И жили они долго и счастливо - Алёна Селютина

до кабинета Горбунка только затем, чтобы попросить отменить их встречу. Накануне они с Кощеем крупно поссорились – опять из-за Демьяна, – и она еще не успела отойти от этого, и последнее, чего ей сейчас хотелось, – это изливать кому-то душу и как-то над собой работать.

Горбунок встретил ее мрачно. Он, конечно, и в обычные дни не был образцом оптимизма, но сегодня его настрой показался Василисе особо скверным.

– Садись, – строго сказал он, когда Василиса зашла в кабинет, и от неожиданности она не посмела ослушаться, хотя собиралась сделать все быстро: снаружи ее ждал Юрий, и ей не хотелось давать ему повод задуматься об истинных причинах ее визита сюда. – Эх вы, Баюна на вас нет!

– А что…

– «А что»… – передразнил Горбунок. – А то, что надо думать, чего творите! Взрослые люди вроде бы, а ведете себя хуже детей! А если бы Агата не испугалась и в кровать к Елисею прыгнула или если бы не полез он к ней, что, так и ходил бы привороженным? Ну, ладно муж твой, Василиса, но ты-то…

– Откуда ты… – ошеломленно начала Василиса, но он не дал ей закончить.

– Рассказали они мне все. У вас там кража со взломом и ментальное воздействие, а вы девчонку выгораживаете. А если за такое никак не наказывать…

– И что же ее – под суд?

А она призвала нечисть в город. Что тогда нужно сделать с ней?

– Да ремня ей! – воскликнул Горбунок, и от неожиданности Василиса вздрогнула. – Или коленками на горох – отлично стимулирует мыслительную деятельность, и для здоровья полезно! А еще лучше всех вас скопом: и ее, и Елисея, и тебя с муженьком! Как я жалею порой, что это не выход! Ивашка мой дурачок тоже что только не творил, а я его спасай, разговоры с ним разговаривай… А может, если бы хоть раз по голове копытом стукнул, думать бы начал. А он потом женился на этой Царь-девице, она им вертела как хотела. Три котла внешность-то ему поправили, а мозги вот новые ничто не даст. Государством управлять ему не понравилось, оказалось не так весело, как он представлял. Вот женушка его и села на трон. И пока она правила, он на мне по лугам да по горам носился. К морю ездить любил. А она себе любовника из бояр завела. До сих пор думаю, надо было ему сказать или правильно сделал, что промолчал?..

Горбунок замолчал, отвел карие глаза.

– Агата ошиблась… – тихонько сказала Василиса, оправдывая то ли ее, то ли себя.

– Она ошиблась с умыслом, – отрезал Горбунок. – Пусть с косвенным, но все же. И эта ошибка едва не стоила человеку жизни.

– И что делать?

Горбунок опустился в свое кресло.

– Поздно уже бить в колокол, – вздохнул он. – Все, что было можно, я уже сделал, воспитательную беседу провел. Главное, что они оба поняли, где оплошали.

О, она – Василиса – тоже все поняла. И как могла загладила вину. Может, этого тоже было достаточно?

– Елисей никому ни о чем не расскажет, – продолжил между тем Горбунок. – А вот девочка… Не место ей в этом мире, Василиса.

– В каком смысле?

– Я предложил ей подумать о том, чтобы стать лесной ведьмой. И смею надеяться, что в случае необходимости ты замолвишь словечко перед Ягой. Попасть к ней в ученицы было бы для Агаты идеальным вариантом. Ей нужны твердый и справедливый наставник и спокойная обстановка, в которой она будет чувствовать себя в безопасности. Тишина, природа, отсутствие людей. А иначе вы получите темную ведьму с преступным уклоном, которая просто не понимает, как иначе жить в этом мире. Ох, как же с вами тяжело! Не зря Баюн всегда мне говорил, что руководит не отделением, а детским садом! – вздохнул он.

И перед внутренним взором Василисы вдруг предстала картина, на которой Баюн и Горбунок встретились, чтобы выпить после работы по блюдцу чая, а может, и чего покрепче и поговорить за жизнь. На протяжении всех тех лет, что она работала здесь, она периодически пыталась представить, как проводит свой досуг ее начальство, но выходило плохо. Теперь же она увидела это так ясно и снова ощутила тоску по Баюну.

– Ладно, давай-ка теперь сосредоточимся на твоих проблемах, – закончил бичевать ее Горбунок. – Ты написала письмо, о котором мы говорили?

