Сто суток войны - Константин Симонов

Так оно, примерно, и было на самом деле, и я думаю, что этот отражавший реальное положение вещей приказ не в малой степени был результатом именно того, что все это своими собственными глазами видел член Военного Совета армии Николаев.

А если бы он не видел этого своими глазами, то истинный ход событий под Сальково мог остаться неизвестным или не до конца известным штабу армии. Почему я так думаю? А очень просто. Потому что в той оперативной сводке штаба 276-й стрелковой дивизии за 16 сентября, которая шла наверх — в корпус, а оттуда в армию, — заместитель начальника штаба дивизии писал:

«В 19.30 наш батальон занял Сальково».

И в этот же день, 16 сентября, в 23.40, то есть за какие-нибудь полчаса до того, как мы с Николаевым после неудачной атаки вернулись в штаб к Савинову, командир дивизии донес в корпус: «Боем батальона к исходу дня 16 сентября станцию Сальково занял. Противник под давлением батальона отошел с боем. Батальон усилил свежей ротой с задачей удержать станцию Сальково до выгрузки эшелона с автомобилями и выяснения положения с третьим батальоном в Ново-Алексеевке. К утру батальон отведу в исходное положение».

Сличив этот с процитированным мною приказом по войскам армии, нетрудно убедиться, что в первоначальном донесении, посланном из дивизии наверх, содержалась попытка прямого обмана. В итоге она не увенчалась успехом, но при других обстоятельствах могла и увенчаться.

В том же приказе по войскам 51-й армии сказано и о событиях на Арабатской стрелке:

«Пример проявления безволия и трусости показал в этот же день командир 873-го стрелкового полка полковник Келадзе в северной части Арабатской стрелки.

4-я рота 873-го стрелкового полка, вместо того чтобы оборонять позицию на северной окраине Геническа, затем на северной части Арабатской стрелки, без боя отошла в район Генической Горки.

Около 23-х часов 16.IX группа фашистов в 30–40 человек, не встретив наших частей, проникла в северную часть Арабатской стрелки, откуда была выбита огнем артиллерии, без всякого участия в бою пехоты.

Факт безнаказанного проникновения на стрелку группы противника с мотоциклами указывает на то, что командир 2-го батальона 873-го стрелкового полка старший лейтенант Кузнецов проявил нераспорядительность и трусость.

Находившийся 16.IX на Стрелке командир 873-го стрелкового полка полковник Келадзе с завязкой боя позорно, трусливо, самовольно уехал со Стрелки, не приняв никаких мер, чтобы навести порядок и заставить красноармейцев и командиров 2-го батальона выполнить боевой приказ. Причем полковник Келадзе донес командиру дивизии, что на Стрелке все спокойно, а командир дивизии генерал-майор Савинов не проверил правдивость донесения.

Полковник Келадзе неточно выполнил приказ командира дивизии. Вместо того, чтобы немедленно выйти на Стрелку и выяснить положение, полковник Келадзе только в 8.00 17.IX начал выдвижение на Стрелку. Выдвинувшись в район Геническая Горка, полковник Келадзе ничего не сделал, по-прежнему подло, трусливо бездействуя.

События на Арабатской стрелке выявили отсутствие твердого руководства и контроля со стороны командира дивизии генерал-майора Савинова, штаба той же дивизии, командиров полков, батальонов 276-й дивизии и показали преступную трусость в поведении командира 873-го стрелкового полка полковника Келадзе».

А теперь возьмем этот же эпизод на Арабатской стрелке, уже дважды изложенный — и в моих записках, и в только что процитированном приказе, — и посмотрим, как он выглядит в третьем варианте изложения, в жалобе командира 873-го стрелкового полка полковника Келадзе в Управление кадров РККА, отправленной им в июле 1942 года, когда события отодвинулись в прошлое и ему, очевидно, казалось, что о них успели забыть.

«С боевой характеристикой, данной мне оценкой за боевую работу в годы Отечественной войны, я не согласен. В августе месяце 1941 года полк был отправлен на Крымский фронт. В районе сосредоточения полка был выделен 2-й батальон самостоятельно на Арабатской Стрелке для занятия района. Этим батальоном командовал неопытный командир.

В последних числах августа месяца 1941 года на участке 2-го батальона противник произвел разведку, и ему удалось выявить расположение батальона. После стычки с противником разведка батальона отошла с потерями, но не была уничтожена полностью. Связь со 2-м батальоном была исключительно через посыльных, так как управление штаба полка и два батальона находились на левом берегу Сиваша, а 2-й батальон — на правой стороне Сиваша, — два с половиной километра.

