Бородинское поле - Иван Шевцов

Перес люто ненавидит коммунистов, какой бы национальности они ни были: американские, русские или вьетнамские. Все они одинаковы.

А что думает Виктор о коммунистах? Они для него враги, коль он с ними воюет. Какие они вблизи, он никогда не видел.

Однажды, когда он еще учился в колледже, Виктор попросил сестру Наташу рассказать о своем отце. "Зачем тебе? Он мертв. Зачем его беспокоить?" - резко и недружелюбно ответила ему Наташа. Но Виктор проявлял настойчивость: "Он был советский офицер?" "Он был храбрый офицер, он сражался с фашистами", - ответила Наташа, и в ее словах и во взгляде Виктор почувствовал нежность. "Он был коммунист?" - спросил тогда Виктор. "Да, коммунист. Он был честный человек, не любил несправедливости, лицемерия, фальши, лжи". Потом она сказала: "Надеюсь, ты маму не спрашивал о моем отце?" - "Нет". - "Вот и молодец, ты умница, Вик". Это он запомнил. Но с отцом своим все же как-то завел разговор о коммунистах. Он спросил Оскара: "Папа, а коммунисты всегда плохие?" - "В принципе - да, плохие. А вообще-то бывают разные. Я знал по концлагерю двух коммунистов: итальянца и француза. Они неплохие джентльмены". - "Они и сейчас… живы?" - "Да, они, коммунисты, работают в своих партиях. Я повторяю, Виктор, коммунисты бывают разные".

Теперь, вспоминая тот давний разговор, Виктор подумал: "А какие они, коммунисты Вьетнама, - плохие или хорошие? За что, собственно, они должны нас убивать, что мы им сделали?" Подумал - и осекся. Как что? А бомбы? Шариковые бомбы на беззащитных людей, бомбы-"игрушки" для детей. Смерть, смерть, смерть. Это была неприятная мысль, от нее хотелось поскорее отмахнуться. "Мы выполняли приказ командования. Пусть отвечает генерал Абрамс вместе с президентом". Но, к сожалению, по вьетнамской земле, по этим дьявольским джунглям, шагают не Абрамс с президентом, а Раймон с Куни, уходят все дальше и дальше от того района, где они посеяли смерть, уходят от своих жертв, спасаясь от возмездия. А оно неминуемо и неотвратимо. Виктор в этом не сомневается.

2

Под вечер, непривычные к подобным путешествиям, уставшие до такой степени, что, кажется, не в состоянии сделать и сотни шагов, они вышли из густого леса на опушку, от которой начиналась большая поляна, мелкий кустарник на ней и редкие широколистые пальмы. И первое, что им бросилось в глаза, - среди пальм, на краю поляны, характерная кровля пагоды. Это было первое строение, оказавшееся на их пути. Людей, потерпевших кораблекрушение, радует наконец появившийся берег. Для Раймона и Куни таким берегом была изогнутая крыша буддийского храма. Но она не радовала, а настораживала, тревожила и пугала. Там могли быть люди, а они опасались расплаты за содеянное зло.

От опушки в сторону пагоды тянулась бамбуковая изгородь. Прячась за кустами минут десять, они всматривались в сторону строения, ловя каждый звук и шорох. Но не было ничего, что бы говорило о присутствии поблизости людей. И тогда они, с трудом переставляя отекшие ноги, сутуло и беспечно побрели вдоль изгороди. Виктор шагал впереди, ступая медленно и тяжело, понуро глядя перед собой и не поворачивая головы. Куни трусил рысцой в пяти шагах от своего командира, воровато оглядываясь по сторонам.

Пагода оказалась полуразрушенной. Ее кровля каким-то чудом держалась на деревянных, причудливой резьбы колоннах. Тонкий орнамент колонн был сильно поврежден осколками бомб. Кирпичный пол завален мусором обвалившегося угла потолка, старыми циновками и битым оконным стеклом. Посредине храма лежала разбитая статуя Будды. Виктор поднял с пола две циновки, оттащил в дальний темный угол и устало опустился на них. Думать ни о чем не хотелось, ему вообще не хотелось ничего. Полнейшая апатия и безразличие. Пусть приходят партизаны и забирают его, пусть делают, что хотят, но сам он не в состоянии встать.

Куни, стоя посредине храма, оценивающе осмотрел пол, стены, потолок, пнул ногой статую Будды, сказал:

- Видно, наши парни неплохо поработали.

В ответ Виктор недовольно поморщился, и тогда Куни шепнул ему:

- Пойду на разведку, - и удалился в проем стены.

А он двужильный, этот Дэви Куни. Хоть и ростом мал. Вот ведь шли вместе, Виктор смертельно умаялся, а он нашел в себе силы еще пойти осмотреться. Возвратился скоро с охапкой пальмовых веток. Бросил рядом с Виктором на кирпичный пол, принес еще циновки, сделал из них подобие подушек и молча лег на спину, распластав руки и ноги.

- Ну что там? - устало спросил после долгого молчания Виктор.

