Рейтинговые книги
Читем онлайн Мир хижинам, война дворцам - Юрий Смолич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 107 108 109 110 111 112 113 114 115 ... 123

Максим не стал отвечать молокососам на их нахальную речь, однако тут же, на углу, стояли кучкой арсенальцы со всей Рыбальской, пронизывая его неодобрительными взглядами.

— Идете, значит, товарищ Колиберда? — спросил язвительно Адам Двораковский, обитатель соседнего домика по правую руку.

— Решили, выходит, к добродиям? — ехидно добавил Евстигней Шило, сосед по левую руку.

— А, резало-пороло! — закричал Гнат Малошийченко, живший через улицу напротив Брылей и Колибердов, — Выходит, за неньку Украину собрались кричать, пан добродий?

Все они обращались к Максиму на “вы”, это был дурной признак, потому что знались они сызмала, чуть не полста лет.

Максим сошел с тротуара и обминул соседей, пройдя по мостовой. В своем решении он был непоколебим, но остерегался эксцессов.

Вдогонку ему долетело:

— Ой и дурень же ты стал, Максим, на старости лет!..

А у калитки гремел взбеленившийся Иван Брыль:

— Гляди же, хоть и не возвращайся: забуду, что кум и сват! Нарядился в жупан, так и думает, что пан!.. Субчик …

Максим наддал ходу — слушать это было обидно.

А старый Иван грохотал:

— За все, что Королевичу и моему Демьяну в тюрягу носил, собственными деньгами верну! Недостоин ты, сукин сын, страдальцам руку помощи подавать!..

Солдат Федор Королевич, тяжело раненный во время наступления в Галиции, лежал с простреленными ногами не в госпитале, а в военной тюрьме, Косом капонире, заключенный за измену родине, и ждал смертной казни по военно-полевому суду вместе с семьюдесятью семью гвардейцами-комитетчиками. Брыль и Колиберда ухитрялись два раза в неделю носить ему передачу: один раз — газеты, другой раз — сороковку самогонки, взятую в долг у пани Капитолины.

Максим еще пуще припустил к Собачьей тропе: он решил не отзываться — все равно ни черта они в политике не понимают!

Но сзади него кто-то затопотал по дороге. Максим даже съежился: а ну как даст кто-нибудь по затылку! Однако “кто-то” повис у него на руке и оказался Тосей.

— Тато, — всхлипывала она, — татонько, не ходите!.. Максим выдернул руку и пошел еще быстрее.

— Мала еще отцом командовать! Иди!

Но Тося бежала и бежала; иногда останавливалась на миг, трогала живот: не повредит ли “ему” такая беготня? И бежала опять, стараясь заскочить вперед:

— Как же это вы, тато? Отдельно от своих, татонько?

Максиму удалось все-таки вырваться, и, только выйдя на Собачью тропу, он утер пот со лба, обмахнул платочком уже запылившиеся сапоги, одернул пиджак и пошел, умерив шаг: не к лицу было ему бежать, как мальчишке, — что ни говорите, а делегат!..

А с горы еще доносился голос старого Брыля:

— А я еще ему Карла Маркса читал!.. Предатель международной солидарности пролетариата!.. Пижон!

2

Максим Колиберда действительно был делегат и шел, как делегату и надлежит, на съезд.

Центральная рада созывала через украинскую фракцию Киевского совета рабочих делегатов на Всеукраинский рабочий съезд. Созывался съезд в спешном порядке, но с тщательной предварительной подготовкой: делегаты избирались от местных Советов, от профсоюзных организаций железнодорожников и рабочих сахарной промышленности. В “Арсенал” тоже явился лидер украинских социал-демократов добродий Порш, собрал членов “Родного куреня”, и они избрали своим делегатом старейшего печерского просвитянина Максима Родионовича Колиберду.

Максим Родионович возгордился и проникся сознанием своей высокой миссии. Во-первых, он и в самом деле был старейший член “Пpocвиты”, или, как он теперь выражался, “старейший деятель украинского национального движения среди наших на Печерске”. Во-вторых, быть избранным куда бы то ни было Максим удостоился впервые в жизни.

Свату Ивану свое решение принять на себя высокую миссию Максим объяснил так: раз люди просят и выказывают тебе доверие, как же повернется язык сказать — нет? Да и, по правде говоря, хватит сидеть за печкой, надо брать жизнь своею собственной рукой — так и в “Интернационале” поется, а это же гимн единой социал-демократии! Тем паче, что и против меньшевиков и против большевиков у Максима были возражения, как, впрочем, и у его побратима Ивана. Против меньшевиков он был потому, что они поддерживали войну и не соглашались на восемь часов рабочего дня и на рабочий контроль на предприятиях, да и с землей для крестьянского класса волынку тянули. А против большевиков Максим был потому, что хотя и выставляют они по всем пунктам программу супротив меньшевиков, однако имеют перед народом грех на совести: ведь своими же ушами, сват Иван, мы с тобой слышали, как сам Пятаков на митинге всех украинцев буржуями облаял и возражал против автономии Украины…

При этом воспоминании Максим распалялся.

