Свод (СИ) - Алексей Войтешик

            Хмыза снял драную собачью шапку и, откашлявшись, ответил:

            — Село тут Патковицы, но они, пан сотник, дальше. Здесь, если прямо выйдем из ложбинки, стоит маёнтак Патковских, их хозяина. Пан Альберт не так чтобы богат или зажиточен, но и в лаптях не ходит. Сын у него в заграницах осел, на неметчине. Здесь живёт только старый пан, его жена и дочь. Под ними с полсотни душ, как я помню, да и то почти все в селе.

У Патковского тонкая кишка. Когда я со своими людьми взял эту землю под присмотр, он со страху съехал жить в своё гумно. Всем отбрёхивался, мол, в имении какая-то дурная зараза бродит. Видать говорил это, держа в голове меня. Если его припугнуть как надо, Альберт всё отдаст сам, а заартачится, тогда спалим всё к чёртовой матери и пойдём прямо к Мельнику. Вот там-то чтобы «отрясти грушу» надо будет постараться...

— Постараться, расстараться, — заскрипел, словно немазаная дверь, заворочавшийся в темноте Кравец, — про то мы слышали. Не боись, возьмём мы за кадык и того сосунка, твоего обидчика. Меня отчего-то другое сейчас занимает. Скажи, откуда ты так хорошо русское слово знаешь?

Хмыза приосанился и косо посмотрел в сторону Степана:

— Я, — неуверенно начал он, — уже рассказывал пану сотнику. Был у меня кум, соратник в трудном, лесном деле. Он родом откуда-то с Руси. Вот я и…

Простов кивнул Ёзефу, мол, верно, было дело, человек говорил о том, и боле не допытывайся, сам ты тож бродяга не русских кровей.

— Ну, тогда добре, Хмыза, — заключил Кравец, вняв жесту своего командира, —

иди, отдыхай. Оставшееся обсудим утром, оно вечера мудренее…

            Сглазил Ёзеф. Отдохнуть этой ночью Базылю толком не случилось. Сотник распорядился выставить дозорного (с чего это вдруг?) прямо возле того места, где Хмыза пристроился поспать. Но, то ещё полбеды. Что тут такого, стоит человек и стоит. Но ведь эта рыжебородая бестия половину ночи исходил на такой собачий кашель, что не давал спать всему лагерю. Люди беспрестанно ворочались, а кому было не лень, перебирались на другой край. Но и там было слыхать, как прямо раздирало сухим, дурацким кашлем этого проклятого дозорного.

Самое гадкое было в том, что отправившись спать, этот негодяй, вопреки всеобщим опасениям, перестал кашлять. Его сменили и лагерь, с облегчением вздохнув, будто вымер.

            Казалось бы, длинна осенняя ночка, да и она из-за этого болезного пролетела как одно мгновение. Едва свет коснулся высокого серого неба, сотня Степана Простова поднялась. Долго засиживаться в затягивающейся туманом ложбинке не стали. Ёзеф отыскал Базыля и, выделив под его начало людей и отправил вперёд заслоны на тот случай, если кто-то решит бежать из имения, не пообщавшись с непрошенными гостями.

Нужно сказать, сделано это было по уму. Возле панского дома подняли лай какие-то бродячие псы. Пришлось повозиться, чтобы их отогнать. Благо никто в имении не всполошился. Терпеливо дождались, когда появится посыльный и сообщит, что всё в порядке. Только после этого, с наглостью и достоинством победителей Степан и Ёзеф повели сотню к дому отставного судейского Писаря. В нескольких окнах, судя по всему, видавшего и лучшие времена здания, несмотря на только вступившее в права утро, были видны отблески свечей. Кто-то всё же не спал. Сотники въехали во двор и выстроились перед парадным крыльцом в боевой порядок. К ним долго никто не выходил, хотя было видно, что внутри сразу же заметили появление гостей. Наконец, дверь осторожно отворилась и на пороге появилась дама, облачённая в чёрное, траурное платье.

Склонив голову, Степан тихо шепнул близстоящему сотенному: «Базыля сюда, быстро!», после чего, не спеша, дабы не привлекать к себе особого внимания, выпрямился в седле. В это время позади первой дамы появилась вторая, помоложе. Так же как и первая она была одета во всё чёрное. Испугавшись большого количества вооружённых людей, самым наглым образом расположившихся во всю ширь их двора, она стала за спину первой из вышедших и что-то тихо шепнула ей на ухо.

            Из дальних кустов, словно медведь вывалился Хмыза. Похоже, и его удивило то, в каком одеянии предстали перед ними хозяйки Патковицкого имения. Остановившись посреди двора, Базыль вдруг передумал идти к верховым и решительно повернулся к хозяйкам:

            — Насколько я могу судить, — полным наигранного почтения голосом выкрикнул он, — сама панна Ядвига вышла нас встречать? А где же пан Альберт?

            Патковская, опешившая от столь наглого тона простолюдина. Она покосилась в сторону дочери и просто не нашлась что ответить.

            — О, панна, панна, — продолжал неизвестный, весело озираясь в сторону стоящих позади него вооружённых людей, — уж не скажете ли вы, что пан снова прячется в гумне от какой-то заразы? Поверьте, эти люди сейчас же желают с ним поговорить, и если он не появится, они пошлют за паном Альбертом «красного петуха». Я хорошо наслышан о хитрости вашего мужа и поэтому говорю вам, если ваша одежда призвана лишь для того, чтобы отвадить нас от этого дома, можете оставить эти переодевания для святок. «Красный петух» птица серьёзная, шутить не любит…

            Панна Ядвига отвела взгляд от говорившего и, приходя в себя, старательно осмотрела людей, стоявших позади него. Все хорошо вооружены. Ни по платью, ни по оружию не разберёшь, кто тут старший:

            — Есть ли среди приехавших к нам господ паны? — Четко упирая на польский акцент, холодно и с достоинством спросила женщина. — Я не буду говорить с этим дурным мужиком…

            Панна выжидающе замолчала. Через какое-то время один из всадников выехал вперёд:

            — Вы можете говорить со мной, панна, — густым, грудным голосом произнёс он.

            Панна Ядвига, придирчиво смерив взглядом и этого персонажа, похоже, осталась крайне недовольной тем, что и в этот раз перед ней предстал явно не кто-нибудь из начальствующих:

            — Як то вы і ешьчь, то я згодна. — Вздохнула она. — В нороде кажучь: «з пана, то пан, а з мужіка, які пан — мужык». Алэ ж іншего нема, бэндзем мовічь з вамі. Ото як же вы пан, і маеце што мовiць, то, мабыць, маеце і імя?[191]

Всадник хитро прищурился:

            — Зовите меня Ёзеф, — отстранённо сказал он, — и чтобы не было панне хуже, старайтесь говорить по-русски…