До первого снега - Алиса Гордеева

моментально теряет ко мне интерес, жадно прильнув к окну взглядом. На поле стройными рядами выходят команды игроков, но мне совершенно не хочется на них смотреть. Верчусь в поисках Дани, но так и не отыскав парня, снова утопаю в почерке Вика.

«Знаешь, Рита, что бы ты ни говорила, какие бы клятвы с меня ни брала, я уже давно всё решил! Да-да! Привыкай, милая! Я мужчина и последнее слово всегда будет за мной. Я тебя не отпущу! А если сбежишь, догоню и увезу обратно! А ещё спрячу! Думаешь, шучу? Попробуй, проверь!

Ты говоришь, что моя жизнь здесь, среди гор и бескрайних озёр, но, Рита, ты сильно заблуждаешься. Моя жизнь — это ты. И она невозможна там, где тебя нет».

— Подлец! — кричу в сердцах, но получается слишком громко.

— Неправда, — возмущается пожилая болельщица. — Сальваторе самый лучший!

— Сальваторе обманщик! — вспыхиваю от переизбытка чувств, даже не задумавшись, откуда старушка знает фамилию Вика.

— Боже, деточка, либо вы совершенно не понимаете сути игры, либо попросту слепы! Сальваторе лучший игрок сезона! А это всего лишь хитрый манёвр с мячом! Помяните моё слово, первый гол будет принадлежать Виктору Сальваторе!

Голос незнакомки тут же тонет в шумных возгласах мужчин за соседним диваном и визгом красоток в мини.

— Вик! Вперед! — надрывается та, что повыше.

— Ну же, Сальваторе, не подведи! — доносится справа от солидного мужчины в очках. Позабыв о своей важности, он нервно перебирает пальцами и кричит, как какой-то неуправляемый подросток.

— Ммм, какой же он хорошенький, девочки! — сбоку пищит миниатюрная брюнетка с откровенным декольте. — Давай, Вик, забей этот чёртов гол!

На негнущихся ногах, мало что соображая в этот момент, я несмело подхожу к окну и под дикое скандирование «Гол» выглядываю на игровое поле. Сальваторе я узнаю мгновенно. В красно-белой форме, с разбросанными в разные стороны кудряшками, он, ликуя, бежит к игрокам своей команды, чтобы разделить с ними радость. Широкоплечий, свободный, а главное, по-настоящему счастливый. Именно таким я хотела видеть Вика! А значит, всё сделала правильно, отпустив от себя! Прильнув лбом к окну, выхватываю взглядом каждое его движение, стараюсь уловить каждый вдох, порой забывая дышать самой.

— Сегодня Сальваторе не отвертится! — в сознание врезается писк той самой миниатюрной брюнетки, что так звонко переживала за Вика.

— Да, Паула, вы созданы друг для друга! Сегодня он играет для тебя! — поддакивает длинноногая красотка.

Глухо стучу по стеклу ладонями, медленно сходя с ума. Мерзкая, отравляющая душу ревность колючей проволокой окутывает сердце и подчиняет себе разум. Так больно! Так мучительно больно видеть Сальваторе сейчас и понимать, что он больше не мой! Поэтому Дани молчал! Поэтому на мои вопросы отвечал сухо и односложно!

— Ну вот! — тут как тут появляется Толедо. — Я всё пропустил! Увидела уже?

— Да, — произношу почти беззвучно, не сводя с Вика глаз. Мне нужно совсем немного. Ещё чуть-чуть! Чтобы навсегда сохранить в памяти именно такого Сальваторе! С азартным блеском в глазах, с бесконечной улыбкой и милыми завитками чёрных волос.

— Увези меня отсюда, Дани! — с трудом уговариваю себя обернуться к Толедо. — Я зря приехала! На игру! В Аргентину! Всё зря! Мне здесь не место.

— Эй, ты чего? — Дани растерянно качает головой и притягивает к себе, а после ведёт в коридор, чтобы спасти от любопытных взглядов болельщиков. Участливо проводит рукой по моей содрогающейся от слёз спине и терпеливо ждёт объяснений, но истерика накрывает меня с головой. Накопленные за почти два года слезы находят выход!

— Два упёртых барана! — рычит Толедо. — Как же вы мне оба надоели! Навыдумывали себе проблем, клятв дурацких понаписали и изводите себя, смотреть противно! А я говорил Сальваторе, что ты не готова к подобным сюрпризам! Пошли!

Парень резко выпускает меня из кольца своих рук и, перехватив за локоть, тянет вдоль серых стен. Спешу за ним следом, путаясь в лабиринте нескончаемых коридоров, но не спорю. Уверена, Дани направляется к выходу.

— Вы куда? Туда нельзя! — возле очередной массивной двери шипит здоровенный бугай, перекрывая своей мощной грудью пути к отступлению.

— Ей можно, — бросает Толедо и тычет какой-то бумажкой в нос здоровяку.

— До конца игры никому нельзя! — скалясь, бросает незнакомец, а потом внимательнее приглядывается к небольшой картонке в руках Толедо. — Ладно, её пропущу!

— Что происходит? — дёргаю Дани за рукав.

— Всё нормально, детка! Вам просто нужно поговорить! Дождись Вика, ладно?

— Вика? Дани, да объясни ты, наконец!

— Я буду наверху! Помиритесь уже, а? Устал я между вами бегать! — так по-толедовски улыбается Дани и почти насильно передаёт в лапы здоровяка.

— Не шуми там! Понятно? — бурчит тот и открывает дверь, торопливо подталкивая меня внутрь.

Сумрак одного коридора тут же сменяется приглушённым светом другого. Осторожно ступая, иду вперёд, наконец начиная понимать, где нахожусь. Вместо того, чтобы помочь сбежать, Дани привёл меня в самую гущу событий. Этот коридор — не что иное, как выход к полю. Шум трибун оглушает, хотя и не идет ни в какое сравнение с голосом сердца. В нос ударяет свежий воздух. Немного прохладный и по вечернему тягучий он моментально приводит в чувство и сбивает жар с горящих щек. Моя неловкость от нахождения на запретной территории спорит с диким любопытством. И все же, дойдя до середины, замираю. У самого выхода на поле замечаю очередных здоровяков и понимаю, что дальше меня всё равно не пустят. Спиной прикасаюсь к бетонной стене, а сама жадно выискиваю глазами фигуру Сальваторе. Правда, сквозь узкий проход ничего толком разглядеть не удаётся, а подойти ближе мешает страх. В ладони сжимаю письмо Вика, а в памяти прокручиваю последние строки из него.

«Мы навсегда! Слышишь? Не верь никому, кто посмеет сказать иначе! Никогда не сомневайся во мне, Рита, обещаешь? Я люблю тебя, и это не изменить! Вик».

С обрывком в руках я закрываю глаза. Сколько раз я вчитывалась в каждое слово? Сколько раз корила себя за глупость? Я так боялась, что своим побегом всё сломала, что не могла по ночам спать, а днем вместо учёбы беспрестанно думала о Сальваторе и искала себе оправдания. Его письмо стало моим маяком, надежным талисманом и самой, как