Рояль под елкой - Алиса Лунина

— А вот пальцы трогать не надо! — закричал музыкант, который к таким жертвам готов не был, и попятился назад. Кабанов бросился вперед — физика двух тел, в которую неожиданно вмешалось третье.

Тамира, мирно рыдавшая на диване, вдруг вскочила, подняла с пола пустую коньячную бутылку и ударила ею Кабанова по голове.

Теперь парад планет наблюдал Кабанов. Он опустился на пол и тупо уставился в пространство.

— Лихо! — восхитился Дымов. — Вы смелая!

— Это вы смелый! — улыбнулась Тамира. — Не побоялись за меня заступиться! А ведь у вас руки, их надо беречь!

— К черту руки. Если бы струсил — себя бы не уважал, — честно признался Дымов. — Как вы думаете, что будет, когда он придет в себя? Поубивает нас?

— Не знаю.

Тамира подняла с пола искалеченную картину.

— Неужели нельзя исправить?

Девушка горестно покачала головой.

— Не огорчайтесь! — попросил Дымов. — Хотите… Я у вас куплю эту картину?

— Зачем?

— На память. Повешу на стену, буду вас вспоминать.

— Я вам так подарю. Или нарисую для вас новую.

Улыбаясь, они смотрели друг на друга.

Раздался стон Кабанова. Кажется, он начал приходить в себя. Дымов на всякий случай загородил собой Тамиру.

— Ну и стерва же ты, Тома! — беззлобно и даже с восхищением прохрипел Кабанов.

Он приподнялся и сел на диван. Виновато поглядел на разорванную картину. Сокрушенно покачал разбитой головой:

— Вот ведь, довела меня черт знает до чего!

— Кабанов, я тебе этого кота никогда не прощу! — пообещала Тамира.

— Ладно, Тамарка, извини! — миролюбиво сказал Кабанов. — Погорячился, был не прав! Хочешь, я у тебя куплю этого кота?

— Фиг тебе! — отрезала Тамира. — Никогда! Ни за какие деньги!

— Ну, заплачу за моральный ущерб, так сказать?

— Конечно, заплатишь! — усмехнулась Тамира. — Но не деньгами! Кстати, извинись перед человеком!

— Я перед ним еще извиняться должен? Между прочим, это он мне по морде своими музыкальными граблями съездил!

— Извинись!

— Ладно, — скривился Кабанов. — Ты это, пианист… не бери в голову. Понимаешь, она кого хочешь доведет. Баба такая, с вывертом! Устал я от ее капризов! Иногда, кажется, так бы и прибил! Но почему-то терплю! А скажи, пианист, Тамарка красивая?

— Очень красивая, — кивнул Дымов.

— То-то! Я привык к тому, что у меня все лучшее! Машина, женщины! А про эту, знаешь, как получилось? — Кабанова неожиданно потянуло на откровенность. — Ехал я, значит, как-то на машине вдоль набережной. Смотрю, стоит на мосту девица, эффектно так стоит. Платье желтое, волосы рыжие по ветру развеваются… Красивая, ну да не в этом дело, у меня и получше были, но есть в ней что-то такое, необычное…

— Есть, — согласился Дымов.

— Короче, подрулил к ней. Отвез в ресторан, поужинали. А она мне историю рассказала, мол, хахаль ее в карты проиграл и идти ей теперь некуда. Вот я и решил помочь девушке. А потом, веришь, нет, так к этой суке привязался! Баловать стал! Деньги на нее тратить немерено — еда, шмотки, квартиру ей снял вот эту, за очень приличные бабки!

— Мою квартиру! — ввернул Дымов.

— Все у нее есть, живи и радуйся! А ей, дуре, все чего-то не хватает! А чего, понять не могу.

Тамира молча слушала откровения любовника, но тут вступила в разговор, обратившись к Дымову:

— Скажите, а вот вы, например, понимаете, что мне нужно?

Дымов усмехнулся (необычная девушка, она, кажется, и сама себя не понимает) и промолчал.

— Баб вообще не поймешь! — убежденно сказал Кабанов. — Что там у них в башке — одному черту известно! А у этой особенно! Но веришь, пианист, мне ни с кем не было, как с ней! Я даже привык к ее причудам! А самое странное, знаешь что?

Дымов пожал плечами, нет, мол, не знаю, ни что в этой девушке «самое странное», ни почему ее любовника вдруг пробило на откровенность. Не иначе у него в голове после удара бутылкой что-то сместилось…

— А самое странное то, что ей как будто на самом деле деньги не очень нужны… Ну, то есть ей от моих бабок не плохо, конечно, — шмотки, то-се, но дело не в них… Я это не сразу понял, а когда понял — сильно удивился… Понимаешь, она такая дура, что ежели влюбится, то и за нищего пойдет! И когда я это узнал, то еще больше к ней привык!

— Кажется, это называется любовью! — усмехнулся Дымов.

— Да? — удивился Кабанов. — Ну не знаю. Любовь-морковь, сентиментальщина… Это все не для меня.

