Трагедии - Еврипид

О мать моя! Царицею заснуть[264]

И встретить утро в рабской ризе — плата

Жестокая за прошлое... Иль бог

Какой-нибудь тебя, Гекуба, губит,

Что счастья ты познала тяжкий блеск.

(Исчезает. На сцене никого.)

Голос Гекубы

(из шатра) О девушки... выйти мне дайте!

60 Поднимите, троянки, рабыню,

Что когда-то звали царицей.

Вы берите меня, вы ведите меня,

Поднимайте за дряхлую руку.

На костыль опершись, попытаться хочу

Эту сень скорее оставить,

Пред дрожащей стопой

Подвигая опору.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Из шатра в сопровождении нескольких рабынь, которые ее поддерживают, выходит Гекуба, опираясь на высокий посох. Ее волосы густы и сплошь в серебряных нитях седины — они подрезаны. Одежда темная и бедная. В темных глазах проблескивают затаившиеся искры.

Гекуба О молнии Зевса! О мрачная ночь!

О, зачем среди теней твоих

70 Это виденье?

О царица Земля. Возвращаю тебе,

Сновидений мать чернокрылых,

Призрак ночи, твое исчадье...

Сына, который таится во Фракии, дочь Поликсену,

Милую дочь, ты в виденье, вселяющем ужас холодный,

Сердцу явила.

О боги земли, спасите мне сына.

Нашей ладьи якорь последний,

80 Он один под кровом отчего друга

В этой фракийской земле

Снеговершинной храним.

Новое что-то

Близится, точно песня, полная слез,

К сердцу, полному слез:

Так никогда оно не дрожало

Без перерыва от ужаса, сердце мое.

Если б, о девы, теперь нам

Гелена вечного, если б

Сон объяснила Кассандра.

Где она, где?

90 Видела: лань я пятнистую будто, к коленям прижавши,

Тщетно от волка спасаю — нет жалости в пасти кровавой.

А потом... а потом — новый ужас:

Над вершиной могильной

Встала тень Ахиллеса — она

Из троянок несчастных — одной

Для гроба просила...

О боги! Спасите мое,

Мое спасите дитя,

Вас молю я, мою Поликсену.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

На орхестру спускается хор из 15 троянских пленниц.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ ХОРА

Хор[265] На крылатых стопах мой покинут шатер:

Я украдкой к тебе, Гекуба,

100 От постылого ложа, где жребий меня

Оковал, далеко от Трои,[266]

Ахейца рабыню с злаченым копьем

И лова его добычу.

Но я бремени муки с тебя не сниму...

Мои вести — новое иго,

И сама я, царица, — зловещий герольд.

На собранье людном данаев,

Говорят, решено Ахиллесу твою

Дочь зарезать. Слыхала ль: горя

110 Кольчугой, он встал над гробом?

Это он и ладьи на волнах удержал, —

А у них уж ветрила вздувались тогда,

Напрягая канаты, — и царь возопил:

«О, куда ж вы, могилу мою

Обделив, куда ж вы, данаи?»

И волны сшибались в пучине вражды,

Где эллинов мысли двоились.

Одни копьеносцы кричали: «Дадим

Могиле девицу», другие:

«Не надо» — кричали. Меж них

И ложе был вещей вакханки твоей[267]

120 Почтивший — Атрид Агамемнон.

А против вздымались две ветви младых[268]

На древе Афины — две речи лились

И волей сливались единой.

Шумели герои, что надо венчать

Могилу свежею кровью;

Что стыдно для ложа Кассандры — копье

Ахилла унизить, шумели.

130 Но чаши весов колебались еще,

Пока сын Лаэрта, чей ум

Затейливей ткани узорной,

Чьи сладкие речи умеют сердца

Мужей уловлять, не вмешался.

И так говорил он, внушая мужам:

«Иль лучшему в сонмах Данайских

Рабыню убить пожалеем?

Смотрите, чтоб мертвый, царице представ

Аида, данайцев не назвал,

Собратий забывших, которых в Аид

Сослала любовь их к Элладе

140 С Троянской равнины».

Сейчас Одиссей, царица, придет...

Детеныша он от сосцов

Твоих оторвет материнских,

Вырвет из старой руки.

Иди к кораблям, иди к алтарям!