Имперский маг - Оксана Ветловская

— Нынешняя ситуация двусмысленна, рейхсфюрер. Вероятно, вам кажется, что всё вокруг складывается лишь к вашей выгоде. Однако есть и другая сторона, далеко не столь блестящая. Пока вы её не видите, но в дальнейшем придётся столкнуться с большими затруднениями, напрямую вытекающими из сегодняшних благ.

— Уточните, — сухо сказал Гиммлер.

— Я не знаю, во что это воплотится. Это может быть какая-нибудь задача, с которой вы не справитесь, или, скажем, назначение на какой-нибудь пост, пребывание на котором поставит вас в крайне затруднительное положение… Наконец, это может быть чьё-нибудь доверие, которого лучше бы вам вовсе не было оказано.

Гиммлер задумался.

— Умеете же вы травить душу, Альрих… Что вы скажете про вторую руну? «Туризац» — это же врата. Врата куда?

— В данном случае никуда, рейхсфюрер. Это запертые врата, руна перевёрнута. Впрочем, эта руна не обрисовывает ситуацию, а даёт совет. Совет далеко не самый информативный, но какой уж есть. Размышляйте, анализируйте. Не упивайтесь мнимой значительностью вашего положения, за вашей силой сейчас кроется слабость. Не принимайте поспешных решений, не обманывайтесь относительно истинных мотивов ваших действий… Знаете, что мне не нравится: руна указывает на то, что в ближайшем будущем вы не сможете повлиять на ход текущих событий — что самым пренеприятным образом согласуется вот с этим, — я снова постучал ногтем рядом с Чистой Руной.

— Руны ничего не могут сказать о моём будущем?

Последнюю руну я склонен был расценивать скорее как знак того, что в жизнь моего начальника вмешались кармические силы, препятствовать которым, как известно, бесполезно, но решил пока не говорить об этом. Темы кармы лучше сейчас вообще не касаться. Не хватало Гиммлеру окончательно впасть в фатализм.

— Вероятно, по какой-то причине руны просто отказываются говорить. Возможно, вам сейчас просто не следует знать, что вас ожидает. Также возможно, что будущее не определено, и всё зависит от вас, — я сделал упор на последних словах, хотя к тому, что показывали руны, они не имели никакого отношения.

Гиммлер молчал: теперь его мучила неизвестность. Сейчас сам попросит, чтобы я погадал ему на судьбу.

— Вот что, меня все эти неясные намёки не устраивают. Давайте этот ваш знаменитый расклад.

— Расклад «Судьба»? — Я натянуто улыбнулся. Мне и самому хотелось знать, что его ждёт, а точность предсказаний напрямую зависит от присутствия и настроя человека, на которого гадают. Но в то же время я начинал жалеть, что затеял всё это: я надеялся, что поведанное рунами растормошит Гиммлера, как не раз бывало прежде, и не принял в расчёт того, что излишне пессимистичный расклад способен окончательно уничтожить его и без того слабое и недоразвитое намерение избавиться от Гитлера.

Я выложил на стол шесть рун и, чуть помедлив, одну за другой перевернул их лицевой стороной вверх. Расположение рун по форме напоминало крест. Читать их Следовало справа налево и снизу вверх: «Наутиц», «Туризац», «Уруц», «Маннац», «Эвац» — все перевёрнуты — и снова Чистая Руна. Отчасти этот расклад напоминал другой, двухмесячной давности, но кое-что переменилось, и далеко не в лучшую сторону.

— Хотел бы я знать, почему ваши руны постоянно пытаются обвинить меня в чём-то? — брюзгливо осведомился Гиммлер, хмуро разглядывая знаки. Вопрос был задан не без оснований: все шесть рун так или иначе указывали на внутреннее, скрытое в человеке зло.

— Значит, на то есть причина, рейхсфюрер, — отозвался я. — Расклад всего лишь отражает вашу личность.

— А не может ли он отражать ваши возмутительные намёки, которые я сегодня уже слышал? — задумчиво проговорил он, склоняясь над столом так, словно там была разложена карта рейха.

Не с моей рожей пытаться посылать кому-либо долгие отрезвляющие взгляды. Но когда я длинно и строго посмотрел на шефа, тот обмяк и виновато положил ухоженную наманикюренную руку мне на плечо. Я отодвинулся.

— Итак, первой у нас идёт «Наутиц», и если говорить о предпосылках в прошлом…

— Подождите. — Гиммлер со вздохом сел напротив меня. — Ответьте сначала на один вопрос. Вы спрашивали у рун о судьбе Германии? Наверняка спрашивали. Что они говорят?

Я помедлил с ответом: наверное, стоило промолчать. Но всё же я вытащил наугад одну руну из оставшихся в мешочке и сжал её в кулаке.

— «Хагалац», — сказал я и раскрыл ладонь. На ладони лежала руна «Хагалац». Пояснения были излишни.

— Что способно помочь нам избежать этого? — Гиммлер нисколько не удивился. Я чувствовал, именно этого он в глубине души и ждал.

— Уж во всяком случае не гений фюрера, — не удержался я.

— Когда-нибудь вы договоритесь, Альрих…

— Вы знаете что. Мирный договор с Западом. На любых более-менее приемлемых условиях. И совместная борьба против большевиков, иначе от Германии останется то же, что нашей милостью осталось от Польши в тридцать девятом. Ничего.

— Я вас не про это спрашиваю, — поморщился Гиммлер. — Что, по-вашему, требуется нам для победы?

— Для победы?

— Да.

— Вам нужно моё личное мнение, рейхсфюрер? — уточнил я.

— Да.

— Хорошо: «Вриль», «Хаунэбу», орудия типа «Штральканоне»… И ещё это взрывчатое вещество нового типа, о котором говорил Каммлер.

— В общем, долгострой.

— Именно. Если я располагаю верной информацией, массовое производство летающих дисков удастся наладить в лучшем случае года через полтора — и то эти прогнозы были, по-моему, составлены для мирного времени.

— А Шривера и Колера я в конце концов отправлю отдохнуть за электропроволоку, — пробормотал Гиммлер. — Слишком долго они вошкаются.

— Не спешите, рейхсфюрер. По трезвом размышлении ясно, что с двумя фронтами мы не дотянем даже до следующего лета, но… — Я не договорил. Неожиданно разговор вплотную подошёл к той теме, которой я старательно избегал почти год. Странный холод распирал лёгкие, когда я представлял, как вслух высказываю эту безумную идею, мучившую меня с того дня, как я окончательно понял, чем может стать для всех нас Зонненштайн. Я знал, что эта идея рано или поздно вырвется на свободу — даже если я всей душой возжелаю задушить её. Она горячим золотом текла в моей крови и порою жгла невыносимо. Я знал то, о чём больше никто не смел догадываться.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});