— Конечно, не для тебя! — фыркнула Тамира. — А вот скажите, Дымов, вы лично в любовь верите?

— Что-то я не пойму, — нахмурился Кабанов. — Чего это ты у пианиста все время его мнение спрашиваешь? Ты что, Томка, к нему клеишься, что ли?

— А тебе-то что?

— У него, между прочим, жена есть!

— У тебя тоже есть! — отрезала Тамира.

— Брось, Томка, ты же знаешь, что с женой так… Привычка! Слышь, пианист, а чего твоя жена не едет?

Дымов взглянул на часы. Ирина и впрямь не торопится. Однако это уже ни в какие ворота!

* * *

Мужчины молчали. Тамира курила. Странные какие-то мысли блуждали в ее голове. Что-то ее вдруг потянуло на размышления о любви.

Кстати, Тамирина женская история началась с довольно забавного случая.

В глубоком карамельном детстве она влюбилась в соседского мальчика. Было обоим по пять лет. Правда, как подозревает Тамира, ее пять лет против его пяти — совсем другое дело. Парень, прямо скажем, оказался инфантильный. Но это неважно: Тамира уже тогда умела придумывать и наделять избранника немыслимыми достоинствами, которых у него, может, отродясь не существовало.

И вот она придумала, что мальчик красивый (а он на самом деле, вообще-то, смахивал на хорька), щедрый (а ведь жлоб, каких свет не видывал: конфеты зажимал — страшное дело), благородный (ну, это тоже как сказать), — и влюбилась по уши. А он на нее внимания почему-то не обращал. Вот даже играть с ней не хотел. И вдруг — редкая удача!

Однажды мальчик сам к ней подошел и проявил интерес. Она его к себе в гости пригласила. Заявилась домой с мальчиком — гордая!

И с порога матери: «Вот мой друг Вася! Вырастем — поженимся!»

Только Вася как-то странно себя повел. Взял и первым делом в туалет побежал. Сидел там долго-долго, так что Тамира уже заскучала, а потом вышел, деловито попрощался и ушел.

Тамира с матерью зашли в туалет — а там большая куча, которую Вася почему-то не смыл. Мать Тамире и сказала, усмехнувшись: «М-да! А кавалеры-то нынче пошли дерьмовые! Советую сделать выводы!»

Тем не менее никаких таких особенных выводов Тамира не сделала и материнскому совету не вняла. Более того, к мужчинам ее тянуло, и обольщалась она ими, и верила, и так ждала, и хотела любви, что воистину сама была рада обмануться и принять за любовь свою жажду.

Ее первый любовный опыт пришел, когда ей было шестнадцать. Богатый и пожилой любовник оказался заботливым и нежным. Такая классическая история — не самое плохое, что может случиться с шестнадцатилетней девочкой, которая ищет любви.

Тамире, правда, довольно скоро стало понятно, что к любви эта связь не имеет никакого отношения, но мук, описанных в книгах, она не испытывала. Ну было и было. Будет и другое — настоящее, надо просто подождать.

Ждать пришлось недолго.

В следующий раз все оказалось больше похоже на правду: красивый молодой любовник, еще и венгр в придачу, что придавало ему в глазах Тамиры какой-то особенный шарм. Русского языка он вообще не знал, зато оказался изумительным любовником. И Тамира пустилась во все тяжкие. Полгода они прожили вместе, запрограммированные на страсть и нежность, а потом программа стала давать сбой — все-таки невозможно до бесконечности заниматься сексом, иногда ведь и поговорить о чем-то нужно. Тамире хотелось хоть какого-то содержания в отношениях, а его не было. И они с венгром расстались — разорвались. Он уехал на свою историческую родину, оставив по себе добрые воспоминания и дрожь в теле, рожденную ими.

И снова ожидания и поиски любви как главного смысла. А потом она встретила ЕГО. И все полетело в тартарары, откуда она, кстати, до сих пор не может выбраться.

История-то, в общем, получилась нескладная. Она любила его, они жили вместе. А потом она устала и от него ушла.

Стояла осень. А она ушла в одном платье, не взяв с собой ничего. И вот она летала по городу в своем желтом платье, как осенний лист. Ни дома, ни денег, ни будущего… И с каждым днем становилась легче. Кажется, она даже перестала есть и мерзнуть. Нет, конечно, были какие-то дома, случайные люди, но все это происходило, будто во сне. Она заходила в дома, чтобы спросить: «Как вы живете без любви?» А люди отвечали виновато: «Да вот так как-то… Живем».

Потом она уехала в Москву к тетке — профессору философии. Та кинулась спасать Тамиру: внушала, что нельзя изводить себя из-за любви, ударила по племяннице из всех пушек — Сократ, Аристотель… Один вообще говорил, что любовь надо лечить прогулками, вином и совокуплением. Ну, по прогулкам Тамира план перевыполнила — шлялась по городу, как безумная, и с вином постаралась — квасила, как сапожник. А вот с совокуплением никак, совсем никак — не могла, такое отвращение было.