Решающее лето - Памела Джонсон

Я стал говорить о том, как мне опостылела разлука. Она улыбнулась и еще крепче сжала мои пальцы, а потом принялась рассказывать местные новости. Чармиан получила весточку от Джейн Кроссмен — она ждет ребенка; в письмах Эйрли сквозит какое-то разочарование.

— Может, я ошибаюсь, но они какие-то странные, его письма. Давай сядем, и я прочту тебе.

Мы перелезли через загородку на чей-то луг и сели на ствол поваленного дерева. Элен порылась в своей бездонной сумке, вынула смятое письмо, развернула и разгладила его.

— Послушай и скажи, что ты думаешь, может быть, я фантазирую.

Взяв письмо из ее рук, я вложил его обратно в конверт.

— Спрячь его. Прочтешь мне сегодня вечером, а сейчас не надо.

Она, слегка удивленная, окинула меня холодным, будто ставящим на место взглядом.

— В чем дело?

— Ничего особенного. Просто сейчас меня интересуешь ты, а не твой Эйрли.

Я обнял ее за плечи. Мы были совершенно одни, кругом, сколько видно глазу, лежали коричневые поля в клочьях тумана, но Элен смущенно отстранилась, как и в тот раз, когда я вздумал обнять ее прямо на Сен-Мартин-лейн. Но ее сопротивление было столь коротким, что через секунду я уже сам сомневался, было ли оно. Она целовала меня жадно и исступленно — такое с ней случалось редко. Но где-то в глубине таилось новое сопротивление, на время отступившее, но готовое дать себя знать.

Я отпустил ее. Смущенно засмеявшись и пряча глаза, в которых мелькнул испуг, она пригладила волосы и одернула юбку.

— Я тебе неприятен сегодня? — спросил я. Глаза ее вспыхнули. Она смотрела на меня прямо, открыто, стараясь придать своему взгляду искренность, но не выдержала и опустила глаза.

— Что тебе взбрело в голову?

— Милая, не надо лукавить. Сегодня ты меня просто не выносишь. Я это чувствую.

— Какая ерунда! — воскликнула она. — Не будь идиотом.

— Я и не хочу им быть. Тебе неприятно, когда я тебя целую. Что же, если это временное, я подожду. Ну, а если это серьезно? Я хотел бы знать.

Она встала.

— Нам надо идти, иначе мы опоздаем к завтраку.

Она взяла меня за руку, и мы снова выбрались на дорогу. Мы шли молча.

Наконец она сказала.

— Прости меня, Клод. Это пройдет. Сейчас… сейчас я не способна на чувства. Я, должно быть, просто устала. У Чармиан и Эвана сейчас все хорошо, я тебе уже говорила, но все равно это такая страшная нервная нагрузка.

— Ты мне скажешь, когда любовь вернется, — сказал я шутливо.

Она судорожно сжала мою руку.

— Ты мне нравишься, Клод, ты это знаешь. Любовь это или нет, но никто еще мне не был так близок.

— Хорошо, но лучше бы это была любовь.

— О, я полна неожиданностей, — тихо сказала она. — Ты должен был бы это знать.

— То есть?

— Это трудно объяснить. — Она смотрела прямо перед собой на дорогу, где поднимались в гору, налегая на педали, два велосипедиста.

— Может быть, ты все же попытаешься?

— Понимаешь, когда я устаю или расстроена, меня это пугает, я теряю всякую способность к чувствам. Все исчезает — любовь, нежность, желание, все краски вдруг гаснут. Это так страшно, знаешь. И тогда меня охватывает ужас и я думаю: «А что, если это навсегда?» Ты тогда кажешься мне совсем чужим, а все слова, которые мы когда-то говорили друг другу, избитыми и фальшивыми… Я вспоминаю все, что было сказано, и не верю ничему. Я сомневаюсь в тебе, сомневаюсь в себе. Сегодня утром, когда я проснулась, я поняла, что это снова пришло. Я постаралась отогнать, убеждала себя, что хочу тебя видеть, что соскучилась, — это правда, я так ждала тебя! Я изо всех сил старалась, чтобы ты не заметил моего состояния. Но ты почувствовал. Ты все увидел, — добавила она с горечью. — От тебя ничего нельзя скрыть.

Я обнял ее.

— Ты такой добрый, — сказала она каким-то странным голосом. И посмотрела на меня печально и устало. — Бог знает, что ты теперь подумаешь. А все мой проклятый язык.

— Мне кажется, что ты просто выразила то, что испытывает большинство влюбленных, но никто никогда не признается в этом. Твой язык опасен, это верно. Он способен убить. Я думаю, что отчасти это погубило Эрика. Он не выдержал твоей ужасной искренности.

— Значит, и с другими такое бывает? — обрадованно вздохнула Элен. — Значит, это вполне закономерно?

— Думаю, что да. Чем сильнее любовь, тем острее бывают моменты отвращения. Но они присущи только ранней стадии чувства, успокойся.

— Трижды в своей жизни я признавалась себе, что люблю, — пробормотала Элен. — Первый раз, когда мне было восемнадцать, — это был мальчишка моих лет, потом — Эрик и теперь — ты. И каждый раз меня охватывало чувство, похожее на панику, словно я совершила нечто непоправимое. Словно шагнула в пропасть.

— Сегодня ты меня совсем не любишь, и это тебя пугает. А сможешь снова полюбить?

— О, да, да, смогу, — неожиданно радостно ответила она с какой-то трогательной искренностью и, приподнявшись на носки, поцеловала меня в щеку. — Тем не менее я должна была тебе сказать. И хотя я в ужасе от того, что сделала, я рада, что высказала все.

Я успокоил Элен, сказав, что из-за меня она не должна впадать в панику, и она снова одарила меня радостным, благодарным взглядом, преобразившим ее до неузнаваемости.

Мы уже были у ворот. Пройдя по усыпанной гравием дорожке, мы вышли на лужайку перед домом. Навстречу нам шел Эван.

Он выглядел франтом в своем сером фланелевом костюме, ярком галстуке и новых сверкающих ботинках. Он улыбнулся мне и пожал руку:

— Хэлло, Клод, старина. Как дела?

Мы вошли в дом. Я поздоровался с миссис Шолто, которая тут же сообщила мне, что Чармиан в кухне. Чармиан, увидев меня, сняла фартук, отдала последние распоряжения прислуге и тут же увела меня в библиотеку.

— Что, — спросил я, — хочешь сообщить мне что-то ужасное?

— Почему ужасное?

— Все без изменений?

— Наоборот, как ни странно, — сказала Чармиан, — лучше, чем когда бы то ни было с той поры, как это случилось. Эван спокоен, ведет себя прекрасно и держится молодцом. — Слезы вдруг брызнули из ее глаз, и она быстро отвернулась.

Чувствовалось, что Чармиан на пределе. Красота ее поблекла, забавная солидность, которую напускала на себя, похожая на подростка Чармиан, исчезла, да и показалась бы теперь неуместной.

— О самых драматических событиях Элен, очевидно, тебе уже рассказала?

— А она не должна была этого делать? Во всяком случае, кое-что она мне действительно говорила.

— Конечно, должна была. Тем более что сейчас обещания хранить секреты ничего не стоят. Мы прощаем маленькие слабости всем, кого любим, не так ли? Во всяком случае, я не брала с нее клятвы хранить мои тайны. Я и сама бы тебе все рассказала.