Современная болгарская повесть - Стефан Дичев

Они прошли через толпу, поздравлявшую Цекова. Так гордого римского полководца, вернувшегося с победой, приветствует народ. Они пересекли площадь и вошли в контору Цекова. Комната была маленькая, но с высоким потолком. В ней стояло три письменных стола. На длинных шпурах спускались два матово-белых круглых плафона. Один из них висел как раз над столом Цекова, и Андрей машинально представил себе, как по вечерам на темя адвоката ложится большое пятно света.

Цеков предложил ему сигарету, и, делая первые затяжки, оба молча изучали друг друга. Цеков, умный, полный мужчина, явно стремился казаться незаинтересованным. Андрей только что проиграл дело, на котором присутствовал Цеков. Тот погладил свою лысину, сверкавшую так, будто ее смазали паркетином, и спросил:

— Как дела с больницей?

Его серые глазки почти скрылись за веками и стали похожи на щелочки, окруженные синими тенями.

— Спасибо, хорошо…

— Ты проиграешь этот процесс. Я считаю…

— Возможно, — грубо оборвал его Андрей и сделал движение, чтобы уйти, но Цеков учтивым жестом остановил его.

— Ты умный и способный парень, но торопишься. Правда, спешат дураки или гордецы, однако гордость — качество, занимающее последнее место в ряду тех, что необходимы адвокату.

— Такова жизнь… она динамична.

Цеков спокойно прикурил новую сигарету, словно хотел подчеркнуть, что он-то не спешит. Его лысина сверкала перед глазами Андрея, как начищенная медная подкова.

— Сивриев, почему бы тебе не уступить это дело мне? В связи с ним у меня есть интересная идея…

Андрей поднял голову и вежливо улыбнулся. Он почувствовал, как Цеков помрачнел и попытался сосредоточить внимание на папке, которую раскрыл. Слюнявя палец, он перелистывал документы, почти не глядя в них.

— А почему вы настаиваете, чтобы я передал дело вам? — серьезно спросил Андрей и загасил сигарету.

— Ты недавно в этом городе… Как бы это сказать?.. Говорят, сестра Бонева — твоя любовница. Кто-то видел, как поздно вечером ты выходил из ее дома.

Его слова прозвучали весомо, и Андрей прямо перед собой увидел маленькие серые глазки, остановившиеся, неподвижные, словно стена. Ему казалось, что он ждал подобного вопроса, и тем не менее он вздрогнул.

— Это правда, — спокойно признал он.

Андрей был убежден, что ответ его прозвучит серьезно, ибо мужчина с таким теменем, как у Цекова, не мог обладать чувством юмора.

Они холодно раскланялись, и Андрей вышел. Его мысли были нечеткие и путаные. Он испытывал единственное желание — ходить. Современные постройки, обрамлявшие Главную улицу, были сбрызнуты осенним солнцем цвета вызревшего винограда. Пахло влажной землей. Андрей задержался возле киоска, купил сигареты, потом облокотился о прилавок и принялся рассматривать прохожих. Когда он произнес «Это правда», он был убежден, что открыл истину, которая еще не устоялась в его сознании. На секунду память вернула его взгляду улыбку сестры Боневой, ее белые, словно изваянные, колени. И в то же время она — Процесс. Она — жизнь и потому ближе ему, чем Юлия. Он будто увидел Юлию такой, какой она должна быть.

Андрей пересек улицу и вошел в контору. Написал записку, одну фразу, которая неожиданно оформилась в его сознании:

«В восемь часов вечера жду Вас возле речного вокзала.

Андрей Сивриев».

Он отлично понимал, что назначил любовное свидание, — иначе воспринять это невозможно. Когда он заклеил конверт и опустил его в почтовый ящик, совесть перестала бунтовать в нем. Осталось только ждать, и Андрей отправился в кафе «Весна» пить кофе.

12

Андрей любил вечера в городе, когда витрины на Главной улице наполнялись живым отражением прохожих. Дунай постепенно угасал, в то время как день еще жил на горизонте. Ночи были исполнены значения и предчувствий, тогда как дни олицетворяли абсолютную реальность…

Ровно в восемь он стоял у речного вокзала — одного из современнейших зданий города. На втором этаже находился маленький ресторан; казалось, река пробегает прямо под ним.

Андрей выбрал для встречи самое неподходящее место, в этой нелогичности крылось много силы, и он чувствовал это.

