«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Феликс Кузнецов

Надеюсь, потерпите и не станете “выражаться” за невыполнение обещания.

Я-то от Вас терпел не мало, во всяком разе не меньше.

С друж. прив. М. Шолохов»10.

Однако, Шолохов не стал пересылать роман почтой, а в сентябре сам привез перепечатанный текст романа в Москву. Шолохов привез с собой в сентябре уже не только первую, как в июне, но — три части романа «Тихий Дон», причем первые две, как он и обещал Посвянскому, в «окончательной обработке» Как уже отмечалось ранее, на титульной странице рукописи первой части романа сделана запись синим карандашом: «Окончена переработка. 28.03.1927». Окончательная переработка первой части романа, судя по рукописи, была завершена 12 июля 1927 года, после чего первая часть была переписана Шолоховым уже набело.

На титульном листе второй части романа в рукописи — запись тем же синим карандашом и так же крупно: «Окончена переработка 31 июля 1927 года». 13 октября 1927 года В. М. Кудашев пишет В. Д. Ряховскому: «у меня сейчас живет Шолохов. Он написал очень значительную вещь». Но как эту «вещь» напечатать?..

В ожидании решения судьбы романа Шолохов принимает предложение Н. Тришина и исполняет обязанности редактора литературного отдела «Журнала крестьянской молодежи». Как вспоминает сотрудник журнала Н. Стальский: «...Шолохов ежедневно приходил в редакцию — большую светлую комнату на Воздвиженке, читал рукописи, сдавал материал в очередной номер, беседовал с авторами, с художниками, участвовал в совещаниях, обсуждал номера, обдумывал очередные и т. д. Словом, трудился вместе со всеми»11.

Главный редактор «Журнала крестьянской молодежи» Николай Тришин пытался заполучить Шолохова в качестве штатного сотрудника редакции, начиная с 1926 года. Тогда Шолохов отказался и уехал на Дон писать роман.

В июне 1927 года, приехав на время в Москву, хлопоча за свой роман, Шолохов согласился временно заведовать литературным отделом журнала. А осенью 1927 года Шолохов принимает решение пойти работать в штат редакции журнала уже на более продолжительное время.

13 октября 1927 г. Шолохов пишет жене:

«...решаю поставить тебя в известность о делах не малых. Прежде всего: сегодня я утвержден отделом печати ЦК ВКП(б) на должность зав[едующего] лит[ературно]-худож[ественным] отделом ЖКМ. Тришин сам ходил туда, он часа четыре назад звонил мне по телефону и рассказал, что против моей кандидатуры не только не возражали, но приняли весьма благосклонно. Оказывается, знают нас там, к нашей радости. Колька 1,5 м[еся]ца никого не пускал на сию должность, ждал меня и дождался. Он уже получил из отдела печати на меня путевку, т. е. предложение о зачислении. Отец все вздыхал: “Езжай, хлопочи, а то не успеешь”. Нет, как видно, если нужен человек, то всегда успеешь. Хлопотать я не хлопотал, пришли и предложили, я взял и согласился. Толечко и всего. Теперь о материальной стороне: оклад 125—150 в месяц, разумеется + 50 обязательных приработка. Итого 200, или около.

Зачислен с 15 с/м (сего месяца. — Ф. К.). Послезавтра приступаю»12.

Видимо, Шолохов первоначально предполагал надолго остаться в Москве.

Однако уже 20 октября, неделю спустя, Шолохов в письме жене делится своими огорчениями и четко определяет сроки своего пребывания в столице. Огорчения связаны с тем, что он не может продолжать работу над романом:

«Сегодня я первый день провел на службе. Сейчас только что вернулся с трудового дня и сел тебе черкнуть о всем понемножку. Прежде всего о службе... В штаты зачислен я с 15 с/м., а работаю сегодня лишь. Сегодня получили выписку из постановления коллегии отдела печати ЦК, в которой черным по белому напечатано:

Слушали:

Предложение т. Стальского о

назначении т. Шолохова зав.

лит.-худ. отд. ЖКМ

Постановили:

Назначить т. Шолохова зав. лит.-худ. отд. и предложить редколлегии Крест[ьянской] газеты зачислить его в штат постоянных сотрудников.

Итак, поздравьте! Приступил уже к возложенным на меня обязанностям. Причем интересно то, что мою кандидатуру особенно горячо поддержал т. Ханин — зав[едующий] отделом печати ЦК ВЛКСМ. Он, оказывается, знает меня по моему творчеству.

А я, Маруся, признаться, и доволен, и... недоволен. Да, моя милая женка, так это. И недоволен работой, за которую иные все бы отдали (и которую не я просил, а мне предложили) не потому, что я излентяйничался, а потому, что чувствую, что сил не хватит делать сразу два больших дела — писать роман и ежедневно в течение 7 ч[асов] делать адскую работу, смотреть всякую чушь, которую сотнями шлют со всех концов Союза. Например, сегодня: я просмотрел около 20 рассказов и более 60 стихов, а сейчас вот сижу, обалдевший и нет и крохотной капли творческой потенции; писать уж сегодня я не в состоянии <...>

Я, знаешь ли, сразу подумал и, ей-богу, чуть не отказался, скрепясь, решил проработать зиму, а там видно будет»13.

