Тамбовский волк - Виктор Юнак

— Не серчай, Дашутка! Люблю я тебя, вот те крест, люблю.

Она заглянула в его глаза и взгляды их встретились. Казалось, время остановилось для влюблённых. Губы их начали сближаться. Но в последний момент Дарья опомнилась.

— Отвернись, Никитка! Дай мне выйти и одеться. Не позорь меня.

Никита опустил голову и послушно отвернулся. Дарья направилась к берегу. И тут тишину леса прорезали выстрелы. Залпом — один, второй, третий. Затем застрочил пулемёт. Дарья ещё не успела дойти до берега. Остановилась, оглянулась назад.

— Стреляют, Никита.

А тот уже и сам это слышал. Рысью рванулся он к берегу.

— Засиделся я тут с вами. А там батяня, небось, меня обыскался. Снова порку устроит.

Они оба вышли на берег и стали одеваться.

— Извини, Дашутка, бежать мне надо, — быстро одевшись и схватив обрез, Никита помчался к лесу, перепрыгивая через кусты.

— Береги себя, Никитка! — закричала ему вслед Дарья, отжимая волосы и заплетая косу.

Красная кавалерийская бригада и часть особого назначения из самого Тамбова гонялись по лесам в поисках остатков антоновских войск (или банд, как их называли официальные власти) с целью окончательного их разгрома. Тамбовскую ЧОН возглавлял лично заместитель председателя губисполкома Захар Устинович Подберёзкин. Его отряд отличался особой дисциплиной и жестокостью. Да и красноармейцы, которым надоели постоянные лихие вылазки антоновцев, тоже были полны решимости разделаться с ними. Потому и была дана им в придачу тачанка. Пусть в лесу это и не совсем удобно, зато, когда выманят бандитов в поле, тачанка будет в самый раз.

Впрочем, совсем врасплох застать антоновцев красным не удалось. Свой лагерь повстанцы охраняли денно и нощно. Первые дозоры стояли чуть ли не в версте от самого лагеря. Вот и сейчас дозорные увидели конницу противника загодя. Однако хитрость состояла в том, что чоновцы пробирались к лагерю совсем с другой стороны и их никто загодя не увидел. Не иначе, как кто-то из антоновцев предал своих и рассказал о местоположении лагеря. Вот и оказались они в окружении. Главной целью чоновцев было — выдавить повстанцев из леса на голое место. А там с ними расправиться будет просто, ведь у красного отряда было большое численное преимущество.

Никита подоспел, кажется, вовремя. Ещё издали углядел он седую голову отца. Хотел было уже его окликнуть, но заметил, как один из красноармейцев взял Устина на мушку. Подберёзкин же как раз и не видел этого, он смотрел в другую сторону. Тут же, навскидку, практически не целясь, Никита приподнял обрез и нажал на спусковой крючок. Выстрел — и красный конник упал с коня замертво. Устин глянул сначала на упавшего, затем оглянулся на того, кто его спас.

— Это я, батяня, — смущённо произнёс Никита, подбегая к отцу совсем близко.

— Где тебя леший носит, Никитка. Оборался тебя. Уж думал, подстрелили антихристы.

— Ну да! — хмыкнул Никита. — Меня за просто так не возьмёшь.

И тут оба заметили, как на них несётся несколько всадников сразу. Отец с сыном выстрелили одновременно: один попал в коня, который, упав, придавил собою седока, другой — во всадника.

— Уходим отсюда! — Устин ещё раз выстрелил и побежал в сторону от этого места.

Красным удалось главное — выманить антоновцев из леса. Да и раздробили их на несколько небольших групп. Об общем командовании антоновцев и, соответственно, о какой-то определённой единой тактике речи уже и быть не могло. Каждая группа отбивалась, как могла, сама. В плен никто не сдавался: это было бесполезно, ибо антоновцы прекрасно знали, что ничего, кроме пыток и издевательств, а затем и казни, их не ожидает. На это было специальное распоряжение спецкомиссара Антонова-Овсеенко. Поэтому и дрались антоновцы, как одержимые, не на жизнь, а на смерть.

Бой длился уже час. Потери с обеих сторон были немалые. И всё же выучка и численное превосходство красноармейцев делали своё дело — силы повстанцев таяли всё быстрее. Вот Устин заметил, как человек пять из его отряда вскочили на коней, отбитых у красных, и направились в сторону леса.

— Правильно, Антон! — кивнул головой Подберёзкин. — Шурке Антонову силы ещё нужны будут. Уходи-ка и ты в лес, Никитка.

— Только с тобой, отец!

— Не спорь! — прикрикнул на сына Устин. — Говорю, уходи, значит, уходи. А я останусь. Знать, время моё подошло, и богу то угодно. Иди, сынок! — Устин повернулся к сыну, перекрестил его и тут же, взяв обрез в правую руку, вскочил, собираясь перебежать в другое место, к кустам крушины.