За пятнадцать минут он выкурил две сигареты в полном убеждении, что выглядит смешным. Ему казалось, люди поглядывают на него. Слева, в парке, было совсем уже темно; но возле речного вокзала движение не прекращалось. Он испытывал какой-то стыд, будто совершал нечто, что было ниже его достоинства. Вместо кофе следовало бы выпить большую порцию коньяка, чтобы притупить это чувство.

Увидев стройную фигуру сестры Боневой, которая переходила улицу, он удивился — был уверен, что она придет, и все-таки удивился…

Они смущенно вошли в парк. Вокруг было полно школьников, они курили, сидя на скамейках. Пары целовались. От реки веяло холодом, и виднелись движущиеся огоньки баржи. Обстановка подействовала на Андрея неожиданно — на душе стало тяжело и одиноко.

— В парке не… — Он хотел спросить «не опасно?», но сестра Бонева опередила его и, словно бы задыхаясь, остановила:

— Это не имеет значения…

Парк кончился, и они спустились к Дунаю. Дошли до скал, вокруг них росла густая пожелтевшая трава. Сели рядом, лицом к воде, которая робко касалась берега, ее масса терялась вдалеке, видимая лишь там, где на нее падал свет огоньков баржи. Андрей снял и набросил ей на плечи свой пиджак. Его волнение становилось нестерпимым.

— Сегодня я ходил к родителям мальчугана, — торопливо заговорил он, — необходимо было пойти к ним, понимаете?

Напряжение исчезло, и Андрей почувствовал, что он и сестра Бонева разом успокоились. Ночь снова обозначала лишь то, что являла собой, — белеющие во мраке скалы, однообразный шум воды и грубую песню, которая доносилась из парка. Мальчишки пели хрипло, стараясь, чтобы в их голосах звучала мужественность.

Андрей говорил спокойно и как бы между прочим взял руку сестры Боневой, Возможно, она и не заметила этого. Она смотрела на реку, сжавшись под его пиджаком, но у Андрея было такое чувство, будто она натянута, как струна, и напряженно всматривается вдаль. Она вежливо слушала его, всецело занятая собственными мыслями.

Утром Андрей решил пойти к ним. Адрес он нашел в следственных материалах, подшитых к делу, и около десяти уже входил в один из городских двориков, которые так походят друг на друга.

Старая женщина, еще более крупная, чем тетушка Минка, прибивала к табуретке ножку. Возле ее юбки вертелся огромный черный кот. Андрей представился и вскоре установил, что старушка любит поговорить. Почти сразу же он узнал, что ее муж был убит во время второй мировой воины, что ее дочь и зять сейчас в отпуске и вскоре должны вернуться из булочной.

Он мастерски починил табуретку, похвалил виноград, увивающий навес, и завоевал доверие старушки. Она угостила его виноградом и принесла коробок спичек, так как свои он забыл дома.

Несколько коротких горестных вздохов — и он узнал, что Первого мая мальчуган гонял на своем велосипеде. Но вдруг у него разболелся живот и он даже упал с велосипеда.

В больнице ей сказали, что его нужно оперировать. Всю ночь она просидела на скамье перед операционной, а часам к двум врачи вдруг «забегали». Подходили все новые и новые доктора, потом пожаловал специалист из Софии, и все твердили, что операция прошла благополучно.

— Утром его вынесли всего посиневшего, а он у нас был единственным…

Она стащила с головы черный платок и вытерла слезы. Сейчас она напоминала ему одежды, висящие в шкафу.

Вернулись ее дочь и зять, и все прошли в летнюю кухню. Первое, что поразило Андрея, было радио, гремевшее так, что, разговаривая, приходилось перекрикивать друг друга. Ему было неудобно привернуть регулятор громкости, а никто из них не догадывался сделать это. Передавали народную музыку…

Мать ребенка, непомерно располневшая женщина с острым носом и добродушным округлым лицом, была одета во все черное. Андрей давно заметил, что полные люди, как правило, добры, и это немного успокоило его. Отец мальчика оказался высоким хилым мужчиной с тонкими светлыми усиками и огромными синими глазами. Они глядели с таким невероятным напряжением, что, казалось, вот-вот лопнут, вытекут.

Радио орало во всю мощь. Андрей сел на табуретку, которую только что починил. Они почти не говорили о деле, потому что разговор непрестанно возвращался к малышу. Бабушка заново пересказывала всю историю, припоминала случаи, происходившие с внуком, когда тому было около годика. Ее дочь вспоминала, как купила ему первую игрушку, светло-коричневого медвежонка, и плакала не переставая. Она виновато поглядывала то на Андрея, то на мужа, и слезы продолжали катиться по ее лицу.