Повелительница драконов - Вольфганг Хольбайн

Ангелла вскрикнула, оттолкнула Талли и бросилась на всадницу дракона. В ее руке блеснул кинжал. Ее лицо было искажено ненавистью.

— Не надо! — закричала Талли. — Не делай этого, Ангелла!

Но было слишком поздно. Лазер в руке умирающей шевельнулся, но Ангелла оказалась проворнее. Ногой она отбросила оружие в сторону, подняла руку и нанесла удар, затем второй, третий, будто опьянев от вида крови. Она вонзала кинжал в мертвое тело снова и снова, пока наконец не подошла к Талли и не схватила ее за руку.

Ангелла попыталась ударить и ее. Талли увернулась от кинжала, схватила ее за запястье и выкручивала его, пока оружие не выпало. Потом она влепила Ангелле звонкую пощечину.

— Дура чертова! — закричала она. — Какой дьявол в тебя вселился? — Она ударила еще раз — теперь не потому, что в этом была необходимость, — просто это было нужно ей, чтобы выплеснуть свой гнев. Талли грубо оттащила Ангеллу от убитой и толкнула ее, отчего та упала на землю. — Дура ты чертова! — продолжала кричать Талли вне себя от гнева. — Зачем ты ее убила? Она могла бы дать нам ценные сведения. Она…

Талли замолчала, заметив выражение лица Ангеллы.

Ангелла стала бледной как смерть. Отпечаток руки Талли горел на ее щеке. Рот ее был полуоткрыт, будто она хотела крикнуть, и ее глаза от ужаса едва не выскакивали из орбит.

— Ка… ран! — лишь пробормотала она.

Талли обернулась.

Сначала она увидела Хрхона, и, хотя она смотрела на него долю секунды, все же заметила, что впервые в жизни вага пребывал в полной растерянности. Он застыл от охватившего его невероятного ужаса.

Потом она увидела Карана.

Талли будто ощутила удар в лицо. Это было невыносимо.

Она сама видела, как лазерный луч попал в Карана. Она знала, какие разрушения могло вызвать это ужасное оружие, и она видела, как вспыхнуло его тело, будто кусок сухого древесного угля. Великий боже, она это видела!

Но Каран не умер.

Он сидел на корточках, правда с искаженным лицом и осоловелым взглядом, но невредимый, прижав правую руку к телу. Его фуфайка обуглилась, но кожа под ней была гладкой и неповрежденной, как кожа новорожденного, без единой раны, без малейшего следа адского жара, который опалил его тело на глазах у Талли.

И тогда до нее наконец дошло.

Все страхи оставили ее. Она вдруг успокоилась, сообразив, что тайна, с которой она столкнулась, была слишком велика для того, чтобы она могла осознать ее с помощью каких-либо человеческих чувств. Она содрогнулась. Глубина познания, открывшаяся ей, заставила что-то внутри нее благоговейно затрепетать. Ей было трудно говорить.

— Так вот оно что! — пробормотала Талли.

Каран кивнул. Он встал. Его рука, превратившаяся на глазах у Талли в черную головешку, поднялась, невредимая, полностью обновленная. «Нет, вновь созданная», — мысленно поправила себя Талли. Какой же дурой она была, не замечая этого с самого начала.

— Что… что это значит? — заикаясь, вскрикнула Ангелла. Голос ее был пронзительным и дрожал. Талли расслышала в его интонациях признаки начинающейся истерики. — Что это значит, Талли? — взвизгнула Ангелла.

— Помолчи, — мягко сказал Каран. — Твой страх понятен, но необоснован. Каран вам не враг. Он выведет вас отсюда, как обещал. — Он едва заметно запнулся. — Он покажет вам путь, и вы сможете выйти из леса. Но сначала он ответит на твой вопрос, Талли. — Он вздохнул. Когда он продолжил говорить, его голос изменился. Он стал ровным и глухим, как у человека, впавшего в транс.

— Там, внизу, пропасть, Талли, — сказал он. Рукой он указал вниз, на невидимое нечто, извивающееся под сетью. Талли, казалось, впервые поняла, насколько правильным было название, данное людьми миру под миром. — Жизнь.

— Жизнь? — Ангелла застонала. — У меня сложилось скорее обратное впечатление, Каран.

— Это жизнь, — упорствовал Каран. — Жизнь в ее чистейшей, изначальной форме. — Он снова обратился к Талли. — Каран однажды рассказал тебе историю пропасти, Талли, вернее, небольшую ее часть, которая известна ему самому, и то, что ему разрешено передать другим. Все здесь когда-то было морем, океаном, покрывавшим большую часть этого мира. В нем зародилась жизнь, и жизнь будет здесь, когда эта планета превратится в мертвый пыльный шар. Она всегда здесь и всегда здесь будет. Это великая мать, Гея, начало всей жизни.

— Великая мать? — Ангелла горько рассмеялась. — Довольно свирепая мать, тебе не кажется? — Ее голос дрожал все сильнее. Талли поняла, что она была на грани безумия.

— Ты все еще не понимаешь, — ответил Каран. — Пропасть — не существо, как ты, или Талли, или даже вага. Она не мыслит. Она не чувствует. Она живет. Вот и все.

— И поэтому она убивает?

— Смысл жизни — это жизнь, больше ничего, — мягко ответил Каран. — Вещи вроде добра и зла — выдумки людей. Пропасть не знает таких чувств. Они только мешают и не приносят никакой пользы. Пропасть — это жизнь в абсолютном смысле. Ничто не может уничтожить пропасть. Она не знает боли, не знает, что такое сомнения, совесть.

— Тогда пропасть не больше, чем комок протоплазмы, — сказала Ангелла. Она тихо постанывала. Талли быстро оглянулась на нее и увидела, что лицо Ангеллы по-прежнему было искажено. Ее глаза сверкали. Она не соображала, что говорит. Ее руки совершали монотонные движения, но Ангелла этого явно не замечала. — Всего лишь вещь, которая жрет и размножается.

— И тем самым исполняет смысл жизни, — упорствовал Каран. Он мягко улыбнулся. — Ты не понимаешь, Ангелла, да и как ты можешь понять? Тот, кто не узнал пропасть так, как Каран, не может понять, что она такое.

— Ты это знаешь, — сказала Талли. Внезапно ей стало холодно. Ужасно холодно. Она подошла вплотную к Карану и попыталась улыбнуться, но одна мысль о том, что в действительности стоит перед ней, превратила улыбку в гримасу. — Значит, ты поэтому так боялся возвращаться сюда, — продолжала она.

Каран кивнул.

— Да. Но этот страх был ложным, Каран теперь это знает. Ему нужно было вернуться сюда намного раньше. Он благодарит тебя за это, что ты заставила его так поступить.

— О чем, черт побери, вы говорите? — сказала Ангелла. Она смотрела то на Талли, то на Карана. — Что означает вся эта ерунда?

— Это не ерунда, — ответила Талли, не отводя взгляда от лица Карана. В глазах старика застыло выражение, от которого у нее мороз пошел по коже. То была боль, конечно, страх, а еще… да, еще счастье! Счастье и облегчение. — Ты спрашивала, Ангелла, как случилось, что на нас не напал ни один из обитателей этого леса, — продолжала она, все еще не глядя на Ангеллу. — Ты полагала, что это Каран нас защищает, не так ли? Но мы не знали, как он это делает.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});