Батальон только впервые получил боевое крещение, командование не смогло преждевременно оценить противника и не организовало уничтожение его. Как только стало известно об этом, я с начальником штаба переправился на тот берег и принял все меры.

В этот период штаб полка имел специальное задание командования дивизии организовать взрыв железнодорожного моста в районе Арабатской стрелки, где я с начштабом были заняты по выполнению задания.

О случившемся факте командующий армией назначил расследование на предмет установления причин появления противника на Арабатской стрелке. Установлено было, что командир батальона не вел непрерывную разведку и слабо организовал охранение, благодаря чему и сам командир батальона погиб в этой стычке, и мне оставил на всю жизнь незаслуженное обвинение, после чего последовал приказ по армии о моем снятии с командования полка с формулировкой: „за проявленную слабохарактерность и безвольность“, тогда как материалом расследования подтвердилось, что я и штаб в этот период не могли возглавить батальон, и дело по обвинению меня было прекращено, на что я имею справку прокуратуры Крымского фронта».

Я привел эту написанную через год после событий жалобу потому, что если мысленно опрокинуть ее в прошлое, то нетрудно представить себе ее не в виде жалобы, а в виде донесения, которое такой человек мог отправить и наверное бы отправил начальству, о событиях, происшедших на Арабатской стрелке, если бы, на его несчастье, там не оказался Николаев, увидевший все, что произошло, собственными глазами.

В приказе по армии генерал-майору Савинову объявлялся выговор за нетребовательность и нераспорядительность. Келадзе за бездеятельность и трусость устранялся от занимаемой должности и предавался суду военного трибунала. В этом же приказе предавался суду за трусость и паникерство и командир находившегося на Арабатской стрелке батальона, хотя он к тому времени был мертв.

Приказ, видимо, был написан второпях, и на нем не стояло подписи Николаева. В следующем приказе по армии, изданном через пять дней, 23 сентября, и на этот раз подписанном Николаевым, говорилось:

«Ввиду выяснившихся обстоятельств, что командир 2-го батальона 873-го стрелкового полка старший лейтенант Кузнецов руководил боем отдельной группы батальона с проникшим на Арабатскую стрелку противником и геройски погиб, приказываю: Пункт 5-й приказа войскам армии от 18 сентября 1941 года отменить.

Ответственность за ложные сведения о старшем лейтенанте Кузнецове несет бывший командир 873-го стрелкового полка полковник Келадзе».

Я сказал, что приказ писался второпях. Об этом говорят не только содержащиеся в нем неточности, но и быстрота его появления — буквально на следующий день после событий. Насколько я понимаю, само появление этого приказа было результатом запроса начальника Генерального штаба Шапошникова, до которого, уж не знаю через какие каналы, дошли сведения о событиях под Сальково и на Арабатской стрелке. Из текста видно, что приказ был отправлен Шапошникову в ответ на его запрос: «В ответ на № 002064. В результате расследования событий на Арабатской стрелке факта захвата противником станции Сальково отдан прилагаемый приказ войскам 51-й армии…»

В чисто военном смысле ничего катастрофического не произошло. Положение на Арабатской стрелке было без особого труда восстановлено. А тот батальон 276-й дивизии, который был отрезан от нее немцами под Сальково, вопреки первым сведениям, не погиб, а, потеряв пятьдесят человек убитыми и ранеными, прорвался через тылы немцев и присоединился к одной из дивизий воевавшей на материке 9-й армии. Но смысл событий, содержавшийся в них урок были гораздо опаснее масштаба этих двух частных неудач. Видимо, это и обеспокоило Генеральный штаб. То, что приказ, который я цитировал, был все-таки издан и многие вещи названы в нем своими именами, было очень важно — у нас оставалось меньше недели до начала немецкого наступления на Крым.

А теперь зададим себе вопрос: ну, а если бы подлинная картина не стала ясной? Если бы то донесение о бое за станцию Сальково, которое направил наверх командир 276-й дивизии, или те объяснения, которые выдвигал в свою защиту командир 873-го полка, были приняты за нечто достоверное? Что тогда? Как бы отразилась эта неправда на наших дальнейших действиях в Крыму? Думаю, самым губительным образом. Должно быть, этим чувством и были вызваны те горькие строки, которые я записал тогда, что в этой истории, как в капле воды, отразилось страшное бедствие — наличие в армии людей, боящихся начальства больше, чем врага…