И аз воздам - Надежда Попова

— Ну… — нерешительно начал тот, покосившись на молчаливую задумчивую Нессель, — что касается самого образа — говорят, что это Генрих Святой, основатель сего собора. В этом есть смысл, на мой взгляд. Говорят также, что это император Конрад, что это один из волхвов, что…

— Один из волхвов? — переспросил Курт с расстановкой, и отец Людвиг запнулся, осторожно переспросив:

— Да, а что?

— Который?

— Об этом не сказано, но, если судить по его летам[79] — думаю, скорее Мельхиор. Почему именно он… Полагаю, потому что он покровитель Европы[80], а Бамберг во время оно был городом не из последних и в церковной жизни, и в политике… Это уж даже не слухи, это мои домыслы. А слухов нет. «Один из трех царей» — вот и все, что говорят; но мне все ж мнится, что образ Генриха Святого здесь видеть логичнее.

— А что его появление здесь? На этот счет какие-то слухи имеются?

Отец Людвиг замялся, на мгновение опустив взгляд, и Курт поторопил, стараясь все же держать голос в узде и не позволить себе сорваться, хотя солнце за окнами уже, казалось, скатывалось за крыши города со скоростью валуна, сброшенного с горы:

— Говорите, святой отец, говорите. Ни смеяться над вами, ни придираться к услышанному я не стану.

— Слух-то глупый, — неловко передернул плечами священник. — Говорят, что однажды горожане вспомнили, что Всадника в соборе прежде не было, а потом вдруг появился, причем давно.

— Дайте уточню, — непонимающе нахмурился Курт. — Люди помнили, что когда-то был собор без скульптуры, но не смогли вспомнить, когда и благодаря кому она появилась, хотя помнили, что это случилось уже давно?

— Да, если кратко, то так, — согласился отец Людвиг. — Я ж ведь сказал — слух глупый… Говорят, что прихожане посещали собор, возносили молитвы у подножия Всадника, а потом постепенно стали вспоминать, что когда-то не было его. Когда именно — никто не смог сказать, кто и по чьему дозволению установил его — тоже… Вероятно, именно потому позже появилась даже байка, что он сам сюда явился и встал на консоли, а однажды, когда придет время, сгонит с нее своего коня и помчится по городу.

— Зачем?

— Что — зачем? — растерянно переспросил священник; Курт кивнул назад, где стояла не видимая отсюда скульптура:

— Зачем он помчится и куда? Как вестник? Кого-то убивать? Кого-то защищать? Кого и от кого? И что означает «придет время» — какое время?

— Майстер инквизитор, — смятенно улыбнулся отец Людвиг, — ведь это не каноничная легенда, даже не людское предание, а устаревший слух, никем никогда не записанный и придуманный, полагаю, не шибко образованными горожанами. Вы пытаетесь найти логику в слухе, которому уж полтора века?

— В слухах как раз логика есть всегда, даже пусть извращенная, ибо слухи проистекают из какой-либо предпосылки, из чего-то развиваются и на чем-то основаны, даже если основание это глупо. Должна быть логика и здесь, должно быть объяснение; ведь не покинет же Всадник свое место просто для того, чтобы ездить на каменном коне по Бамбергу туда-сюда… Это самое «время» — с чем оно увязывается? С атакой языческих орд, древних чудищ, демонов, с Концом Света?

— Полагаю, последнее, — не слишком уверенно кивнул священник. — Попросту потому что большая часть преданий подобного толка связана именно с Апокалипсисом; да и, если на миг допустить, что в самом этом слухе, как вы говорите, есть логика — а какие еще силы и опасности могут заставить каменное изваяние покинуть свое место?.. Но это снова лишь мое толкование, никаких легенд и даже сплетен на этот счет мне слышать не доводилось.

— А дурных легенд с этой скульптурой не связано?

— Дурных? — переспросил священник растерянно. — То есть, помимо Конца Света и ездящего по городу каменного всадника?

— Я имею в виду, — пояснил Курт терпеливо, — нет ли каких преданий, согласно которым Всадник заключает или заграждает самим собою нечто дурное. Нечистое. Не существует ли слухов или баек о том, что он не задел на будущее, когда понадобится божественное чудесное вмешательство, а некий страж, охраняющий нечто скверное, что существует здесь и сейчас.

— Нет, — медленно качнул головой отец Людвиг. — Такого не слышал… Разумеется, Всадника упоминают как «покровителя Бамберга», но никаких конкретных опасностей или угроз при этом не описывается. Простое и общепринятое «от бед и напастей»… Да и на втором месте он даже в этом качестве.

— То есть? — нахмурился Курт непонимающе, и священник улыбнулся:

— Святая Кунигунда — вот кто главная наша защитница, покровительница и заступница. Думаю, вам не надо рассказывать, сколь великой была эта женщина, майстер инквизитор?

— Историю Церкви в нас вдалбливали неплохо, — кивнул он, коротко улыбнувшись в ответ. — Святая Кунигунда, супруга Императора Генриха Второго Святого, прославилась в том числе и тем, что управляла Бамбергом, который он ей подарил на свадьбу, пока сам Император предавался войнам и дипломатическим играм; да и самой ей довелось покомандовать армией в войне с поляками.

— Город помнит ее, — подтвердил отец Людвиг. — И помнит не просто как управительницу, а как именно покровительницу, как заботливую опекательницу. Вы знали, что практически вся ее вдовья доля[81] ушла на благоустроение Бамберга?.. Вот это были действительно дела благочестия и милосердия, истинного благотворения, а не так, как то принято среди знати сейчас, прости меня, Господи, за осуждение… И основные легенды Бамберга посему связаны именно с нею, с ее именем и ее бытием.

— Например?

— Например, о том, что одним крестным знамением святая Кунигунда остановила пожар, который начался в императорском жилище. Или вот этот собор, построенный ее благочестивым супругом — с ним тоже связана одна легенда… Каковая, правда, не вошла в признанное Церковью житие, а потому существует лишь в виде народного предания.

— И? — поторопил Курт, когда священник нерешительно замялся. — В чем же она заключается, если Церковь не стала вносить ее в утвержденный перечень деяний святой?

— Полагаю, все дело в том, что легенда эта зародилась слишком давно, — с извиняющейся улыбкой пояснил отец Людвиг. — Вся эта земля ведь не сразу стала христианской… Бамбергское епископство, как вы сами знаете, основал как раз Генрих Святой и уже отсюда нес веру Христову дальше. Языческие отголоски еще долго прослеживались даже в самых благочестивых притчах и сказаниях… Как и в той истории, о которой я упомянул.

— Я так понимаю, в этой легенде одним крестным знамением не обошлось? — предположил Курт, и священник неловко передернул плечами:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});