Свод (СИ) - Алексей Войтешик

Казик присел к опешившему пану и стал аккуратно стягивать с его левого плеча кафтан. Война, всё ещё не веря в случившееся, и не отводя взгляда от Патковского, попытался высвободить свою раненую руку из рукава. Острая боль свела невыносимой судорогой весь его правый бок, заставив сморщиться и наклониться вперёд. Окровавленный кафтан свалился на землю, открывая Якубу страшную картину ранения. Глубокая и длинная рана продолжала сильно кровоточить. Молодого пана качнуло назад и, лишившись чувств, он рухнул на перепуганного Казика.

От замка бежали люди. Кто-то сразу бросился помогать, перетягивая глубокую рану пана Якуба чистой холстяной тряпкой, другие же окружили плотным кольцом место кровавой схватки, вполголоса или шёпотом обсуждали произошедшее.

В центре образовавшегося круга, опустив вниз смертоносное оружие, стоял Свод. Мог ли он подумать, что всё так закончится? Видит бог, в этот раз он не чувствовал того, что эта бездумная шутка или глупое развлечение может закончиться чьей-то смертью…

— Пусціце мяне! — услышал Ричи любимый голос. — Пусціце ж, …не! Не, божа свенты, толькі ні ён. Як жа я не даглядзела?! — Міхаліна рвалась сквозь плотные ряды притихших людей. Впередистоящие, почувствовав, как отчаянно бьётся им в спину обезумевшая от горя девушка, расступились. Прямо перед ней живым и здоровым стоял тот, с кем она, пока бежала во двор уже успела попрощаться. Простоволосая и растрёпанная упала она перед ним на колени, прижалась щекой к его животу и горько заплакала.

Среди людей пролетел недовольный ропот: «зусім ужо дзеўка сорам згубіла[185]», но Михалине было плевать на всё это, главное, что Свод остался жив. А ведь права оказалась бабка Анатоля, и пришла-таки большая беда, но, слава богу, не тронула костлявая старуха, её простое девичье счастье. Знать, не зря каждодневно молилась она за своего любимого.

            Меж тем ропот нарастал. Михалина оторвала заплаканное лицо от мокрой рубахи возлюбленного. Её глаза вдруг встретились со жгущей яростью перуновых молний. Разрезав надвое людское кольцо, посреди панского двора стоял шарабан панны Патковской.

Бледная, с тёмными кругами усталости вокруг глаз панна Ядвига чуть подалась вперёд, словно окаменев от увиденного. Состояние вельможной соседки несложно было объяснить. Каково ей было увидеть такое? Однако никто, пожалуй, кроме Свода и Михалины, не замечал того, что панна, словно разъярённая битвой с демонами Перуница[186], смотрит не на остывающее тело убитого сына, а на темноволосую простолюдинку, прижавшуюся к англичанину.

            Из-за плеча панны Ядвиги появилось перекошенное страхом лицо Сусанны. Её подбородок дрожал. Бедная девушка, она даже за пеленой мутных слёз видела весь ужас представшей перед ними картины. В силу разных, но вполне объяснимых причин, прибывшие из Патковиц дамы так и не решались покидать свои места. Люди притихли настолько, что во всём дворе был слышен только слабый голос Казика, возившегося возле раскинувшегося на земле, окровавленного тела пана:

            — Што ж то рабіць, га? — Вертел головой слуга, пытаясь встретиться взглядом то со Сводом, то с панной Ядвигой. — Яго ж трэба несці ў хату, клікаць старасту. Панна…, паначка, людзі, дапамажыце...[187].

Наконец, близстоящие вняли душераздирающим мольбам Казика, подняли бесчувственное тело пана Якуба и понесли его в дом. Кто-то побежал к конюшне и вскоре, выведя гнедого, без седла, обходясь одной уздечкой, вскочил тому на спину и помчался в Слободу за старостой.

Панна Ядвига, наконец, нашла в себе силы встать. Тяжело ступив на ступеньку шарабана, она сошла на землю и медленно направилась в сторону бездыханного тела сына. Её каменное лицо, всё ещё вполоборота обращённое к Своду, было непроницаемым. Михалина поднялась с колен и, будто испугавшись исходившего от панны холода, прижалась к груди Ричи.

Панна остановилась у перепачканных дворовой грязью ног сына, сделала ещё пару шагов, и медленно опустившись на корточки, протянула трясущуюся руку к его спине. Позади, неё не решаясь идти дальше, всхлипывала безутешная Сусанна. Она видела, как мать, коснувшись Андрея, подняла от него свою озябшую ладонь и поцеловала её так, будто вместе с ней целовала освободившуюся душу своего безвременно ушедшего первенца.

Её всегда сияющее благородством, неподвластное годам лицо осунулось, постарело, а к нервно сжатым губам медленно прилила синева. Панна, поднялась и, пошатываясь, медленно побрела к шарабану. Там её, падающую в обморок, подхватили на руки сердобольные бабы.

            Убитая горем Сусанна, словно одинокая берёзка, застыла у тела брата, не решаясь покинуть место подле него. Люди подошли ближе. Кто-то присел к убитому. Участливые, добрые руки, жалея бедную девушку, легонько обняли её и повернули спиной к бездыханному телу.

Андрея перевернули. Его пустые, слегка растерянные глаза безучастно смотрели в серое холодное небо, будто отыскивая в его дали свободное место для собственной освободившейся души.

Свод силился увидеть в лице Патковского хоть тень безумной ярости, толкнувшей молодого человека в эту смертельную бездну. Её не было. Что тут поделаешь? Сделав своё чёрное дело, эта коварная подстрекательница всегда уходит незамеченной.          Ричи, прижимая к  себе Михалину, тяжёло вздохнул. Ему стало жаль Андрея. Эти белокурые волосы, по сути, юношеское лицо, серые, чистые глаза…

            Вскоре появился староста. Грузный и старый мужчина сосредоточенно сопел, глядя на лежащего на земле Патковского. Кто-то к этому времени заботливо отряхнул одежду мертвеца от соломы и смиренно сложил на груди его отливающие серым кисти рук.

Пан Станислав скользнул взглядом по фигуре ожидающего своей участи Свода, кивнул тому, мол, теперь не взыщи, случилось то, что случилось, и теперь тебе, парень, придётся держать ответ. После этого староста отправился к шарабану Патковских, где долгое время всячески утешал добрыми словами, теперь уже полностью оставшихся без фамильного наследования дам.

            К моменту, когда на пороге Мельницкого замка появился бледный от потери крови Якуб, во двор уже прикатили запряжённую панской парой плоскодонную телегу, усланную свежей соломой, на которую осторожно уложили тело Андрея Патковского.

Староста встретил Войну и вкратце растолковал ему то, что он надумал делать, исходя из произошедшего. Ничего не скажешь, пан Жыкович с его-то житейским опытом в данном деле был просто незаменим. Ведь всё верно, как ни крути, а хоронить убитого надо. Разбирательство потерпит, а вот горе безутешной матери и сестры нет. Усопшим, без надобности лишнее время находиться поверх земли, а потому староста, с согласия Якуба тот час же отрядил людей, что отправятся вместе с Патковскими в их имение сопровождать тело Андрея и всячески помогать убитым горем женщинам в этом непростом деле.