Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

— Ты, наверняка, голодна, если прячешься в этой прачечной, — сказал Даниэль, когда они сели за один из столиков в самом дальнем углу.

— Я не прячусь, я там работаю.

— Маркиза в прачках? Это забавно. Рассказывай, что случилось в «Божьей птичке».

Женька рассказала о стычке с Марени и жизни в доме лодочника. В свою очередь, от де Санда она узнала, что сыскник выжил, кабачок конфискован в пользу казны и выставлен на торги.

— Его хочет купить де Бонк, — сказал де Санд.

— А Шарлотта?

— Шарлотта чуть не получила двадцать плетей на Гревской площади. Бушьер выручил, откупился.

— А Матье, Ксавье?

— Про Матье не знаю, а мальчишку видел, продает памфлеты на улицах. Кстати, о литературе. Ты знаешь, что после выхода одной твоей статейки беднягу Файдо отправили на галеры.

— Значит, я не ошиблась? Это он подстроил убийство Перрана?

– Поговаривают, сознался, но кто не сознается, побывав в руках королевских палачей? Всем известно, что королю сейчас очень нужны деньги для войны с протестантами, а ты предоставила ему отличный повод поживиться. Файдо — на галеры, имущество — в казну.

— Поживился сначала сам Файдо, когда прибрал к рукам чужое дело. А что по «Привалу странников»? Есть что-нибудь о Гонзалес?

— Да, Гонзалес… Ее тело действительно нашли в конюшне. Вскопали там, где ты написала. Хозяйку взяли в оборот, и она рассказала, как ее сынок прикончил эту испанку. То ли она нагрубила ему, то ли отказала… Они и вещички ее прикарманили. Сынок давно в бегах за убийство какого-то постояльца, а мамашу отправили в Шатле, и думаю, что безвозвратно.

— Аманду немного жаль, хотя она та еще тетка. А что с Фише?

— Ты о бакалейщике?

— Да.

— А это вообще комедия! Он умер!

— Умер?

— Да, когда у него нашли одежду той сожженной «ведьмы» и книгу с рецептами ее снадобий. Говорят, бедолага схватился за то место, где должно быть сердце, и отдал концы.

— Что ж… так и надо.

— Есть еще одна новость, которая наверняка тебя порадует.

— Какая?

— Твой наглый побег привел короля в бешенство, и он отправил беднягу де Брука простым охранником в Шатле.

Женька чуть не бросилась танцевать на столе, но в последний момент одумалась и вместо этого в порыве бурной радости повисла у де Санда на шее. Он засмеялся и, воспользовавшись моментом, крепко обнял ее в ответ. Леон подал жареное мясо, и фехтовальщица принялась за еду с жадностью каннибала, добравшегося, наконец, до поверженного тела своего врага.

— А кто теперь комендант Бастилии? — спросила девушка.

— Домбре, бывший комендант Шатле.

Новости ошеломили фехтовальщицу, и она почувствовала себя серфингистом, случайно поймавшим хорошую волну.

— Я хочу написать и о прачечной, — сказала она, полагая, что сумеет удержаться на этой волне и дальше.

— О прачечной? Зачем?

— А пусть Мишо тоже почешется!

— Прачечная — не баронесса Гонзалес, это никому не нужно.

— Тогда я напишу о графе д’Ольсино! Или нет, я все напишу и назову это «Записки фехтовальщицы»! Как ты думаешь?

— Поехали лучше в Италию, — напомнил о своем предложении де Санд.

— Да, но после, когда я напишу «Записки». Ты ведь купишь мне бумагу?

— А ты, когда закончишь свою рукопись, поедешь со мной в Италию?

— Поеду.

— Тогда куплю.

Де Санд купил фехтовальщице все, что она попросила, и подвез ее до прачечной на своей лошади. Женька сидела сзади. Одной рукой она обхватила его крепкое тело, а другой держала корзину с сушеными яблоками, под которыми лежали бумага, перья и бутылочка с чернилами.

Даниэль всерьез согласился подождать, пока фехтовальщица напишет «Записки», а Женька почти поверила, что уедет с ним в Италию. Занятая своими проблемами, фехтовальщица редко думала о Генрихе, отчего ей казалось, что она разлюбила его. Де Санд, с которым ее связывала фехтовальная жизнь, был ей не менее близок, поэтому она решила, что сможет быть с ним так же счастлива. Кроме того, Женька хорошо понимала, что после выхода «Записок» ей все равно придется уехать.