И, действительно, зиму 1927—1928 гг., вплоть до мая, Шолохову пришлось провести, в основном, в Москве, соединяя заведование литературным отделом в «Журнале крестьянской молодежи» с работой над романом «Тихий Дон» и пробиванием его в печать.

Публикация романа в «Московском рабочем» затягивалась. Причину этого объяснил в своих воспоминаниях бывший сотрудник «Юношеского сектора» издательства «Новая Москва» А. М. Стасевич. Он писал:

«В конце 1927 года рукопись первых частей романа “Тихий Дон” поступила в редакцию. Но тут произошло затруднение. Юношеский сектор издательства “Московский рабочий” было решено вместе с его редакционным портфелем передать в издательство ЦК ВЛКСМ “Молодая гвардия”. При разделении возрастной тематики изданий, несмотря на то, что рукопись романа “Тихий Дон” уже поступила в издательство, согласно заключенному договору, и к ее рецензированию приступили, новое руководство <...> категорически стало возражать против оставления ее в своем редакционном портфеле. Что оставалось нам делать? Пришло на память внимательное отношение к молодому писателю со стороны А. С. Серафимовича при издании сборника “Донские рассказы”...

После просмотра рукописи А. С. Серафимович дал заключение издательству: “...немедленно печатать роман без всяких сокращений”»14.

А. М. Стасевич спрашивает: «Что оставалось нам делать?». Но кому — «нам»? Кто обращался к Серафимовичу с просьбой помочь в решении судьбы романа талантливого молодого писателя?

Конечно же, сотрудники юношеского сектора издательства «Новая Москва», влившегося в «Московский рабочий», — Посвянский, Стасевич. Роман поддержали и работники издательства «Московский рабочий», в которое влилась редакция издательства «Новая Москва». Это, прежде всего, Е. Г. Левицкая, сразу же оценившая масштаб дарования молодого автора и ставшая редактором романа, а также заведующая сектором художественной литературы А. Грудская, которая и передала роман Шолохова для первоначального чтения Е. Г. Левицкой (об этом — позже).

Воодушевленный поддержкой, Шолохов пишет жене 13 октября 1927 года:

«Милая моя жененка!

Военное счастье мне пока сопутствует! Сейчас кончил править третью часть <...>

О романе: сдал “Моск[овскому] раб[очему]” вчера 2 части, завтра отнесу 3-ю, ответ к 22 с/м (сего месяца. — Ф. К.) платят сейчас не 120 и не 130, а... 200—250 за лист. В том случае если возьмут, а я малешко надеюсь на это, 8—10 тысяч. Причем 1000 сейчас, а остальные не позже марта. Так примерно мы обусловили договорные условия. Но роман это вопрос 22-го числа, тогда о нем подробно, а сейчас что же ощупью. <...>

Нынче 2-й экземпляр отнес Серафимовичу, очень любезно принял, побалакали часа полтора. Он мне поможет. Замечательно милый человек; искренний такой, отзывчивый, внимательный.

Мой роман произвел в литературных кругах шумиху, шепчутся, просят читать, есть предложения печатать отрывки. Сдам в альманах 1 часть, лишние 500 р. к январю годятся. Вот, Маруська, какой размах и какие перспективы. Держись»15.

Нет сомнения, что такая уверенность молодого писателя в завтрашнем дне и в судьбе своего романа определялась тем именно, что второй экземпляр рукописи первых двух частей своего романа, сданных в «Московский рабочий», он, в соответствии с просьбой Посвянского и Стасевича, отнес Серафимовичу, с которым имел полуторачасовую беседу.

Неделю спустя, 20 октября, Шолохов пишет жене:

«... с романом вот как обстоит. Печатать будут, рвут его с руками. Читали на рабочем собрании и вот впечатление: член Редсовета изд[атель]ства, Маркович передал мне следующее: он взял все 3 части, собрал ребят из рабкоров и решили почитать с 7 до 10, а потом обсудить вещь. Начали читать, просидели до 3 ночи, причем — характерная мелочь — мать одного парня, старуха сидела до конца и все просила читать дальше. Один из парней остался у Марковича ночевать..., лег он, а Маркович еще дочитывал один уже 3-ю часть. И вот первым вопросом парня, когда он проснулся: “А что же дальше?” Понимаешь? Этот же Маркович говорит, что “Тихий Дон” — вторая вещь по занимательности и красоте за его издательскую практику (первой он назвал повесть одного молодого автора — моряка подводника “На глубине 220 метров”), но моя вещь гораздо сильнее и по значению, и по диапазону. Он говорит, что появление ее в печати будет событием... <...>