Письмо она должна была написать сыну, и не для того, чтобы отправить, а просто чтобы высказаться, и Василиса только собиралась покаяться в том, что не сделала этого, как дверь распахнулась, и в кабинет вошел тот, кого она меньше всего ожидала сейчас увидеть. Ее муж.

– Стучать не учили? – недовольно осведомился Горбунок. – Тут вообще-то было закрыто.

– Вынужден вас прервать, – хмуро ответил Кощей. – Горбунок, оставь нас, мне нужно поговорить с Василисой.

Горбунок фыркнул, но поднялся со своего места и гордо прошествовал на выход. Кощей жестом захлопнул дверь и запечатал ее магией. Купол тишины ставить не стал: он здесь и так был сверхмощный.

– Что случилось? – спросила Василиса, чувствуя, как холодеет внутри. Она слишком хорошо его знала: он не стал бы врываться вот так, если бы не произошло что-то действительно серьезное.

– Сегодня утром было совершено покушение на Сокола, – сообщил Кощей, выдержал паузу и добавил: – Настасья прикрыла его собой.

Мир рухнул. Василиса хватанула ртом воздух, ощутив, что задыхается.

– Она…

– Ни жива ни мертва, – ответил Кощей. – У нее прострелено легкое, задета артерия, это вызвало обширную кровопотерю, она пережила клиническую смерть. Но Сокол каким-то образом держит ее, не дает уйти за грань. Он сейчас с ней в реанимации при нашей целебне. По сути, он дышит за них обоих. К ним не пускают. Но там среди врачей есть тот, кто должен мне. Так что информация из первых рук.

– Она выживет? – шепотом спросила Василиса, боясь услышать ответ.

– Не знаю, – признался Кощей. – Но у меня здесь был небольшой запас мертвой воды, и я поделился им. Это все, что я могу для них сделать.

Василиса спрятала лицо в ладонях.

Мертвая вода. Редчайший артефакт, способный залечить самые страшные раны, но только в том случае, если человек еще жив или если его душа не успела уйти слишком далеко.

В сказках этого мира то и дело встречалась вода живая. Василиса до сих пор помнила, как поразила ее эта придумка, когда она читала сказки в первый раз. Герои то и дело умирали и так просто воскресали, и никому ничего это не стоило, и рассказывалось об этом как о чем-то самом собой разумеющемся.

Увы, в реальности трех известных ей миров никакой живой воды не существовало. И тот, кто умирал, умирал навсегда. Мертвая вода могла помочь Насте лишь в том случае, если Финист сумел удержать не только тело, но и душу.

– Сколько ждать? – спросила она.

– Никто не сможет сказать, – покачал головой Кощей. – Исцеление – процесс небыстрый, а ранение у нее серьезное. Но сейчас это не единственное, о чем следует волноваться. О нападении я узнал от Григория – заместителя Сокола. Через него же передал воду. Сокол сказал ему, что полагает, будто оборотень уже в Конторе.

И стало понятно, почему сегодня ей не удалось сбежать от Юрия, который, судя по всему, был проинструктирован заранее.

– Я забираю тебя отсюда, – сообщил Кощей. – Мы уходим сейчас же. По пути захватим Демьяна, и я заберу открытку, а потом вернемся домой и уйдем в Навь. И я разговаривал с Тихомиром. Несмотря на то что случилось с Настасьей, он готов выполнить свои обязательства и провести обряд.

– Что?

Боги… Наверное, к ней снова вернулись ее кошмары. Конечно, это просто сон. Правда ведь?

– Сейчас не лучший момент, чтобы вставать в Круг, – покачала головой Василиса. – Ты не можешь заставлять его делать это, когда его мать при смерти.

– Я никого не заставляю! – рыкнул Кощей. – Это его решение! Он уже не мальчик. И неизвестно, когда выдастся следующий благоприятный день, так что нет смысла переносить дату.

– Нет! – возразила Василиса. – Так нельзя! И по поводу Демьяна. Вчера мы ни о чем не договорились. Я против того, чтобы ты забирал его в Навь и сажал вместо себя на трон. Ты сказал, тебе важно мое мнение. Вот оно. Я говорю – нет.

– Боги, Василиса, не дури! Сейчас не самое лучшее время для истерик!

– Истерик?

– Да! – Кощей рубанул ладонью воздух, а потом зажмурился, помотал головой. – Послушай, я все понимаю. Ты ненавидишь Навь, и это моя вина. Я украл тебя, я держал тебя взаперти, я сделал все, чтобы ты считала мой мир проклятым, и я никогда не смогу искупить свою вину. Но ты должна признать, что это только твое видение. Демьян