Путешествие Иранон (СИ) - Мелисса Альсури

всё забыла? Иранон, ты такая рассеянная, как ты вообще добралась до Ориаба?

— Да я… я… как же… ой!

Грубо усадив меня за стол на первом этаже, Ифе подтянула ко мне пару хрустящих сырных лепешек с чесноком и стакан с каким-то коричневым напитком. Поводив носом и вытащив из кокона руки, я, настороженно принюхавшись, узнала тот самый аромат, похожий на шоколад, блуждавший у меня в комнате.

— А это…

— Пряный какао, ешь давай.

— Ты невыносима.

Убрав упавшие на лицо пряди, я села поудобнее, избавляясь от покрывала. После такого при всем желании не получится уснуть, даже если смогу отбиться от девушки. Голова гудела от резкого пробуждения, показалось, что вот-вот пойдет кровь из носа, но всё обошлось. Дав знак Деми, я послала его за трубкой и мешочком, рассудив, что немного трав в это утро не помешает.

— Сладкое будешь?

— Д-да, буду.

— Тогда держи.

Выставив на столешницу крупную глиняную банку, Ифе сняла крышку и запустила внутрь крупную деревянную ложку. Запахло чем-то сладким и ягодным, а спустя всего мгновение в глубокую тарелку, разрисованную фруктами, легли несколько цельных слив в прозрачном, чуть розоватом сиропе.

— Осторожно, там косточки остаются.

— Спасибо.

— Могу потом угостить апельсинами, я их тоже целыми варю, с кожурой, знаешь, как вкусно выходит? М-м-м, пальчики оближешь.

Поверив на слово, я послушно кивнула, Деми запрыгнул ко мне на колени, притащив инструменты, за что был награжден от Ифе небольшой тарелкой нарезки вяленого мяса — мелочь для демона, но все равно приятно.

Набив трубку травами из кисета, я сделала первый вдох, выпустив ароматный дым в воздух.

— Зачем тебе эта штука? Это даже не табак.

— Это для снов, я иногда показываю людям видения, где они, например, могут увидеть погибших родственников.

— Для этого у нас есть ночь.

— Можно сказать, вам повезло.

Я сказала это от чистого сердца, без единой плохой мысли, но подруга заметно передернула плечами и отвернулась. Видимо, я что-то не знала о милости их мертвых, хотя, как по мне, встречаться с родными душами и правда было неплохо.

Закончив с завтраком и самыми быстрыми сборами за всю мою жизнь, Ифе вытащила меня на улицу, дав лишь мельком посмотреть на припрятанный за невысокой каменной оградой домик, честно привезенный сюда с корабля. Это немного успокоило мои переживания и вселило маленькую надежду на то, что культистка всё же более рассудительна, чем кажется.

Утро в Бахарне нас приветствовало ярким солнечным светом, свежим запахом моря и суетой на узких дорожках, выложенных порфировыми плитами. Мотая головой, я с любопытством разглядывала быт этих странных, непривычных южан, он не был похож на то, что я видела о своей родине, и совершенно отличался от жизни Зара.

Большая часть горожан поднималась по террасам высоко в горы, где благодаря удобрениям Целестии зеленела большая часть садов и рос кофе. Громадные плетеные корзины на плечах рабочих, наполненные доверху фруктами и зернами, курсировали по тропинкам, ступеням, спуская будущий товар к лавкам и складам на краю центрального рынка с единым огромным навесом из выгоревшей парусины.

Все виденные мной храмы, с резными колоннами и изображениями местных чудовищных богов, расположились в скалах по краям гор и на самом отшибе города. К ним я близко не подходила, от одного вида челюстей и монструозных тел, пробивала дрожь, но в самом городе, там, где улочки поднимались особенно высоко друг над другом, я отыскала взглядом подобие часовен, расположенных под землей. Узорчатые дверные проемы и мастерски обработанные деревянные полотна показывали каждому желающему, какому богу молятся в темных каменных залах и что этот покровитель сделал для своего народа. Самым пугающим и завораживающим примером был богатый, широкий наличник из оникса, украшенный круглыми сферами из опала и лунного камня. Рисунок, изображенный этими материалами, клубился, бугрился, словно силясь обрести настоящую форму, а инкрустации, как настоящие переливчатые глаза, подмигивали мне и неотрывно следили под жуткий крик флейт и гулкие удары барабанов изнутри. Не знай я, что это местная святыня, я бы решила, что под землей беснуется огромный зверь, чье сердцебиение и визг доносится до улиц.

Вцепившись в руку Ифе, я постаралась пройти это место быстрее.

— О ты, шагающая так широко,

Сеющая смарагды, малахит и бирюзу, словно звезды,

Когда цветешь ты, цвету и я,

Цвету, подобно живому растению.

Напевая очередное воззвание, она, весело щурясь, поймала меня в объятья, пухлые губы звучно чмокнули в щеку.

— Ифе, прекрати!

— Ты такая славная, когда в обиде на меня, а когда пугаешься, словно теряешь все краски. Улыбнись, веснушка Иранон, сегодня такой прекрасный день, ты только посмотри, море спокойно, корабли отходят от берегов, на улицах цветет померанец, вдохни воздух глубже, чувствуешь этот запах? Пьянящий, как первая любовь.

Невольно смутившись от фамильярности Ифе, я послушно поводила носом, действительно чувствуя довольно сильный, яркий аромат, подобный жасмину, но несколько мягче и нежнее.

Склонившись ко мне, подруга добавила с явной хитрецой в голосе:

— Тебе подойдет венок из таких цветов, но увы, надеть его придется не одной.

— Что?

— Мы такие делаем для свадеб.

Неловко отвернувшись, я едва не сбилась с пути, неуклюже запнувшись о свои же ноги.

— Рано мне еще на свадьбу собираться…

— А по мне, так как раз, давно пора найти заботливого мужа, чтобы тебя на руках носил.

— У меня есть на примете такой.

Стоит только вспомнить, как Вильгельм нес меня к домику через всю деревню, так сердце быстрее колотится и трепещет в груди. Он был так заботлив и добр со мной.

— О! Какая ты милая, когда думаешь о нем!

— Ой, да ну тебя…

Отпихнув Ифе, я насупилась, ускоряя шаг. До моря осталось совсем немного, рукой подать, и на пустынном берегу с белым песком уже виднелась одинокая крохотная фигура женщины. В ней я отчетливо узнала нынешнюю царицу, маленькую и сухую, будто время с годами старалось стереть ее с лица земли, подтачивая ветрами и невзгодами.

Сложив тонкие руки на