- Деревня, - ответил Куки, глядя в зияющую пробоину потолка. - Была деревня. Похоже, что наши накрыли напалмом. - Куни ожидал, что Виктор продолжит разговор, но тот молчал, закрыв глаза. И тогда Куни спросил: - Ночевать будем здесь?

- Да.

- Ты спишь, Виктор?

- Нет.

- В таком случае я буду спать, а ты бодрствуй. Хорошо?

Виктор промолчал: от усталости тяжело было говорить. Да и какое это имеет значение - будет он или не будет спать. Если сюда придут партизаны - один черт, спишь или бодрствуешь.

- Я имею нехорошую привычку храпеть, - опять заговорил Куни. - Иногда. Когда лежу на спине. Так ты меня толкни, и я повернусь. Понимаешь, повернусь не просыпаясь.

Куни лег на бок и сразу же уснул. А к Виктору сон не приходил. И думы никакие не одолевали, так, скользили в усталой голове какие-то разрозненные мысли без всякой связи, а сна не было. Стемнело быстро, как-то сразу, и в потолочном проеме зажглась яркая одинокая звезда. "Почему только одна? - подумалось Виктору. - Чья она - моя или Куни? Или одна на двоих?" Потом появились новые звезды, не похожие на ту, единственно неподвижную. Эти звезды, как искорки, двигались внутри пагоды, перемещались из угла в угол, падали на пол и поднимались высоко к потолку. Виктор догадался: это светлячки. И было что-то таинственное в их звездном хороводе, нежное и благостное.

Где-то невдалеке запела ночная птица, и тут же ей отозвалась другая. Голоса их были громкими и пронзительными. Затрещали цикады, монотонно и длинно, с усердном. Потом квакали лягушки, слишком громко, раздражающе. "Очевидно, те, гигантские", - подумал Виктор. И все это ему казалось лишь фоном, потому что каким-то другим, внутренним чутьем, обостренной интуицией он ощущал вокруг присутствие людей, их активную деятельность в эти ночные часы. Ему даже казалось, что он слышит их далекие голоса. Он закрыл глаза, но и в подступающей полудреме ему виделись мерцающие огоньки светлячков и падающие звезды, неожиданно превращающиеся в сбитые ракетами самолеты.

Куни спал беспробудно до рассвета, а проснувшись, тотчас же разбудил Виктора: пора собираться в дорогу. Вся поляна перед пагодой и опушки леса были погружены в густой белесый туман, сырой и теплый, и Виктор не сразу решил: хорошо для них или плохо - туман.

Сборы были недолги: наскоро перекусив, они попытались было по карте определить свое местонахождение, ориентируясь на пагоду, но ничего из этого не вышло: пагод на карте было много, а как называлась сожженная деревня возле пагоды, в которой ночевали, они не знали. Виктору не пришлось взглянуть, на деревенское пепелище: все было окутано туманом. Шли вслепую, доверясь компасу, шли на восток, к морю. Вскоре выбрались на тропу, которая тянулась меж невысоких кустов, и тоже на восток. Это радовало: легче стало идти. Как и прежде, Виктор - впереди, за ним - Куни.

Неожиданно влажная скользкая тропа выбежала на открытое место. Справа, за редкими кустами и одинокими пальмами, в тающем тумане купались огороды, огражденные бамбуком, а дальше, за огородами, затянутые сизой дымкой, простирались золотисто-зеленые квадраты рисовых полей. Они тянулись до самого горизонта, где в белесый полог неба вонзались острые пики сиреневых гор.

Виктор замедлил шаг и остановился. За бамбуковой оградой шевелились кусты. Куни подошел вплотную и тоже устремил свой прищуренный воровской взгляд в сторону ограды. И вдруг он прошипел удивленно:

- Да это же никак буйволы? Клянусь моим шефом - это буйволы, замаскированные ветками.

Да, в самом деле - буйволы, теперь и Виктор понял: шевелящиеся кусты - это просто ветки, ловко привязанные к буйволам. Значит, где-то рядом должны быть люди. Двигаться по тропе, открытой местностью, было рискованно. С левой стороны кустарник переходил в лес. Выходит, опять продираться сквозь заросли джунглей. А что поделаешь? Иного пути нет.

Они свернули с тропы налево и, пригибаясь среди невысокого кустарника, вдоль изгороди быстро-быстро начали пробиваться в северном направлении, к лесу. Минут через пять они вышли на круглую зеленую поляну, заросшую виноградником. Тяжелые янтарные гроздья радовали глаз и зазывно манили в это райское лоно, приглашали утолить жажду и подкрепиться на дорогу. Обменявшись согласными взглядами и не говоря ни слова, оба летчика шагнули в виноградник, и тут их взгляды столкнулись с удивленными неожиданной встречей взглядами вьетнамцев: пожилой, с изможденным, морщинистым лицом, седой женщины и черноголового мальчонки лет десяти. В широко раскрытых глазенках парнишки, как заметил Виктор, не было испуга, а лишь удивление и любопытство. Зато жестокий, холодный взгляд женщины откровенно выражал ненависть и страх. Вьетнамцы сразу догадались, что перед ними их враги, американцы.