Видеться с Даниэлем было опасно, — Марени в любое время мог установить слежку за домом фехтовальщика и обнаружить его связь с девушкой в юбке и чепце простолюдинки. Ведь сыскник уже знал, что Жанна де Бежар могла скрываться под такой одеждой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Будем связываться через Лабрю, — предложил де Санд.

— А если король все-таки придаст обратную силу эдикта о наказании секундантов?

— Вряд ли он посмеет сделать это сейчас, — самоуверенно заявил Даниэль. — Весной, начнется новый поход на протестантов. Зачем королю лишние пятна на своей мантии?

Де Санд остановил Ягуара у открытых ворот прачечной и попрощался с девушкой прямо на глазах у прачек. Раз уж о его «домогательствах» знала Беранжера, то скрываться перед ее товарками было бы смешно. Играть роль влюбленного фехтовальщику было легко, поскольку он уже давно являлся таковым и на самом деле.

— Поцелуй меня, — перед тем, как уехать попросил он девушку.

— Ты что?

— Это нужно, на нас смотрят.

Женька поняла, что де Санд немного хитрит, но поцеловала его. Он все-таки поддерживал ее, его руки были теплые и крепкие, а глаза сверкали опьяняющей зеленью абсента… От этого последнего поцелуй получился терпким и отнюдь не только благодарным, как хотела думать о нем фехтовальщица. Она смутилась, презирая самое себя за такое попустительство, и побежала за ворота.

— Возвращаю вам вашу подружку, милашки! — крикнул прачкам довольный Даниэль. — И скажите хозяину, чтобы берег мне эту девчонку, а то я устрою ему тут развеселую жизнь!

Прачки зашумели. Завистливо посмотрела на фехтовальщицу даже Пакетта.

— Каковского господина подцепила наша Пчелка! — воскликнула Бригитта.

— Как бы она не подцепила чего другое с этим господином, — скептически заметила Марсена.

— Что с Люс? — спросила Женька. — Лекарь был у нее?

— Люс спит, а лекарь ждет тебя в твоей комнате, — сказала Беранжера.

Женька поднялась к себе, поставила корзинку на пол и пожала врачу руки.

— Спасибо, Лабрю, спасибо!

— Пока еще не за что. Я скажу вам, как приготовить целебное питье, но не буду убеждать вас, что девушка выживет. Ей не следует работать в сырости и, тем более, зимой.

— Я поговорю с хозяином, чтобы он дал ей отдых. Говорите, что нужно делать. Я запишу.

— Вы, верно, здесь мерзнете, сударыня? — спросил, оглядев убогое жилище, Лабрю.

— Нет, ничего. Здесь бывает тепло от стены прачечной.

Женька достала перо, чернила и бумагу, потом устроилась на полу, используя в качестве стола крышку ларя. Лабрю продиктовал ей все, что требовалось.

— Здесь еще не знают, что вы владеете пером? — спросил он.

— Нет.

— А шпагой?

— Вы смеетесь, Лабрю?

— Немного. Вы… вы хорошо себя чувствуете?

— Да, — постаралась спокойно выдержать взгляд умных глаз девушка.

— Зачем вы себя так мучаете?

— Здесь не тяжелее, чем на фехтовальной площадке.

— Причем здесь площадка?

Врач вдруг притянул девушку к себе, приобнял и осторожно коснулся губами ее виска. Она не сопротивлялась. По телу пробежала легкая, непредусмотренная ни в каких дружеских отношениях, дрожь… Лабрю всегда был симпатичен фехтовальщице — ей был приятен его внимательный и понимающий взгляд, сочувствие и беспокойство за нее, не яркое, но располагающее к себе лицо и руки с чуткими пальцами, прикосновения которых всегда спасали от боли. «От боли, — подумала девушка, — он нужен мне только от боли».

— Пойдемте… проводите меня до аптеки, — слегка надломленным голосом сказала Женька, — а то я заблужусь в этих диких переулках.

— А разве этого еще не произошло?

— Лабрю, вы… Де Санд убьет вас, если узнает, что…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пусть убьет.

— Вы снова смеетесь?

— Конечно.

Лабрю проводил девушку до аптеки. Она же, немного одуревшая от запаха трав и обескураженная странными ощущениями, которые остались после его визита, вернулась в прачечную и прошла на кухню. Там она попросила у Амлотты кружку теплой воды и стала смешивать купленные порошки в пропорциях, которые записала со слов Лабрю.