Предпоследняя правда - Филип Дик

— Никто ее не убивал, — сказал Броуз. — Она умерла от инфаркта. Переутомление. Бедняжка трудилась, не жалея себя: мы поставили слишком жесткие сроки — к сожалению, слишком жесткие. Господи, да она была просто бесценной! Посмотрите, какое качество работы, — с этими словами он ткнул дряблым пухлым пальцем в ксерокопию ее рисунков.

Линдблом заколебался.

— Я…

— Это правда, — перебил его Броуз. — Можешь ознакомиться с ее историей болезни. Арлин Дэвидсон. У нее поместье в Нью-Джерси. Ты же ее знал.

— Что верно, то верно, — согласился Линдблом, покосившись на Адамса. — У Арлин действительно был порок сердца, и врачи неоднократно предупреждали ее, чтобы она не переутомлялась. Но эти… — он с нескрываемой ненавистью взглянул на Броуза. — Они постоянно подгоняли ее. Им нужно было получить материалы точно в срок, к определенной дате, — он снова повернулся к Адамсу: — То же и с нами. Я свое дело уже сделал. Когда на меня давят, я работаю очень быстро. А как ты? Планируешь дожить до окончания своих статей?

— Надеюсь, — отозвался Адамс. Сердце у меня здоровое, подумал он, ведь в детстве я не болел ревматизмом, как Арлин. Но даже если было иначе, они все равно давили бы на меня, как сказал Верн. Они постоянно подгоняли бы меня, как Арлин, хотя это убило бы меня, — правда, убьет лишь после того, как я выдам на-гора все требуемое. Он почувствовал себя слабым, бессильным и разочарованным. Наша фабрика по производству фальшивок, думал он, требует от нас слишком многого. Да, мы — правящая элита, но не пребываем в праздности. Даже самому Броузу приходится вкалывать без устали. И это в его-то возрасте!

— А почему Арлин не пересадили искусственное сердце? — неожиданно спросил Роберт Хиг — ко всеобщему удивлению, робко… Но это был очень хороший вопрос.

— Сердец больше нет, — пробормотал Броуз. Он был явно недоволен тем, что Хиг вмешался в разговор. Да еще подобным образом.

— Насколько мне известно, еще по крайней мере два… — начал было Хиг, но Броуз резко перебил его.

— Свободных — больше нет.

Иными словами, на подземном складе в Колорадо они есть. Только предназначены исключительно для тебя, неповоротливый хрюкающий, слюнявый, тухлый, старый мешок сала. Они нужны тебе все, чтобы поддерживать существование твоей проклятой туши. Как скверно, что мы не можем восстановить те уникальные довоенные технологии, с помощью которых создавались артифорги… Как скверно, что мы не можем производить здесь, в цехах Агентства, сердце за сердцем, или просто отправить приказ в какой-нибудь из крупных термитников, чтобы они изготовили нам партию.

Черт побери, мы можем изготовить сердце прямо здесь. Правда, это будет фальшивка. Оно будет выглядеть как настоящее, биться как настоящее. Но пересадите его человеку… Оно окажется тем же, чем оказывается все, что мы делаем. Вряд ли пациент долго проживет с… этой штукой.

Наша продукция, если трезво рассудить, не в состоянии поддерживать жизнь даже секунду. Лучшая характеристика нас и наших результатов… Боже милостивый! Тоскливое чувство нарастало — тот безбрежный, жуткий потаенный туман, который снова затягивал его. Даже сейчас, в этом переполненном кабинете Агентства, в обществе своего друга-янсмена Верна Линдблома — настоящего друга, своего начальника Стэнтона Броуза и этого ничтожества Роберта Хига, который — удивительное дело! — задал один-единственный, но очень существенный вопрос. Очко в пользу Хига, подумал Адамс. Ему хватило духу спросить об этом. Кто знает… Никогда не сбрасывай человека со счетов, каким бы бесцветным, пустым и продажным он ни казался.

Линдблом — медленно и с явной неохотой — наконец-то вернулся к столу, где лежали свежеизготовленные артефакты.

— В любом случае, Джо, — он говорил, понизив голос, медленно роняя слова и почти без выражения, как автомат. — Рансибл не замедлит провести радиоуглеродный анализ находок. Так что они не только должны выглядеть на шестьсот лет. Им действительно должно быть шестьсот.

— Вы же понимаете, — вмешался Броуз, — что в противном случае мы бы не стали заказывать Верну эти блестящие новенькие вещички. Как и ваши журнальные статьи, их требуется состарить. А эти, как видите, прямо с пылу с жару.

Поскольку возраст находок, сообразил Адамс, сфальсифицировать невозможно, Рансибл тут же обнаружит обман. Значит, так оно и есть.

— Ходят слухи, — сказал он Броузу, — насчет машины времени или чего-то подобного. Об этом каждый слышал, но никто не может сказать, что это не просто байки.

— Она доставит их в прошлое, — отозвался Броуз. — Она может отправлять объекты в прошлое, но вернуть не в состоянии — билет в один конец. Кстати, а ты не знаешь почему, а, Верн? — он покосился на Линдблома.

— Нет, — отозвался тот и пояснил, обращаясь к Адамсу: — Ее изобрели во время войны в качестве оружия — разработка какой-то чикагской компании, не самой крупной. Советская ракета уничтожила здание компании вместе со всеми сотрудниками. В итоге у нас есть машина времени, но мы не знаем, ни как она работает, ни как построить еще одну.

— Но она работает, — сказал Броуз. — Она переправляет в прошлое небольшие объекты. Мы скормим ей все это. Черепа, кости — все, что лежит на этом столе, предмет за предметом. Это нужно будет сделать глубокой ночью, на земле Рансибла в Южной Юте. С нами будут геологи — они покажут, на какую глубину зарывать артефакты, и бригада жестянок для земляных работ. Все нужно сделать очень точно. Если они окажутся слишком глубоко, автобульдозеры Рансибла их не достанут. Понимаете?

— Ага, — кивнул Адамс. Применять такое изобретение в подобных целях… Мы могли бы отправлять в прошлое научные сведения, которые оказались бы просто бесценны для цивилизаций прошлого — например, рецепты лекарств. Мы могли бы оказать поддержку обществам и людям прошлого — всего каких-нибудь несколько книг, переведенных на латынь или греческий, или даже на староанглийский… Могли бы предотвращать войны, обеспечить наших предков лекарствами, которые остановили бы эпидемии чумы в Средние века. Мы могли бы связаться с Оппенгеймером и Теллером и убедить их отказаться от разработки атомной и водородной бомб — для этого достаточно было бы послать им несколько документальных лент о войне, которую мы недавни пережили. Но нет. Машину используют для этого — для того, чтобы состряпать фальшивку, соорудить несколько орудий и, в итоге, наделить Стэнтона Броуза еще большей личнои властью. Правда, цель создания этого устройства была еще более отвратительной — оно должно было стать оружием.

Мы — раса проклятых, сказал себе Адамс. Правильно сказано в Библии: на всех нас печать греха, позорное пятно. Потому что лишь проклятая, заклейменная, изначально ущербная раса станет использовать свои открытия так, как это делаем мы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});