Мы все умрём. Но это не точно (СИ) - Aris me

— Клянусь, — больше всего хотелось припасть губами к её коже, слизать солоноватый пот и почувствовать тяжёлый, мускусный запах её волос и репейного масла, которым она их всегда укладывала.

Но любимая лишь покровительственно улыбнулась и с силой вдавила кончик ножа в место под левой ключицей. Нотт непроизвольно дёрнулся от боли, и Амикус плотно прижал его плечи к кровати. Тео стиснул зубы, принимая каждый новый порез как благословение своего прекрасного ангела. Он сохранит их все. Алекто пыхтела и корпела, вырезая какие-то полосы. Теодор старался не дёргаться, чтобы не мешать ей. Ладонь Амикуса на плече сжала его сильнее, и он услышал, как звонко щёлкнула пряжка его ремня, а следом звук расстёгивающейся ширинки. Ну да, ты прав, братец, самое время немного подрочить. А как же кресло? Или ты решил здесь устроиться? Судя по раздавшемуся в десятке дюймов стону, Амикус занял первые места в зрительном зале. Тео не стал поднимать голову, лицезреть чужой член совсем не хотелось, поэтому он просто лежал и ждал, когда это всё закончится, отстранённо пытаясь угадать, что в этот раз подарит ему любовь.

— Теперь ты точно его изуродовала, сестра, — сказал Амикус, когда та закончила своё творчество и отложила нож. Мужчина провёл пальцем от горла Тео до его сердца, смочил в крови самый кончик и очертил им сосок. Нотт безразлично стерпел и это прикосновение.

Алекто в спешке нащупала молнию и стянула с Теодора брюки, сразу вместе с бельём, высвобождая крепкий стояк.

Его тело всегда было готово для неё…

Штаны стекли по ногам, повиснув где-то в районе щиколоток, и теперь Теодор был словно дополнительно связан в ногах. Амикус судорожно раскачивал матрас где-то с краю кровати, и у него, видимо, никак не получалось финишировать, но Теодору было плевать, что там происходило с братцем, лишь бы любимая побыстрее оказалась рядом. Алекто активно копошилась под юбкой, в спешке стягивая с себя бельё. Она нетерпеливо швырнула широкие трусики в сторону, и Тео проследил траекторию их полёта взглядом. Красные, как платье. Малышка готовилась к их свиданию.

Амикус громко, болезненно застонал, и Нотт вздрогнул от ощущения чужого тёплого семени на коже. Вот урод. Он откинул голову и с яростью взглянул ему в глаза, но тот расслабленно откинулся на спинку кровати и ухмыльнулся в бокал. Его сестра в это время безуспешно пыталась стянуть с себя платье, но, видимо, заклинило молнию, поэтому она просто раздражённо закатала подол до живота и уселась на Тео сверху.

— Я же говорила, чтобы ты его не пачкал! — недовольно взвизгнула она.

Её пухлая ладошка обхватила член Тео и провела несколько раз вверх-вниз. Орган радостно дёрнулся. Но это не ощущалось приятно, скорее даже больно: от чрезмерного напряжения, от долгого ожидания её ласк, от чувства нереальности происходящего. Алекто устроилась поудобнее, согнулась и лизнула мокрым язычком головку, пощекотав юрким кончиком уздечку. Под её ласками кровь вскипала и приливала к члену, тот болезненно пульсировал и, казалось, вот-вот лопнет. Это всё напоминало агонию. Тео попытался двинуться, чтобы ей помочь, но жёсткая ладонь Амикуса прижала его к кровати.

— Лежи, не двигайся, у тебя кровь идёт, — посоветовал он и размазал свою остывшую сперму по его плечу. И Тео пообещал себе, что когда-нибудь убьёт его.

— Лежи, любимый, я сама, — согласилась Алекто, с чавкающим звуком оторвавшись от его члена и вновь насадилась ртом до самого основания, и Теодор почувствовал, как головка упёрлась в тесное, горячее горло. Раны на груди и руке саднили, однако это было ничто по сравнению с тем ощущением облегчения, который дарил ему скользкий, горячий язычок Алекто. Нотт подался бёдрами вверх, распаляясь и желая от неё более активных движений.

— Тебе больно, да? Сейчас я сделаю всё хорошо, — всполошилась та.

