Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Элис, это ты?
Она обернулась:
— Ага, я. А это вы, сержант? Сегодня у меня со зрением не очень…
Родди громко ахнул.
— Кто это сделал? — спросил он.
— Клиент.
— Только что?
— Вчера вечером.
Он подвел женщину к уличному фонарю и осмотрел ее лицо. Заплывшие глаза превратились в щелки. В уголке одного из них засохла кровь, под носом тоже. Щека распухла, как испортившаяся дыня.
— Господи Иисусе, Элис… Ты его знаешь?
Она покачала головой:
— Никогда раньше не видела. Я бы не пошла с ним, но он предложил мне шиллинг. Выглядел как барин. Когда мы пришли ко мне, начал нести какую-то чушь. Твердил: «Я нашел тебя, я нашел тебя». Сильно ударил по лицу. Потом что-то начал бормотать о крысах и наставил на меня нож. Я думала, он меня убьет, но показала ему, что никаких крыс здесь нет, и он успокоился.
— Тебе нужно сходить к врачу и показать глаза.
— Неплохо бы, начальник. Но я сижу без гроша. Иду в «Колокола». Надеюсь, бармен нальет мне стаканчик бесплатно. Виски снимает боль.
Родди полез в карман и дал ей шесть пенсов.
— Только сначала съешь что-нибудь.
Элис попыталась улыбнуться, но только поморщилась.
— Вы хороший человек, сержант.
— Не забудь, что я сказал. Закажи себе суп.
— Закажу. Счастливо, начальник.
«Ага, закажешь, как же, — подумал Родди, глядя ей вслед. — Прибежишь в „Колокола“ и пропьешь все». Когда женщина скрылась в тумане, он понял, что даже если Джек мертв, то на этих улицах живет его дух. В ублюдке, который избил Элис. В бармене, который увидит ее распухшие глаза и обсчитает, давая сдачу. В мальчишках, которые будут ее дразнить, а потом отнимут оставшиеся монеты, когда она, шатаясь, побредет домой. В голоде и несчастье всех этих Элис, Лиззи и Мэгги, дрожащих от холода на перекрестках и продающих себя за четыре пенса. В равнодушии и жестокости таких, как Котелок Шихан, лишивший крыши над головой сорок семей из-за нескольких паршивых фунтов. В холодном честолюбии новичков типа Сида Мэлоуна, стремящихся во что бы то ни стало превзойти старых хозяев.
Родди вздрогнул, и не только из-за тумана. Внезапно ему захотелось оказаться в своем светлом и уютном доме. Рядом с Грейс, которая обрадуется приходу мужа и достанет из духовки разогретый ужин. Он свернул и пошел на север. Домой. Чтобы хотя бы на одну короткую ночь сбежать от незаконченных дел.
Глава пятьдесят девятая
Никлас Сомс, знаменитый торговец произведениями искусства и душа нью-йоркского светского общества, опирался на трость с серебряным набалдашником и с улыбкой смотрел на женщину, которая была его женой уже почти десять лет. Утром Фиона сама просила его прийти на набережную, в просторное кирпичное здание «ТейсТи», и полюбоваться на ее последнее новшество, но сейчас настолько углубилась в процесс, что не заметила прихода мужа.
— Ник, новая машина прекрасна! — сказала она ему за завтраком. — Просто глаз не оторвать! Ты обязан ее увидеть. Приходи после ленча. Обещай, что придешь!
И он пришел, хотя не должен был. Малейшее усилие вызывало у него боль. Ник чувствовал ее и сейчас: в сердце вонзались крошечные кусочки стекла. За последние два года физическое состояние Никласа заметно ухудшилось, но он умудрялся скрывать это от Фионы. Жена расстроилась бы, а он больше всего на свете хотел оградить ее от нового горя. Ей и без того слишком досталось.
Она стояла в двадцати ярдах от него и не сводила глаз с какой-то огромной шумной штуковины. Ник покачал головой. Только его Фи могла считать прекрасной эту груду лязгающего металла. Он понятия не имел, зачем ей понадобилось такое чудовище. Знал только, что Фиона заказала его в Питсбурге за астрономическую сумму в пятьдесят тысяч долларов; по ее словам, эта машина должна совершить революцию в чайной промышленности. Бледное лицо Ника согрела широкая улыбка, в которой было поровну любви, гордости и доброй насмешки.
— О господи! — пробормотал он про себя и покачал головой. Утром из дома вышла элегантная, безукоризненно одетая леди. Сейчас на нее было страшно смотреть.
Фиона бросила жакет на табуретку так, словно это старая ветошь. Рукава белой блузки были засучены; на одном из них красовалось жирное черное пятно. Из аккуратной прически выбились пряди волос. Она нетерпеливо щелкала пальцами, говоря с кем-то, сидевшим в машине. Ник видел лицо Фионы в профиль; его выражение было решительным и энергичным. Боже, как он любил это лицо…
Пока Ник любовался женой, чудовище неожиданно ожило, заставив его вздрогнуть. Он проследил за взглядом Фионы и увидел, что из чрева машины на ленту конвейера в строгом порядке посыпались красные жестяные банки «ТейсТи». Фиона схватила первую банку, сорвала с нее крышку, вынула то, что издали казалось крошечным белым мешочком, и начала внимательно изучать его.
— Черт бы все побрал! — крикнула Фиона, как настоящая американка. Она достала еще один мешочек, затем третий, потом вложила два пальца в рот и пронзительно свистнула. Раздался скрежет металла, и машина остановилась. — Стюарт! Они продолжают рваться! Ни одного целого!
