Постумия - Инна Тронина

– Уже вчера. – Лёлька кивнула на светящиеся в темноте цифры радиобудильника. А потом крепко стиснула мою руку тонкими горячими пальцами.

16 мая (ночь).

– Лёль, ложись, давай. Я тебе по-быстрому сварю клюквенный морс. Бухня – вообще зло. А для нас с тобой сейчас – особенно. Ты не рви жилы. Это только сикхи всё возводят в абсолют.

– Да ладно обо мне! – опять разозлилась Лёлька. Болезнь она воспринимала как доказательства своей слабости. – Расскажи лучше, что дальше было…

– А что дальше? Увезли всю кодлу на Литейный. А пленников – в больницы разные. Кто-то даже в Джанелидзе попал. Но ещё до того, как «скорые» их увезли, люди сообщили, что их хотели сжечь.

– Как сжечь?! Когда?.. – закашлялась Лёлька.

– Когда начался штурм. Но пламя задохнулось, а бензином помещение облить не успели. Им всё время твердили, что живыми не выпустят. Если что – спалят. И, будь покойна, исполнили бы угрозу. Ладно, что не заминировали дом. А то и такой вариант предусматривался. Раз сбляднули – отвечайте!

– А мы с Дроном там дурака валяли! – ахнула Лёлька. – Да, игра стоила свеч.

Некоторое время мы молчали, отдыхая от пережитого и глядя в окно – на тёмное безлунное небо. Облака, казалось, летели прямо на стекло, и совсем близко мигали звёзды. Здесь ветер свистел даже тогда, когда внизу царил полный штиль. А уж во время шторма едва не выдавливало стеклопакет. Далеко, под нами, качались деревья, бегали светлячки-автомобили. А людей, да ещё в темноте, с такой высоты было не различить.

– Мать, а Никулин этот сказал что-нибудь? Пытался оправдаться хотя бы? – Лёлька говорила с трудом, то и дело глотая слюну.

– Нет, ушёл в глухую несознанку. Стал бормотать всякую хрень. Про то, как был рабом на Востоке.

– Решил косить под психа?

– Видимо, так. Когда взяли их в Новосаратовке, дали сигнал в Зелик. Там тоже началась операция. Теперь пленники и улики были налицо. Но в «Мангусте» уже никого не обнаружили. Вернее, охранники толпились у дверей офиса и не знали, куда подевалось начальство.

– Бросили своих? – Лёлька брезгливо скривила пересохшие губы.

– Свои под рубахой бегают, – ответила я любой присказкой Старика. – А этих не жалко.

– Ориентировки-то дали на них? По крайней мере, на Глинникова? Ты же его сфоткала…

Лёлька вскочила с дивана и начала метаться по «студии». А у меня не было сил поймать её и усадить обратно – так устала вчера.

– Естественно, везде «сторожки» поставили. Аэропорты, вокзалы, транспортная полиция… Будут проверять машины на трассах. Но ребята, должно быть, умотали раньше, на машинах.

– Так за ними же наблюдали всё время! – Лелька сжала кулаки до хруста. – Где зенки-то были?

– Значит, хреново наблюдали. Или нарочно отвернулись. Бабло многим свет застилает…

– Вот уж кого пристрелила бы на раз-два! – Лёлькины глаза полыхали в темноте, а на лбу блестела испарина. Говорила моя подружка уже бессвязно, будто бредила.

– Да брось, Лёль, не парься! Эти товарищи привыкли к боевым условиям. Умеют качественно маскироваться. Теперь они уже далеко. Надо ждать привета из Донбасса.

– Кто бы спорил!.. – Лёлька высыпала себе на язык порошок от гриппа, с трудом глотнула чаю. – Конечно, границу на определённом участке они перешли без проблем. Даже коррумпированные украинские прикордонники были бы им помехой. А здесь…

– Здесь им все помогали. – Мне стало тошно, как с похмелья. – Думаю, что сторонники нашлись и в полиции. Глинников же герой – с фашистами воевал. И дружки его тоже. При такой истерии никто не вспомнит про заложников, про оружие и наркоту. Скажи, что в Новосаратовке держали укров – и все одобрят. Богдан рассказывал, что недавно вопиющий случай был. В строительной бытовке двое работяг поспорили. Один из них приехал с Украины. Так другой, русский, запер дверь, облил бытовку бензином и поджёг. Но забыл телефон забрать у противника, в чём очень раскаивался. А тот пожарных вызвал, спасся…

– Ой, да это же не один такой случай! – Лёлькино лицо кривилось, как от боли. – Слушай, мать, согрей чаю.

– Всем нравится помогать борцам с хунтой. – Я зажгла свет, включила электроплиту, приготовила пузатый стеклянный чайник для «сложных» заварок. Сейчас для Лёльки выбрала липовый цвет. – А вот Ерухимовичу никак не найти молодых людей для выполнения действительно важного задания.