Тео хотел что-то промычать, про «сильнее, глубже, быстрее», но Алекто выпрямилась, придвинулась бёдрами поближе и одним резким движением насадилась на его член. До красных вспышек под опущенными веками. Не сдержавшись, он простонал и зажмурился — вид снизу на второй подбородок и бездонные дыры ноздрей как-то отвлекал. Но Кэрроу неплохо натренировалась в искусстве любви и знала, как правильно привставать, в какой момент нужно поменять темп и обхватить рукой яички. Единственное, чего она не знала, — это когда вовремя заткнуться.

— Любимый, тебе хорошо? — её мерзкий скрипучий голос. Тео удивлённо поморгал, не понимая, всегда ли она так отвратительно тянула буквы или ему сейчас показалось?

Алекто весила в полтора раза больше него. Она ритмично привставала, не забывая при этом ладонью нажимать на рану у сердца. Как же больно. Нотт сжал зубы, но всё равно болезненный вздох вырвался сквозь плотно сомкнутые губы. Секс с ней был не хуже пыток Беллатрисы. Мерлин, как не вовремя к нему начало возвращаться сознание, лучше бы он выпил всё зелье Амикуса до дна. Он прикрыл глаза, желая, чтобы она поскорее попользовалась им и уже отпустила. Чувствовал Теодор себя и вправду шлюхой: готовый, вечно услужливый мальчик для Алекто Кэрроу. Его тело покачивалось вместе с размеренными движениями женщины. Фрикции не приносили никакого удовольствия. Будто у неё под юбкой сидела голодная змея, которая решила проглотить Тео целиком и теперь засасывала в глотку его член, давилась, выплёвывала и снова пыталась заглотить. Вроде горячо и узко, но абсолютное ощущение противоестественности. Пусто, бессмысленно и хочется сдохнуть. Нотт с трудом сглотнул вязкую, как клей, слюну. Нет, так они оба никогда не кончат. А значит, это будет длиться вечно…

Вечно…

Вечно.

Ему казалось, что в скрипе пружин отчётливо слышится это слово. Или же он уже совсем спятил? Теодор протянул не раненую руку к Алекто под юбку, нашёл на ощупь лобок и очертил пальцем влажный, скользкий клитор. Та застонала и подалась ближе. Тео откинул голову вверх, взглядом встретился с попивающим из своего бокала Амикусом. Алекто ускорилась и теперь скакала на нём, будто пыталась раздробить своими бёдрами его таз или сломать член. Дышать получалось через раз, потому что когда она опускалась вниз, то из лёгких выбивало весь воздух. Рубиновое вино в бокале Амикуса покачивалось вместе с ними в такт движений. Алкоголь красиво кружил по стенкам бокала, оставляя размытые, полупрозрачные разводы. Это видимо было очень хорошее вино.

— Что она на мне написала? — из-за размазанной крови на груди ничего не получалось прочесть. Алекто громко и шумно выдохнула, извещая о скором финале, и Нотт сильнее надавил ей на клитор, усилив трение. На пороге оргазма она всегда теряла чувствительность и приходилось жать так, будто пытаешься раздавить слизняка пальцем.

Амикус поднял руку, салютуя бокалом.

— Улыбайся.

И вновь его сознание будто бы провалилось в сон. Тео вновь накрыло волной сладкого тепла и счастья — его девочка написала «Улыбайся»… Она любит его улыбку. Малышка так сильно любит его! Теодор перевёл взгляд на прекрасную, чудесную Алекто. Она была всегда так изумительна в первые секунды после оргазма, с этим лёгким румянцем на щеках и довольным блеском в глазах… Это делало его отупляюще счастливым на пару мгновений… А на следующий день всегда хотелось просто сдохнуть.

***

Теодор болтнул тёмно-красное вино в своём бокале. Секс — это просто фрикции, не Алекто, так кто-то другой, всё равно кто. Несколько минут удовольствия, а потом гаснет свет и прекрасные актёры на сцене становятся серыми, скучными людишками в изъеденных молью париках. И с Грейнджер будет так же. Зачем всё портить, когда можно сполна насладиться актёрской игрой?

На его плечо неожиданно легла узкая ладонь, и Теодор вздрогнул, еле сдержавшись, чтобы рефлекторно не ударить в ответ. Тень Амикуса вечно мерещилась ему за спиной. Чёрт, он стал слишком часто терять бдительность рядом с ней. Гермиона встала рядом, и её взгляд замер на его руках. Тео только сейчас вспомнил, что закатал рукава, но опускать их уже было бессмысленно, она наверняка всё успела разглядеть.