Но в этот момент Никита увидел, как навстречу несётся с поднятой шашкой в руке чоновец в чёрной кожаной куртке и такой же фуражке с красной звездой. За ним ещё один.

— Батяня, берегись! — крикнул Никита, щёлкая затвором обреза.

Но Устин и сам уже всё видел и успел выстрелить. Первый всадник упал, но второй так же стремительно приближался. Устин хотел было передёрнуть затвор, но его заело. Поняв это, Никита приставил к плечу свой обрез. И тут он почувствовал, что лицо приближавшегося всадника ему весьма знакомо. Это же был его старший брат.

— Захар! — заорал Никита, стараясь перекричать шум боя. — Батяня, это же Захарка!

Но Захар, раскрасневшийся от жары и боя, никаких лиц перед собой не видел, и не собирался различать: для него все, кто скрывался в лесах, были бандитами и врагами советской власти, которых необходимо было безжалостно уничтожать. Не слышал окрика Никиты и сам Устин, всё ещё пытавшийся справиться со своим обрезом. А Захар был всё ближе. Наконец, Устину удалось передёрнуть затвор. Но было уже поздно.

— Захар, не смей! Это же наш отец! — закричал не своим голосом Никита.

Но именно в этот момент Захар махнул шашкой и голова Устина раскололась надвое от сильного удара.

— Заха-ар! Ты кого уби-ил! — Никита выстрелил вслед брату, промахнулся, передёрнул затвор, снова выстрелил.

Кто-то выстрелил и в самого Никиту. Из плеча пошла кровь. Но он даже не заметил этого. Он упал рядом с мёртвым отцом, обнял его и, уткнувшись в его грудь, зарыдал.

113

В рядах отряда Ивана Антипова уже несколько месяцев шли разброд и шатания. Обстановка изменилась. И на фронте (красные добились решающего преимущества), и в деревне (продразвёрстку отменили, мужику дали возможность торговать излишками), а значит, пропал главный стимул восстания, главная цель становилась расплывчатой. И, к тому же, лозунг Союза Трудового крестьянства: "В борьбе обретёшь ты право своё!" — по сути дела оказался выполненным. Именно борьбой с Советами всего этого повстанцы и добились.

Антипов уже давно стал замечать, что ряды его отряда потихоньку тают. Причём, тают не после боевых столкновений, а в короткие минуты отдыха от боев и преследований. Значит, мужики потихоньку бегут, дезертируют. Антипов понял, что и ему помирать пока не резон. Ещё детей нужно крепко на ноги поставить. Вот и принял он решение идти в Инжавино с повинной. И своё решение вынес на суд мужиков из своего отряда. Для себя он решение уже принял, а что касается остальных, пусть решают все вместе. Неволить никого не будет.

— И то правда, — спорили между собой мужики. — Може и хватит воевать. За что? Большевики, вона, развёрстку налогом заменили.

— В моих Курдюках, весточку мне прислали, цельную неделю почти сотня красных работала на пятнадцати лошадях и трёх самокосках, помогали урожай собирать.

— Да и в Пересыпкино моём красноармейский отряд хлеб убирал, да землю пахал и засеял озимые.

— Неужто не понимаете, что всё это — пыль в глаза. Большевикам ведь что сейчас нужно? Мужика на свою сторону завоевать, да нас с вами, партизан, объегорить. Мол, хватит воевать, видите же, мы уже за крестьян. Но стоит нам прекратить сопротивление, и всё вернётся на круги своя.

— Може ты и прав, Данила, да уж больно война эта опостылела.

— Правильно Иван предложил. Идти нужно с повинной к властям. Авось не накажут. Авось помилуют.

— Всё бы вам на авось надеяться. Тьфу! — сплюнул Данила. — Не верю я Ленину. И буду с нашим Степанычем до последнего.

— И я с тобой, Данила, — подошёл к нему бородатый, со взъерошенными волосами повстанец.

— Кто ещё с нами?

Возникла пауза, во время которой каждый для себя решал, с кем ему оставаться. К удивлению, спор происходил довольно мирно, никто даже и не думал хвататься за оружие или за грудки. Возможно, потому, что практически все были из одного района и потому знали не только друг друга, но и их семьи.

Так и разошлись они: кто остался у антоновцев и присоединился к Подберёзкину, кто же, вскочив на коней, подался вслед за Антиповым в село Инжавино сдаваться Советам.

Увидев приближающийся отряд антоновцев, инжавинцы перепугались. Они явно не ожидали появления партизан. Председатель местного исполкома едва успел скомандовать тревогу. Отряд самообороны и находившиеся в селе малочисленные красноармейцы в самый последний момент заняли боевые позиции.