Хранитель мечты - Пенелопа Уильямсон

Только тогда она побежала назад, в замок. Она пронеслась по двору стрелой, бегом взбежала по крутой лестнице на насыпной холм и так же стремительно пересекла главную залу. Прыгая через две ступеньки за раз, она одолела лестницу, ведущую на самый верх башни.

Здесь, под остроконечной кровлей из дубовой черепицы, лепился круговой балкончик, на котором едва мог уместиться человек. Оттуда была видна дорога там, где она снова появлялась из-под сводов леса. Крохотное пятнышко двигалось по ней — черное пятнышко, быстро исчезающее из виду, вплавляющееся в линию горизонта. Арианна не отрывала от него взгляда до тех пор, пока оно не исчезло совсем.

Она отвернулась от опустевшей дороги, привалившись к краям черепиц с такой силой, что они впились в спину. Она не заметила, как осела на грубые жерди балкона. Глаза жгло, и она потерлась ими о колени, подтянутые к подбородку.

«Почему я не сказала ему? — думала она. — Почему не сказала, что люблю его?»

Но она промолчала, а теперь Рейна не было рядом.

Глава 20

— Миледи, видели бы вы, что творится внизу! — Эдит буквально ворвалась в хозяйскую спальню, и вместе с ней снаружи ворвался разноголосый крик и смех. Горничная успела выпить достаточно крепкого рождественского эля, чтобы ее рябое лицо запылало, как факел.

Арианна сидела на стуле перед тлеющей жаровней и расчесывала волосы, вернее, не столько расчесывала, сколько водила пальцем взад-вперед по зубцам расчески из слоновой кости, извлекая из нее унылой ноющий скрип. Выслушав восторги Эдит, она натянуто улыбнулась и из чистой вежливости спросила:

— И что же там творится?

— «Король дураков» приказал Берте перечислить ее любовников. Перед всеми, подумайте-ка! Чего только не придумают, помилуй их Господи! Вы уж поверьте, миледи, после этого не один женатик будет извиваться перед своей благоверной, как уж на сковородке!

Эдит захихикала. Арианна расплакалась.

— Миледи! Что-нибудь случилось? Почему вы плачете?

— Я не плачу! — запротестовала Арианна. — Я никогда не плачу. Ох, наказание Божье!

Она отшвырнула расческу и спрятала лицо в ладони, захлебываясь от рыданий.

— Полно, полно, миледи. — Эдит ласково потрепала ее по плечу. — Это ваше положение. Беременные женщины то и дело плачут без всякой причины.

— Ну да... конечно.

«Нет, это потому, что Рейн так далеко отсюда, — подумала Арианна. — Господи, как же мне его недостает!»

Это ощущалось, как непрестанная ноющая боль в груди, — потребность видеть его ежеминутно, потребность прикасаться к нему. Боль сидела крепко, не исчезая ни на секунду, и казалось, что внутри кровоточит незаживающая рана.

Поразмыслив, Эдит плотно прикрыла дверь и тем самым отрезала отблески пылающего камина, запах эля и клубы чада — все то, что поднималось снизу, из главной залы Руддлана. Все обитатели замка сегодня явились сюда, каждый неся полотенце и кружку, чтобы принять участие в пире, который хозяйка давала на Рождество.

Поначалу Арианну взволновала и захватила подготовка к празднеству. Это позволило ей хоть чем-то заняться, временно забыться и перестать изводить себя тревогой за Рейна. Она отправила в лес толпу слуг, которые вернулись с целыми охапками остролиста. Главная зала была так густо убрана длинными висячими плетьми плюща и остролиста, а также ветвями лавра, что превратилась в кусочек лета, когда-то плененный и заточенный теперь внутри башни Руддлана. Двенадцать дней горело в камине святочное полено, такое громадное, что понадобилось двадцать крепких работников, чтобы принести его. Арианна упросила повариху приготовить все до единого традиционные рождественские угощения: имбирные пряники в виде куколок, сладкую пшеничную кашу с корицей, пироги с требухой, наливку из груш. И конечно, как коронный номер празднества, за мешочек мелких монет и бочонок вина были приглашены странствующие лицедеи, которые согласились погостить в замке и разыграть пантомиму о том, как был рожден в стойле младенец Иисус.

Найти боб, запеченный в рождественском хлебе, посчастливилось Ральфу, замковому пастуху, который и был провозглашен «королем всех дураков» и торжественно коронован. С этой минуты каждый обязан был выполнять его желания. Первым приказом новоиспеченного монарха было: пусть леди Арианна станцует джигу на столе и споет что-нибудь позабористее. Благодаря своим братьям Арианна знала достаточно песенок, от которых могли завянуть уши. Она выбрала одну из них, способную повеселить толпу, но недостаточно вызывающую, чтобы у разбитого подагрой капеллана отказало его старое сердце. Однако вскоре после этого Арианна сказалась усталой и покинула шумное сборище.

Она была уверена, что собравшиеся припишут ее внезапный уход положению, в котором она находилась, и в данном случае это было очень кстати. Она не могла вынести перезвона полуночных колоколов, звуков веселых колядок и уж тем более вида парочек, разгоряченных вином и целующихся прямо во время танцев...

Между тем Эдит подняла расческу и начала приводить в порядок волосы Арианны, перепутавшиеся из-за сложной прически.

— Ну и наслушалась я сегодня похвал вашей красоте, миледи! Беременность вам к лицу.

У Арианны вырвалось фырканье, не слишком подобающее хорошо воспитанной леди. Она подняла красивое зеркальце в обрамлении из слоновой кости, которое Рейн купил ей в тот день, когда они вместе бродили по рынку, и с раздражением уставилась на свое отражение. Арианна подумала: если муж вот прямо сейчас въедет во двор замка, она выйдет встретить его с торчащим животом, пятнистой кожей и отвратительным прыщом в самой середине лба.

Ребенок толкнулся, и Арианна поморщилась. Считалось, что чем чаще и сильнее дитя толкается в материнском чреве тем более вероятно, что это мальчик. Если так, то в ее чреве рос будущий рыцарь, которому предстояло стать таким же абсолютным победителем турниров, как и его отец. Во всяком случае, он лупил ее изнутри днем и ночью.

Арианна вздохнула. Она и в самом деле чувствовала себя усталой, однако не надеялась заснуть, оказавшись в постели. Взгляд сам собой скользнул по резной платформе с пологом из тяжелой зеленой ткани, занимающей чуть ли не всю комнату. Супружеское ложе было пустым без Рейна.

Она плотнее закуталась в халат, подбитый мягким беличьим мехом, и бессознательно придвинулась поближе к жаровне. Ей хотелось тепла, хотя холода она не ощущала. Просто в это время, в часы перед отходом ко сну, она чаще всего вспоминала последнюю ночь, которую она и Рейн провели вместе.

Они любили друг друга снова и снова, пока не уснули, оба до предела опустошенные. Он так и оставался внутри нее, и объятие было настолько тесным, что, казалось, не было ни частички кожи, которая бы не соприкасалась с кожей другого. И все же... все же ни разу за долгие часы, отданные физической любви, они не коснулись друг друга душой. Арианна ждала, ждала ночь напролет, что Рейн скажет что-нибудь особенное, что-нибудь очень ласковое, чего он не говорил ни разу, но он молчал, и потому сама она тоже оставила при себе все, что хотела бы высказать. Теперь же она спрашивала себя: что он думал, что чувствовал, когда прижимал ее к себе и целовал так исступленно? Что было в его душе, когда тело его сливалось с ее телом?