– Зачем ему ещё? – Лёлька наконец-то легла, укрылась пледом. – Угомонится он когда-нибудь? Видно, старый чекист ещё хуже молодого.

– Лель, так ведь надо же выяснить, вербуют ли в наших ВУЗах игиши. Старик Михона предлагал типа изобразить такого вот добровольца. А потом его задержат на турецко-сирийской границей, чтобы остался чистеньким. Михон – вылитый Аладдин, так что сойдёт.

– И он согласился? – удивилась Лёлька.

– Даже не думал ни секунды! – Я поставила чайник на плиту. Чем хорошо «студия» – всё под рукой. А в квартире пока до кухни дойдёшь! – Михона предупредили, что это очень опасно. Ничего не скрывали. Но он – перец с головой, из прекрасной семьи, языки знает. Такие как раз и нужны…

– И Всеволод Михалыч так просто отдаёт в аренду законного сына?

Лёлька моментально словила мою саркастическую усмешку. Ведь её родитель Андрей Озирский запросто «погружал» в банды внебрачную дочь Клавдию. Ту самую, с которой потом содрали кожу.

– А куда деваться? Если он в позу встанет, Старик его воспрезирает навек. И работать с ним не будет. Да и чином Ерухимович выше. Он находится на уровне полицейского генерал-лейтенанта, хоть и в отставке.

– Да, они всегда были самые главные, – согласилась Лёлька.

– Старик и сам пятерых детей отдал «системе», даже дочку. Один из его сыновей дипломатом стал, другой – журналистом. Третий женился на американке и преподаёт в одном их тамошних университетов. Разыграл из себя перебежчика и заставил всех в это поверить. – Я шептала Лёльке на ухо, а она внимательно слушала. – Владимир Ольдерогге его звать. Всё между нами, конечно.

– Много я чего разболтала! – опять взбесилась Лелька.

– Да, тебе – как в могилу, – признала я. – А младший, Максим, как раз и занимается ИГИЛом. Очень боятся возвращения оттуда молодежи, способной буквально на всё. Вполне вероятно, что студент потребовался именно Максиму.

– Тут они боятся! – Лёлька отрывисто хохотнула. – А на Донбассе разве мало бандитов? Да Боже ж мой! Кого вы вчера-то брали? Кто рулил «Мангустом»? Так нет – этим можно. Мы всегда правы – и точка! Дрон мне такое рассказал, что я опять заболела. Просто ОПГ в ВПО перекрестили. Как бы этих, из Новосаратовки, не выпустили через несколько дней! А главари в Луганде отсидятся. Потом вернутся и начнут выяснять, кто их сдал. И порядочные люди на своей же земле будут ходить с оглядкой. Ну, чем Ванька виноват? А Нелли Маркус? Они ведь подвиг совершили, людей из подвала спасли. А кто оценит, защитит? Где там преступники, хочется понять. Вот, говорят, каратели со своим народом воюют. А в Чечне как было? Сама, конечно, не помню по малолетству, но отец рассказывал. Вместо переговоров двинули войска – конституционный порядок наводить. Столько людей убили – до сих пор не сосчитать! Отец многих таких знал. Девчонку видел без руки – чуть меня постарше. Она, кстати, давно уже умерла. Небось, из Турции не ввели «вежливых людей», чтобы помочь референдуму о независимости! Как бы на такое здесь посмотрели? А в Крыму – милости просим.

– Ты, конечно, права, – заметила я. – А что делать-то?

– Ничего. Но помнить надо. Все эти полевые командиры под кликухами, которые толерантно называются позывными… Чем-то всё напоминает тот джип на льду залива. Знают, что никто не свяжется. Оказывается, они там «защищают народ»! Делать им больше нечего… Для того и в Донецк вошли, и войну развязали. А уж к рукам-то ничегошеньки у них не липнет! Бизнес и квартиры не отжимают, людей несогласных не мочат. И ни одна их пуля в «народ» не попала. Дрон говорит, что там открыто призывают устраивать теракты в Харькове, Одессе, Днепропетровске. Это, видите ли, партизанская война против фашистской хунты! А страдают-то люди в маршрутках, мирные демонстранты. Нарочно ведь провоцируют…

Такой я видела подружку впервые. Даже не знала, что она до тонкостей разбирается в украинском вопросе. А-а, наверное, Дрон её просветил. Он ведь только об этом и думает. Вообще-то, на его месте я тоже не простила бы и не забыла. Для всей семьи Петренко это тоже больное место. Геннадий Иванович теперь радуется, что Захар Горбовский, его предшественник на посту «главаря антимафии», не дожил до нынешнего кошмара. Он ведь тоже был с Украины – из Скадовска Херсонской области.

Лёлька пила уже третью чашку чая. Я – вторую. Пятернёй с серебряным маникюром подруга сгребала назад влажные от пота локоны. Внезапно её лицо смягчилось, боевой запал угас. Видимо, лихорадка ослабла, и мысли потекли по более спокойному руслу. А дальше и вовсе вышла из-за туч улыбка, как солнышко после грозы.