— Разве я не правду говорю? — наступал он на побратима и свата. — Ты мне, Иван, положа руку на сердце скажи! Триста лет нас, украинцев, цари угнетали, сатрапы из нашего народа жилы тянули, слова на родном языке не дозволяли сказать, так и теперь опять то же! Снова мы — не народ? Надо нам именно за украинскую социал-демократию держаться, потому — раз! — что она украинская, a — два! — что не делится она на большевиков да меньшевиков, не раскалывает пролетарского единства: социал-демократия, и все!

Но Иван перехватывал слово и сам начинал наступать. Потому что не признавал он и отдельную украинскую социал-демократию тоже. Он кричал, что и украинских социал-демократов надо гнать к чертовой матери, ежели они еще какая-то там третья социал-демократия и, значат, еще больше раскалывают международную солидарность трудящихся!

Так пререкались друзья и так ни один другого не переубедил: Максим дал согласие пойти на рабочий съезд, а Иван разъярился и объявил его предателем пролетарского дела.

И Максим шел теперь, преисполненный гордости, что достиг таких гражданских высот, но в то же время горько сокрушаясь: потеря первейшего друга была для него, пожалуй, самой тяжелой потерей в жизни. Да еще и соседи его осудили, подняли на смех.

Шел Максим по улицам города величаво, щеголяя праздничным костюмом, обмахиваясь чистеньким глаженым платочком, но в груди у него щемило, в сердце шевелились угрызения и печаль; паршиво было у Максима на душе!

Одно утешало его: он услышит, что скажет по этому поводу сам Винниченко, докладчик на съезде, главный украинский социал-демократ, не большевик и не меньшевик, к тому же знаменитый украинский писатель. Максим иногда почитывал его рассказы, а в новой винниченковской пьесе “Панна Мара” даже должен был играть одну из основных ролей.

3

Данила и Харитон смотрели Максиму вслед, сбитые с толку.

События, с вечера взволновавшие город, и в самом деле были весьма серьезны. В Петрограде против демонстрации рабочих и солдат — мирной, но с требованием отобрать власть у Временного правительства и передать ее Исполнительному комитету Советов рабочих и солдатских депутатов — Временное правительство выставило вооруженных юнкеров и войска, специально отозванные с фронта. Улицы столицы обагрились кровью. Большевистская газета “Правда” закрыта. Петроградский большевистский комитет разгромлен. Судьба Ленина неизвестна…

И Киев зашевелился с раннего утра.

Рабочие пораньше пришли на заводы, но работа не начиналась: в заводских дворах возникали стихийные митинги. Обыватель предусмотрительно прятался в квартирах, запер двери и занавесил окна. Но улицы города не стали от этого пустынны. По Крещатику прогарцевали желтые кирасиры. С Kypеневки на Печерск, с Печерска на Демиевку, а с Демиевки на Шулявку проскакало несколько сотен донских казаков, спешно вызванных с мест постоя по селам Киевщины. Юнкера трех военных училищ и четырех школ прапорщиков маршировали под винтовкой там и тут, распевая “Скажи-ка, дядя, ведь недаром…”. Гайдамацкая сотня личной охраны генерального секретаря Петлюры, под командованием сотника Наркиса, заняла подступы к Центральной раде в квартале между Бибиковским и Фундуклеевской.

Тут Даниле с Харитоном ясно было все. Меньшевики, большевики, единая социал-демократия — в этом пускай “политики” разбираются, но раз наших бьют, значит, надо обороняться; раз пролетарская солидарность, значит, надо держаться вместе. И то что дядько Максим пошел, это была безусловно измена и вообще черт знает что!

Но почему съезд из наших же, из рабочих, признан не нашим, этого Данила с Харитоном взять в толк не могли. Что же оно, в конце концов, такое, эта самая Центральная рада, и с чем ее, собственно, едят? Поддерживает министров-капиталистов и решила продолжать войну до победы? Конечно, сука. Но ведь и Совет рабочих депутатов, где верховодят меньшевики, и Совет военных депутатов, где верховодят эсеры, тоже поддерживают Временное правительство и тоже за войну! Так почему ж тогда надо стоять за переход власти к Советам, да еще объединенным — рабочих и солдатских депутатов?

1 ... 107 108 109 110 111 112 113 114 115 ... 123
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Мир хижинам, война дворцам - Юрий Смолич бесплатно.
Похожие на Мир хижинам, война дворцам - Юрий Смолич книги

Оставить комментарий