Миля над землей - Лиз Томфорд

от себя, – добавляю я, осознавая это.

Я смотрю на него и понимаю, что он это знал. Его губы приподнимаются в грустной улыбке.

– Я бросил ее, чтобы она не могла бросить меня, – у меня вырывается недоверчивый вздох. – Черт возьми, что со мной не так?

– С тобой все в порядке, Зи.

– Нет, не в порядке! – в отчаянии кричу я. – Я был настолько уверен, что она порвет со мной после того, как увидит все это дерьмо обо мне в интернете, что сделал это раньше, чем она. – Я закрываю лицо руками. – Я думал, она бросит меня, как и все остальные.

На прошлой неделе у меня было три чертовых сеанса с Эдди, и он не смог объяснить мне, что я делаю. Потребовался ночной разговор с лучшим другом и немного теплого виски, чтобы понять, что это – последствия отношений с моей матерью.

– Стиви любила тебя, даже когда ты пытался показать ей свои худшие черты. Но как же твои лучшие черты? Кто ты на самом деле? Ты должен верить, что она любит тебя достаточно сильно, чтобы остаться рядом.

– Она не любит меня, – быстро отмахиваюсь я, качая головой.

– Чушь собачья, – снисходительно смеется Мэддисон.

– Она не любит.

– Зи.

Я пытаюсь поднять глаза, но мне трудно установить зрительный контакт. Мэддисон не понимает и, к счастью, никогда не поймет этого. У него есть любовь его семьи, и у него есть родная душа. Он никогда не был лишен этого, чтобы понять образ мыслей, который мне пришлось создать для себя, просто чтобы выжить.

Меня никто никогда не любил. Не любил и не полюбит, поэтому я должен был любить сам себя достаточно сильно, чтобы это компенсировать. Он уговаривает меня доверить кому-то другому взять на себя эту ответственность. Это слишком сложная задача.

Я слышал, что сказала Стиви, когда я на прошлой неделе уходил из ее дома, но, честно говоря, я подумал, что это была тактика, чтобы заставить меня остаться или вернуть все назад. Моя собственная мать не смогла полюбить меня. Как я мог ожидать, что это сможет кто-то другой?

– Зи, – повторяет Мэддисон. – Мои дети любят тебя. Моя семья любит тебя, и ты веришь в это. Так почему, черт возьми, ты не можешь поверить, что Стиви тоже любит тебя?

Я молчу, меня переполняет слишком много эмоций, воспоминаний, неуверенности, не позволяя словам вырваться наружу. Мысль о любви меня пугает, и я провел всю свою взрослую жизнь, убеждая себя, что она мне не нужна. Что я могу любить сам себя достаточно сильно, чтобы не искать этого в других, но, с тех пор как рядом не стало Стиви, эта хрупкая вера быстро начала рушиться.

– Ты любишь так сильно, но тебе стоит поверить, что тебя любят.

Черт подери.

– Поверь моему опыту, – продолжает Мэддисон. – Все это, – он обводит рукой гостиничный номер, – слава, деньги, поклонники, все это ничего не стоит, если она не является частью этого.

Я киваю в знак согласия, но понятия не имею, как это исправить. Я не знаю, как я мог мечтать о том, чтобы наладить отношения со Стиви, когда мне нужно исправить так много из прошлого, которое преследует и держит меня.

– Она все равно не может справиться с этим дерьмом в прессе. Она держалась подальше от этого с Райаном, и тут появился я. – Я качаю головой, вспоминая, почему я все прекратил, почему дал ей уйти. – Она не заслуживает той ненависти, которую получает, будучи связанной со мной.

Мэддисон закатывает глаза.

– Почему бы тебе не позволить ей самой решать, с чем она может справиться, а с чем нет?

Я прищуриваюсь, ощущая, как спадает тяжелое напряжение.

– Ты проводишь слишком много времени со своей женой, становишься мудрее и все такое прочее.

– Я кое-чему научился за эти годы, – смеется он.

– Скажи что-нибудь связанное с хоккеем на случай, если кто-нибудь увидит, как ты выходишь из моей комнаты, чтобы мы могли сказать, что мы не просто рыдали и пили виски.

– Это даст им несколько заголовков, да? – Мэддисон встает с дивана. – Возьмем себя в руки и победим в четверг. А потом поедем домой и выиграем серию из пяти матчей в Чикаго. А потом выиграем чертов Кубок Стэнли.

Я встаю рядом с ним, вкладываю свою руку в его, закидываю другую ему за спину и стучу кулаком в плечо.

– Договорились.

– Зи, ты самый лучший парень и заслуживаешь самого лучшего, но ты должен принимать это лучшее, когда оно приходит в твою жизнь.

Я киваю головой, соглашаясь, но все еще пытаясь убедить себя.

– Я люблю Эдди, но, черт возьми, уволь его и назначь мне гонорар! – негромко смеется Мэддисон в коридоре, направляясь обратно в свою комнату.

Впервые за несколько дней я смеюсь. Я улыбаюсь. В голове у меня прояснилось.

Но когда я ложусь в постель, окруженный тьмой, я подтягиваю к себе пару подушек, нуждаясь в том, чтобы обнять кого-нибудь, и продолжаю грустить. Это что-то, но это не она, и моя мышечная память каждую ночь скучает по ощущению ее в моих объятиях.

Тревога пробегает по каждому нерву в моем теле, проникает в кончик каждого пальца, не подпуская отдыха. В легких не хватает воздуха, а когда я пытаюсь сглотнуть, у меня перехватывает горло от обрушившегося на меня осознания.

Что делать, если наконец понимаешь, что тебе нужна любовь, но у тебя ее нет?

45. Стиви

Папин рейс вылетел пару часов назад, и я уже по нему скучаю. Но после нескольких дней вдали от Чикаго и Зандерса, хотя я и знаю, что он находится в одном со мной городе, туман в моей голове начал рассеиваться. Здравомыслие начало брать верх, и на данный момент единственное, что заставляет меня двигаться вперед, – это всепоглощающая решимость научиться в первую очередь думать о себе.

Пусть Зандерс так и не выбрал меня, но с этого момента я сама себя выбираю.

Поскольку вариант счастья, о котором я мечтала, тот, в котором Зандерс снова будет в моей жизни, исключен, я собираюсь выбрать следующий, самый лучший вариант. И это – жизнь вдали от него, в которой я смогу выходить из своей квартиры и не видеть его. В которой я смогу пойти в парк для выгула собак и не задаваться вопросом, не замечу ли я Рози. В которой я смогу работать в самолете без того, чтобы он был одним из моих пассажиров.

Возможно, это не самая счастливая для меня жизнь, но она будет достаточно счастливой, и непреодолимая потребность почувствовать хоть искру радости – единственное, что движет моими решениями.

Когда подходят к концу последние секунды четвертой игры в Сиэтле, я хочу поболеть за команду вместе с Инди в самолете, но, хотя я действительно рада за Зандерса, мое измученное тело