Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор Беккер, унтерштурмфюрер СС.
Киев, 19 октября, 1941 год.
2
Сегодня приезжает баба Женя. Ростом она невысокая — как бабушка. Но у бабушки волосы седые, жиденькие, стянутые узелком (иногда она закалывает их гребешком), а у бабы Жени — черные с отливом, как воронье крыло. У бабушки лицо бледное, губы бесцветные и глубокие морщины на лбу. А баба Женя всегда густо накрашена и напудрена, лоб гладкий. Бабушка — худая, как засушенная вобла, баба Женя — пухленькая хрюшка. Ну и самое главное: бабушка — обыкновенная, из мира кастрюль, дырявых носков и вечных жалоб на нехватку денег, а баба Женя — из мира красивых напудренных женщин, гарниров и «взрослых» разговоров.
Иногда баба Женя приходит к нам с мужчинами. Я различаю их по медалям. К примеру, дядя Яша мне нравился не очень: ни медалей, ни орденов. Хоть бы значок какой нацепил. А вот дядя Юзик — орел: с тремя медалями и одним орденом. Мы с ним сразу нашли общий язык: он по-солдатски снял все медали и дал их мне. Поиграть. Я надеялся, что он забудет их, но перед уходом он забрал их и пристегнул к пиджаку. У нас с дядей Юзиком мужской уговор: после его смерти его медали переходят ко мне.
Если речь заходит обо мне, баба Женя всегда обращается к папе в моем присутствии. «Он что-то худой. Вы его нормально кормите?» или «По-моему, он отстает в развитии. Вы его показывали психиатру?» Папа что-то бормочет в ответ, а баба Женя неодобрительно качает головой. Зато ко мне она всегда обращается, как ко взрослому: «Сделай тише звук телевизора» или «Принеси стакан воды». Перед тем как выпить, внимательно разглядывает стакан, прищурившись, и если находит что-то подозрительное, кривится и возвращает, не пригубив.
Так же осторожно она приступает к еде: сначала, сузив глаза, осмотрит на тарелке жаркое — его вид, затем чуть наклонится, понюхает и только после этого накалывает на вилку кусочек мяса и делает пробное прожевывание. Дальше все зависит от вкуса жаркого и вкусов бабы Жени. Если не понравилось, блюдо подвергнется жесточайшей критике: пережарено, недоперчено, мало лука. Зато если блюдо приходится ей по нутру, она благостно мычит и живо работает челюстями, произнося одно-единственное: «Изумительно!». Правда, такие кулинарные удачи случаются нечасто. После отъезда бабы Жени мама обычно возмущается (в присутствии отца): «Жаркое, видите ли, ей не понравилось! Принцесса. Что не так? Свежая базарная телятина, обжаренная с луком, приперченная, с лавровым листом и душистым горошком...» Папа выслушивает со скучающим взглядом. Неожиданно спрашивает: «Кстати, там, в чугунке, еще что-то осталось?» — и бегом на кухню.
Баба Женя любит рассказывать о своих болезнях. С ее уст порой слетают странные слова: низкий гемоглобин, депрессивный синдром, поздний климакс. Она постоянно упоминает каких-то врачей. Рассказывая о том, что очередной кардиолог подтвердил у нее гипертонию, она оттопыривает нижнюю губу и сразу превращается в старуху.
Баба Женя почти всегда в новом наряде. Войдя в дом, сразу же направляется к зеркалу. Достает из сумочки помаду, подкрашивает губы, приглаживает брови, припудривает лицо. Изрекает: «Даже в гробу женщина должна лежать с накрашенными губами». «Совершенно с вами согласна», — подтверждает мама.
...Они пришли почти одновременно: сначала родители с работы, следом и баба Женя.
— Это тебе, — она протянула мне коробку цветных карандашей.
— А сказать спасибо? — напомнила мама.
— Спасибо, — и я скрылся в комнате.
Усевшись на диване, вытащил карандаши из коробки. В комнату вдруг вошел папа. Он был хмур и бледен, будто заболел. Посмотрел на меня так, что я невольно поднялся.
— Ты говорил еще кому-нибудь, что рабочие хотят повесить директора и парторга завода? — стараясь быть грозным, тихо спросил папа.
— Нет, только бабушке...
— Ты уверен?
— Да.
— Никому не говори об этом. Понял?
— Понял.
— Никому, — он угрожающе помахал пальцем перед моим носом и вышел.
Я почесал затылок. Наверное, это тайна. Нельзя, чтобы директор и парторг раньше времени узнали о казни. Но зря папа так перепугался — я его не выдам. А бабушка — предательница. Больше ничего ей не скажу! Ударив кулаком подушку, я побежал в кухню.
Там шли приготовления к ужину.
— Ты веришь, что он никому не говорил? — допытывалась у отца баба Женя.
— Все нормально, забудь, — папа, уже спокойный и благодушный, восседал на троне-табурете.
— Добром это не кончится, — предупредила баба Женя. — Вы совсем его не воспитываете. Кинетесь — поздно будет.
Мама подошла ко мне, присела, чтобы поправить рубашку.
— Игорь у нас честный мальчик, правда?
— Да-да, — пробурчала баба Женя. — Много ты знаешь. Повидала я на своем веку, как честные в тюрьму садятся.
Мама резко встала. Похоже, хотела что-то сказать в ответ, но сдержалась. Потянулась рукой к какой-то кастрюле, вдруг, вскрикнув, отставила ее и подула на пальцы.
— Осторожней, горячая, — подсказал папа.
На столе появились бутылки с лимонадом и минеральной водой, овощи.
— Хотите боржоми? — бабушка налила в стакан и подала бабе Жене.
— Спасибо.
— А мне врач рекомендует ессентуки — прочищает желчные протоки. Хотя сейчас уже все равно...
— Лене должны удалять желчный пузырь, — сказала бабушка.
Баба Женя покачала головой:
— Такая молодая, а уже удалять. В наше время, смотрю, молодые и болеют чаще, и умирают раньше. А у меня в почках обнаружили камни.
— Боже-Боже, желчный пузырь... — повторяла мама.
— Сначала они считали, что почка застужена. Хорошо, что я обратилась к Левинзону. Сделали снимок — камни, — перебила ее баба Женя.
— А мне мой врач советует ежедневно принимать по сто грамм, — изрек папа, направляясь к
- Последний сад Англии - Джулия Келли - Русская классическая проза
- Убийство на Эммонс авеню - Петр Немировский - Рассказы / Проза
- Жил-был хам - Валерий Аронович Голков - Русская классическая проза
- Попандопулос и его любовь - Петр Немировский - Русская классическая проза / Эротика
- МАРИЯ ПУСТЫННАЯ, ИЛИ ИСТОРИЯ ОДНОГО ЛЬВА - Петр Немировский - Проза / Повести / Русская классическая проза
- Туалет Торжество ультракоммунизма - Александр Шленский - Русская классическая проза
- Отец марионеток - Павел Ха - Русская классическая проза / Фэнтези
- Откройте, РУБОП! Операции, разработки, захваты - Андрей Алексеевич Молчанов - Детектив / Русская классическая проза
- Ровно дюжина - Сомерсет Моэм - Проза
- Дюжина ножей в спину - Анатолий Собчак - Русская классическая проза