Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Смерть настигла Распутина в декабре 1916 года. Она выз­вала в России самый невероятный хаос с оттенком трагизма в ее истории, который нарушил гораздо более серьезно ев­ропейское политические равновесие, чем то, какого опаса­лись все страны, находившиеся в состоянии войны.

XXIII.

Ужасное убийство Распутина было совершено молодым аристократом, связанным через свою жену с царской семь­ей, — разве не к такому выводу пришел Женевский револю­ционный комитет?

В глазах народа это преступление показывало, как окру­жение царицы ее постоянно провоцировало, постоянно осуждало.

Когда о смерти царского фаворита стало известно, тол­пы людей в Петрограде не сдерживали своей радости. По­всюду организовывались шумные, веселые манифестации. Сводки с фронта, пусть даже самые плохие, отходили на второй план. Все носили портреты Феликса Юсупова и ве­ликого князя Дмитрия. Здравицы в их честь оглашали все улицы.

Какая-то странная истерия овладела горожанами, столь взбудораженными поражениями русской армии, платной ложью тех, кто смешивал императорскую чету с грязью. В салонах важных городских начальников, чинов­ников, финансистов, государственных деятелей всегда было полно гостей.

Волна ненависти к императрице вздымалась все круче. В этом пока еще имперском городе ни одна добрая душа и не вспоминала, что государыня, эта несчастная мать, кото­рая постоянно мучилась из-за смертельного заболевания сына, тоже могла горько страдать из-за ухода единственно­го человека, который его на самом деле защищал. Нет, в за­леденелой столице, где зима уже сковала все каналы и обна­жила деревья в многочисленных городских парках, к всеоб­щему отсутствию интереса к состоянию царицы, примеши­валась безграничная радость по поводу того трагического со­бытия, которое произошло накануне глубокой ночью.

Первые дни довольно осторожный оптимизм высказыва­ли царские министры и двор. Политическая ситуация дол­жна была кардинально измениться к лучшему из-за смерти проклятого монаха. Но и этот оптимизм вскоре иссяк.

Александра заперлась в своих апартаментах и не желала никого видеть, кроме дочерей и Анны Вырубовой. Из своей ставки в Могилеве на похороны Распутина прибыл импера­тор. У него было непроницаемое лицо. Он все время молчал, и было трудно догадаться, о чем он тогда думал. Императ­рица с императором решили похоронить Распутина в даль­нем конце Царскосельского парка, рядом с тем местом, где Анна Вырубова собиралась ставить церковь. Она и выдели­ла участок для могилы и для памятника.

Панихида проходила в торжественной обстановке в ча­совне Федоровского собора. На ней присутствовали только императорская чета и Анна Вырубова. После заупокойной службы, перед тем как заколотить крышку гроба, царица положила на грудь своего «духовника» два предмета: малень­кую иконку с собственноручной подписью, а также скреп­ленной подписями императора наследника и великих кня­жон такое письмо:

«Мой дорогой мученик, дай мне твое благословение, что­бы оно не покидало меня на печальном и тернистом пути, который мне предстоит пройти на этой земле. И поминай нас там, наверху, в своих святых молитвах. Александра».

Подняв глаза на розоватое зимнее небо над Финским за­ливом, императрица молчала. Несмотря на ужасные боли в пояснице и последние три ночи, проведенные ею без сна, она стояла прямая, словно статуя, не выдавая своего грызу­щего ее изнутри отчаяния, которому она стойко не давала воли.

Никто, ни один человек, кроме мужа и детей, не должен был замечать всю глубину ее печали. Николай, когда они возвращались из церкви, хотел было ее поддержать, но она тихо сказала ему:

— Ники, только никакой слабости! Кто из нашего окру­жения заслуживает видеть мои страдания?

Испытываемое к этим подлым трусам отвращение все же действовало ей на нервы. Парь хотел как можно скорее за­мять все это дело.

НоАлександра придерживалась другого мнения иреши- тельно требовала, чтобы правосудие восторжествовало, не­зависимо от высокого положения убийц. Нужно было, по ее мнению, принять самые строгие меры против всей этой дворцовой камарильи, которая являлась вдохновительницей этого ужасного преступления.

Царь, низко опустив голову, сказал своему адъютанту:

— Мне стыдно перед Россией, что руки моих родствен­ников обагрены кровью мужика!

Без умолку звонил телефон. Один за другим великие кня­зья заступались за молодого великого князя Дмитрия.

Но Николай оставался твердым как гранит.

— Убийство — всегда убийство! Виновные будут наказа­ны, — ответил он.

Сестра царя, великая княгиня Ольга Александровна раз­деляла с братом испытываемый им стыд.

— Мы говорим только о двух именах, которые сегодня ассоциируются с этим преступлением, — это имя великого князя, внука царя-Освободителя, и имя отпрыска одной из наших самых аристократических семей, к тому же мужа од­ной из дочерей великого князя... в деле замешан мой соб­ственный племянник, — это только показывает насколько низко все мы пали...

Великий князь Дмитрий получил приказ в тот же вечер отбыть в расположение русской армии, действовавшей в Персии. Феликса Юсупова отправили в ссылку в одно из его имений на юге.

Александра была возмущена до глубины души.

— Как это так! Это чудовище, этот убийца, подлый трус, который может вызывать у всех нас только одно омерзение, сохраняет жизнь? Как же можно допустить, чтобы он вышел сухим из воды?

Царь взял руку жены и, прильнув к ней долгим поцелу­ем, признался ей в своей слабости:

— Алики, но ты подумай о популярности Феликса в на­роде, его отношениях с Думой... Сейчас все его считают глав­ным героем. Я ничего не могу с ним сделать, только немно­го обуздать. Для чего мне углублять яму, разделяющую меня с Государственным советом?

В конце концов она согласилась с мужем.

Такая слепая вера в тех, кого она любила, всегда поддер­живала императрицу в самые трудные моменты в жизни. Николай был прав. И, возможно, по воле Господа, сильней­шие, безграничные угрызения совести станут для Феликса Юсупова куда более жестокой карой, чем даже смерть.

Несколько недель Николай пребывал в такой ужасной депрессии, которая была куда хуже одиночества, избранно­го Александрой. Он уже не совершал свои знаменитые ут­ренние прогулки пешком, к которым так привык.

Казалось, им овладевала накопившаяся столетиями уста­лость. Никто не осмеливался подойти к нему, никто, кроме жены и детей. Он подолгу стоял в парке, глядя на проплы­вающие над головой облака.

Первую аудиенцию он дал Родзянко, который пришел к нему, чтобы обсудить множество повседневных проблем, проблем, которые было не так просто решить, — снабжение войск, организация санитарных поездов, нехватка боепри­пасов, упорное продвижение вперед противника. Этот го­сударственный муж что-то говорил царю, а тот, подойдя к окну, прошептал:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});