Пятое время года - Ксения Михайловна Велембовская

давно собиралась провести некий эксперимент.

Багровая щека была насухо вытерта чистейшим носовым платком, и эксперимент начался. Приятный во всех отношениях. И змей не видно, и время в пути летит побыстрее.

— Надо же! На вашей правой щеке уместилось семнадцать поцелуев! Я была уверена, что никак не больше пятнадцати.

— Давай-ка теперь посчитай на левой! — Притормозив, он на миг опустил свою ношу на землю и — опаньки! — ловко перекинул с руки на руку. Зашагал веселее, не без иронии насвистывая: Лучше гор могут быть только горы… — чем нарушал чистоту эксперимента… — Так сколько?

— Восемнадцать с половиной! Сдается мне, у вас асимметричное лицо!

— Это ты считать не умеешь. По арифметике, небось, двойка была?

— Я отличница! У меня, между прочим, золотая медаль.

Последние шагов пятьдесят до шоссе, несмотря на повторные, проверочные подсчеты, скорость все уменьшалась.

— Слезай, отличница. Ишак сейчас сдохнет! — Усевшись прямо на пыльный асфальт, он обхватил голову руками и простонал нечто похожее на «зачем только я с тобой связался, идиот?».

Чувство солидарности и, разумеется, вины требовало приземлиться рядом, в пыль, атрофированными после подсчетов губами прошептать: «Извините меня, пожалуйста!» — и ласково отбросить слипшийся чубчик с сизого лба. Всего этого оказалось достаточно, чтобы в неживых глазах загорелись лукавые огоньки:

— Не, в принципе мне на этой горе очень понравилось!

Чтобы больше не огорчать его ничем и никогда, пришлось «с радостью» согласиться на вечерний шопинг. В каждой лавочке важный господин морщился: «Тоска!» — и тут же наметанным глазом высматривал что-нибудь «веселенькое». Длинную полосатую юбку из американского флага. Бейсболку с громадным козырьком — утиный нос. Белоснежную тунику, точно такую, как на римлянках в учебнике Древнего мира. Соломенную шляпу с большущим лиловым бантом. Восточный медный чайник — «придем, Татьяна, чайку попьем». Папуасский браслет из разноцветных ракушек. И, что уж никак не вписывалось в рамки «веселенького», толстую золотую цепочку.

— По-моему, мы с вами так не договаривались!

— Да это… это подарок от фирмы. Раз дают, надо брать. Что мы, дураки, что ли?

— Напротив, мы хитренькие-прехитренькие.

А какой был ужин! На белой веранде, увитой розами. Респектабельный мужчина в белом костюме от «Гуччи» и очень даже ничего себе блондинка в белом комбинезоне.

Впрочем, все это ерунда! Антураж. Гламур. Гораздо более важными были взгляды, улыбки и полуслова. И если это не любовь, то что это?.. В своем белом костюме он выглядел точь-в-точь, как тот влюбленный капитан, что снился.

За балконной дверью грозно шумело и вздымалось безобидное, плоское днем море и где-то далеко-далеко мерцали тусклые огни. Скорей бы утро! Утром все проще, легче, понятнее.

2

Щебетали птицы в кронах низких сосен, море сверкало, а глупенькие обитатели дворца все еще покоились в объятиях Морфея. Лишь какой-то парнишка в маске и ластах, будто неуклюжий пингвин, заходил в море возле горы. Ее тень делала воду черной. Раннее солнце еще не добралось туда и не успело прогреть песок пляжа.

Пестрые камешки у воды — плоские, продолговатые, круглые — были совсем ледяными. На сыром песке из них сложился кружок. Небольшой камешек посередине — нос, два длинненьких — узкие глаза. Каменные губы заулыбались: привет! — Привет, господин весельчак! — Это что еще за «господин»? — А как прикажете вас называть? Николаем? Доброе утро, Николай! Спокойной ночи, Николай! Извините, но это полный идиотизм! Колей вас тоже не назовешь. Согласитесь, ну какой вы Коля?

