с самой речью в «Красном архиве» в 1928 г.

«Генерал Скобелев был в ту пору на несколько особом счету при дворе и в правящем кругу военной бюрократии. Человек больших и общепризнанных способностей, честолюбец «высшего порядка», мечтавший не столько о Суворове, сколько о Наполеоне, с натурою совершенно бесстрашного кондотьера, с относительно большою притом умственной культурой, весьма равнодушный к традициям и вполне уверенный в своем предназначении, Скобелев привлекал к себе особое внимание… Александр II его не любил, оттирал на задний план, явственно опасался; и имел основания опасаться. Скобелев был по своей натуре именно типичным генералом от пронунсименто в стиле испанских и южноамериканских военных командиров, берущих на себя время от времени экспромтом инициативу по части внезапных изменений государственного устройства… «Русский Биографический Словарь» с жаром заявляет, что Скобелев был «настоящий верноподданный», но считает все же необходимым неясно и деликатно прибавить: «он был усерден более, чем требовалось, и не был достаточно сдержан» (с. 582). Именно «верноподданности» в нем не было никакой… Социалисты, или Александр II, или Александр III, — одинаково его интересовали исключительно с точки зрения возможности лично для него развернуть отпущенные ему силы. Там, где все держалось на повиновении армии, глава династии не любил и не мог любить этого никогда не смеявшегося красавца, которого некоторые считали шарлатаном, другие героем — и все — очень опасным и на очень многое способным искателем приключений, съедаемым тоскою по власти и по славе, умудрившимся приобресть какими-то путями очень большую популярность среди войск, — ту самую популярность, которой так страстно жаждал всю свою долгую жизнь, но которой так и не увидел, например, Драгомиров, не говоря о других. Скобелева не любили генералы, мало любили офицеры — и очень любили солдаты. Сам он никого не любил и никого не боялся, — и решительно не понимал своей жизни вне войны. Его громадные успехи в Азии в 1873–1875 гг., победы в турецкой войне, завоевание Ахал-Теке в 1880–1881 гг., явное и постоянное (всегда на виду у солдат и с рассчитанной целью произвести на них впечатление) бравирование смертельной опасностью, — все это должно было служить лишь прологом к какому-то сложному и огромному будущему… Его боялся и не любил также Александр III, который, во-первых, вообще страшился войн, а, во-вторых, после террористических покушений, ничего так не страшился, как военных переворотов. Боялся (и очень) Скобелева ближайший и довереннейший друг и советник царя Победоносцев… И чем больше восходила к зениту звезда Скобелева, тем подозрительнее, беспокойнее и боязливее делался по отношению к нему двор. Но и тем самостоятельнее чувствовал себя загадочный «белый генерал», вернувшийся в Европу после штурма Ахал-Теке, жаждавший новой войны, разрушавший свое здоровье оргиями, жегший свечу с двух сторон». Блестящий стилист, автор замечательных исторических портретов, Тарле и здесь блеснул своим мастерством. Его характеристика захватывающе увлекательна, но далеко не во всем верна. Точнее, в ней правильно говорится о личных качествах Скобелева, о том, что все достигнутое должно было послужить прологом к чему-то новому, огромному, непонятному для окружающих. Но нельзя согласиться с Е.В.Тарле в том, что, мечтая о подчеркнутой им роли, Скобелев был совершенно беспринципен, что все без исключения интересовало его только с точки зрения личного успеха. Увлечение Е.В.Тарле авантюристической стороной фигуры Скобелева, стремление к сенсационности доводят его до сравнения Скобелева с кондотьером, до утверждения, что он «умудрился какими-то путями (разве неизвестно какими?) приобресть очень большую популярность среди войск», что он бравировал опасностью с единственной целью произвести впечатление на солдат, что вообще вся его деятельность была лишена каких-либо идейных мотивов. Не подтверждается фактами и то, что Александр II опасался Скобелева и оттирал его на задний план. Не будем останавливаться на этих и других вопросах, ответ на которые уже дан. Важнее выявить мнение Е.В.Тарле об интересующей нас стороне личности нашего героя: Скобелев «мечтал не столько о Суворове, сколько о Наполеоне»; «именно верноподданности в нем не было никакой». Вот в этом историк совершенно прав. Не занимаясь Скобелевым специально, он, однако, сумел проникнуть в характер и мысли этой сложной личности и указал на те замыслы белого генерала, которые не рассмотрены и даже определенно не отмечены никем во всей довольно обширной литературе о Скобелеве.

Во время Ахал-Текинской экспедиции Скобелев дважды пытался покинуть армию и вернуться в Россию. В первый раз — при известии о смерти матери, о чем он узнал 9 июля 1880 г. еще при Александре II, второй — под предлогом болезни при известии об убийстве императора. Первый случай легко объясним: желание принять участие в похоронах. После отказа, последовавшего с соответствующим внушением, Скобелев, стремясь исправить впечатление, произведенное этим неловким шагом, писал дяде: «Он (император. — В.М.) хорошо понял, что мне нельзя было отлучаться, мне же теперь стыдно, что скорбь хоть на минуту смогла во мне заглушить чувство долга. Увы, случившегося не поправить. Я чрезвычайно озадачен тем впечатлением, которое сделала на государя моя неуместная просьба, — если будет возможность, успокой меня». Ничто не заставляет сомневаться, что мотив просьбы был искренним и не заключал в себе чего-либо связанного с политикой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});