Ник удивленно заморгал, когда из дьявольского нагромождения каких-то сложных механических приспособлений вылезла человеческая голова. Это был Стюарт Брайс, заместитель Фионы. Восемь лет назад она переманила его из «Милларда».
— Что? — крикнул он. — Я тебя не слышу! От этой заразы оглохнуть можно!
— Должно быть, валки перетянуты! — крикнула в ответ Фиона, сунув ему один из мешочков.
Из внутренностей машины донесся еще один голос. Ник догадался, что он принадлежал человеку, ноги которого торчали наружу рядом с головой Стюарта.
— Не может быть! Мы регулировали натяжение уже три раза!
— Данн, так отрегулируйте в четвертый! Механик вы или кто?
Данн недовольно фыркнул, а потом ответил:
— Это не валки, миссис Сомс. Это сшиватель. Когда мешочки проходят через него, края скобок рвут ткань.
Фиона покачала головой:
— Края слишком острые. Если бы ткань рвали они, разрез был бы чистым. Это натяжение, Данн. Кисея порвана, а не разрезана. Вы отрегулируете механизм или мне сделать это самой?
— Посмотрим, как вам это удастся.
«О боже, мистер Данн, что вы наделали!» — подумал Ник. Он взял с табуретки жакет Фионы, сел, положил его на колени и стал наблюдать за фейерверком.
Фиона еще несколько секунд злобно смотрела на ноги Данна, потом схватила гаечный ключ, поднырнула под ленту конвейера и устремилась к середине машины. Подол юбки зацепился за торчавший из половицы гвоздь, она дернула его, и раздался треск рвущейся материи. Ник вздрогнул. Венецианский шелк ручной работы. Сшито в Париже у Уорта. О господи…
Послышалось сопение, несколько ругательств и крик боли. Потом на несколько минут наступила тишина. Затем раздался торжествующий клич и команда: «Включайте!» Чудовище ожило снова. Фиона выбралась из лабиринта трубок и передач. Ник увидел, что она измазала щеку и поранила руку. Банки опять посыпались на ленту. Она бросила гаечный ключ, схватила первую, быстро осмотрела ее содержимое и широко улыбнулась.
— Да! — воскликнула она, подбросила банку в воздух и засмеялась. — Да! Да! Да! Мы сделали это! — Когда из машины высыпалась сотня банок, Фиона заметила Ника. Вскрикнув от радости, она схватила один мешочек, подбежала, села на ящик из-под чая и потрясла перед носом мужа кисейным пакетиком. И тут Ник увидел, что пакетик наполнен чаем. Металлическая скобка прикрепляла к нему нитку, на другом конце которой болталась красная бумажная этикетка со словами «Быстрая чашка „ТейсТи“».
— Потрясающе, радость моя. Просто сногсшибательно. Но, ради Христа, скажи, что это? — спросил он, вытирая носовым платком ее окровавленную руку. Кровь текла по пальцам Фионы, пачкая обручальное кольцо с бриллиантом и перстень с ослепительным алмазом изумрудной огранки в десять карат, который Ник подарил ей в первую годовщину свадьбы. Сомс посмотрел на ее руку и нахмурился. Шершавая, грязная, исцарапанная, она могла принадлежать поденной уборщице, прачке, но не первой богачке Нью-Йорка. Женщине, которой принадлежал самый крупный и самый прибыльный чайный концерн в стране, не считая тридцати пяти салонов «Чайная роза» и сотни с лишним фирменных магазинов.
Фиона нетерпеливо выдернула руку, недовольная его придирчивым осмотром.
— Это чайный пакетик, Ник! — с жаром воскликнула она. — Настоящий переворот в нашем бизнесе! Кладешь его в чашку, заливаешь кипятком, размешиваешь и готово! Без суеты и отходов. Не нужно мыть чайники и заваривать больше, чем нужно.
— Звучит впечатляюще, — одобрительно сказал Ник. — Очень по-американски.
— Вот именно! — вскочив на ноги, ответила Фиона. Понимаешь, все дело в экономии времени и усилий! «Новый чай нового века»! Звучит, а? Это Нат придумал. Его цель — молодые люди, которые считают чаепитие китайскими церемониями. Он хочет создать совершенно новый рынок. Ник, ты бы видел рисунки Мадди! На одном «Быструю чашку „ТейсТи“» пьет актриса в сценическом костюме. На другом ее пьет машинистка, не отрываясь от работы, на третьем — студент во время лекций, на четвертом — бреющийся холостяк. И… Ник, Ник, послушай… Стюарт заказал композитору Скотту Джоплину песню. Она называется «Глотни чаю на бегу»! Через месяц под нее будет танцевать вся страна. Ох, Ник, милый, ты только представь себе!
- Сомнамбула в тумане - Татьяна Толстая - Современная проза
- Шарлотт-стрит - Дэнни Уоллес - Современная проза
- Мы - Дэвид Николс - Современная проза
- До Бейкер-стрит и обратно - Елена Соковенина - Современная проза
- Преподаватель симметрии. Роман-эхо - Андрей Битов - Современная проза
- Язык цветов - Ванесса Диффенбах - Современная проза
- Предисловие к повестям о суете - Нодар Джин - Современная проза
- Повесть об исходе и суете - Нодар Джин - Современная проза
- Повесть о смерти и суете - Нодар Джин - Современная проза
- Французский язык с Альбером Камю - Albert Сamus - Современная проза