С именем, правда, крупно не повезло: утратив свою царственность вместе с крушением российского самодержавия, Николай без отчества ассоциировался исключительно с участковым милиционером или сантехником, Коля — с гундосым Колькой Бороненко, прозванным за свою выдающуюся тупость Коляном-Бараном.

Эврика! Колян-Баран, спасибо ему большое, подарил бывшей однокласснице отличную идею о прозвище. Ласковом или шутливом прозвище — разумеется, для внутреннего пользования — вместо скучного местоимения «он», в последнее время по понятным причинам вытеснившего «бизнесмена», «нефтяника», «Анжелкиного отца» и так далее.

Казалось бы, чего проще придумать производное от Николая? Так нет же, милицейское имя не поддавалось модификациям. Во всяком случае в голову не пришло ничего, кроме металлического никеля и вредного для здоровья никотина.

С Колей дело пошло веселее: колокольчик, колобок, колечко, колючка… Стоп-стоп-стоп! Между прочим, первый, незабываемый, поцелуй с небритым мужчиной в утонувшем в проливном дожде «мерседесе» был именно колючим. Сладостно-колючим. Однако Колючка звучало не ласково и не шутливо. Тогда — Колючкин! Господин Колючкин. Господин К. Из города N. Откуда ни возьмись набежала волна, сдвинула пестрые камешки, и весельчак заулыбался еще шире. Стало быть, ему понравилось!

Золотистый песок уже приятно согревал ступни, замерзшие после долгого топтания у воды, но по рукам все еще бежали мурашки. Быстро переупаковавшись в сухой сарафанчик и погрузившись в солнечный шезлонг, уже в который раз за сегодняшнее только-только начавшееся утро она испытала состояние легкой эйфории.

Парень у горы, похоже, нанырялся. Задом наперед выбравшись из моря, он стащил свои гигантские ласты и, засунув их под мышку, зашагал к единственному на всем пляже непустому шезлонгу. Длиннорукий и длинноногий, издали он казался гораздо старше своих пятнадцати-шестнадцати, не больше.

— Привет! Я — Кирив. — Контактный картавый мальчик, по масти напомнивший Павлика, но в отличие от Павлика некрасивый — узкий лоб, непропорционально тяжелая челюсть, — плюхнулся на песок и посмотрел на свою новую знакомую, лаконично ответившую: «Таня», — глуповато-небесными глазами.

— Тебе здесь нвавится? Да? А мне нет. Скучно. Я с отцом приехав. Он с утва до вечева режется в префеванс. На дискотеке одно старье немецкое. А ты в настовник игваешь? Свазимся сегодня? Ты с кем приехава? С водителями?

Вопрос насчет «водителей» мог бы насмешить, если бы не смутил необходимостью отвечать на него: сказать правду этому мальчишке, который, не задумываясь, обращался на «ты», было неловко, но любой иной вариант ответа стал бы малодушным предательством Колючкина.

Далекий парус первого серфингиста, очень вовремя выплывший из-за горы, позволил вместе с Кириллом заглядеться на него и промолчать. Парус одинокий недолго занимал внимание разговорчивого мальчишки: вероятно, посчитав, что наконец-то нашел себе подружку для совместного времяпрепровождения, он начал настойчиво приглашать пойти вместе завтракать и тяжело вздохнул, получив вежливый отказ с мотивировкой: завтракать еще, пожалуй, рановато.

— А я все время кушать хочу! Мама от меня даже ховодивник на замок заквывает. Здововый такой замок, как на савае!

Голод — не тетка! Мальчик с «фефектами фикции» подхватил ласты и понесся к отелю. Оглянулся, призывно махнул, но «подружка» решительно покачала головой: нет, нет и нет! Разве могла она потратить на какого-то мальчишку хоть минуту этого розового утра, наполненного радостью предстоящей встречи