Очерки истории кибернетики в СССР - Василий Дмитриевич Пихорович

прямо говорит такой авторитетный свидетель как В. М. Глушков[42]. И яростные защитники кибернетики нисколько против этого не протестовали.

Таким образом, получилось так, что кибернетика в том виде, в котором она сложилась в Советском Союзе, и в самом деле оказалась лженаукой, а в том виде, в котором она могла дать результат – как основа автоматизации управления экономическими процессами – она не признавалась «кибернетиками», вплоть до того, что в много раз упомянутом в этой статье сборнике «Очерки истории информатики в России» вообще нет упоминания об Общегосударственной системе управления экономикой (ОГАС). На Западе же кибернетика исчезла, не успев появиться, превратившись в информатику или computer science. Кстати говоря, даже сам «отец кибернетики» Норберт Винер с определенного времени стал выступать с серьезными опасениями по поводу высказанных им же самим идей о возможности применения электронно-вычислительных машин для управления общественными процессами. Не говоря уж о том, что вопросами кибернетики как науки об управлении обществом он к концу жизни просто перестал заниматься.

Наиболее жалко выглядели в этом споре именно советские философы. О них очень метко написал Ю. А. Шрейдер:

«Весь набор тогдашних антикибернетических статей выглядел чудовищно глупо, на эту тему можно было написать что-нибудь более умное. Однако официальные философы-марксисты находились в очень жалком положении. Аргументировать философскую несостоятельность той или иной научной концепции они имели право только путем обвинения ее в идеализме. Но кибернетика возникла из самой что ни на есть материалистической традиции. Это подтверждается, между прочим, и той легкостью, с которой кибернетика была ассимилирована нашей философией, поскольку кибернетика основана на чрезвычайно материалистической доктрине по самой сути. Найти там идеализм было чрезвычайно трудно»[43].

Автор полностью прав, найти идеализм в концепциях кибернетиков было очень трудно, поскольку это был вовсе не философский идеализм, выросший из традиции развития мировой мысли, который Ленин называл «умным идеализмом». Это был примитивнейший идеализм, выросший непосредственно из эмпирического, грубого, естественнонаучного материализма, не признающего философии, а поэтому беспомощного в вопросах мышления. Это был тот идеализм, о котором Энгельс говорил, что «абстрактный материализм равняется абстрактному спиритуализму». Последователи этого рода материализма говорили, что в генах фиксируется склонность человека к музыке, к математике, к поэзии (представьте себе на секундочку, например, ген программирования на C++ или ген, отвечающий за склонность к службе в налоговой полиции!) или вслед за профессором Колмогоровым спрашивали, почему бы не представить себе, что «на других планетах нам может встретиться разумная жизнь в виде размазанной по камню плесени».

Классики марксизма умели тончайшим образом отделять то полезное, что дает наука, от идеологической шелухи, которую она зачастую порождает, пытаясь распространить свои частные методы на решение общих вопросов. Ярчайшими образцами диалектикоматериалистического подхода к анализу достижений и просчетов тогдашней науки являются «Диалектика природы» и «Анти-Дюринг» Энгельса или «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина. Увы, к рассматриваемому периоду традиция критического рассмотрения достижений современной науки философами-марксистами была во многом утеряна. Все, что могли противопоставить явно метафизическому, механистическому подходу кибернетиков к вопросу о природе мышления и возможности его моделирования и воспроизводства в машине советские философы, это не менее метафизический и наивно-материалистический подход физиологов из школы И. П. Павлова. Вполне понятно, что борьба окончилась очень быстро и не в пользу философов.

Тем не менее, противостояние философов и кибернетиков вовсе не закончилось в 1955 или 1956 году. Прекратили спорить против кибернетиков только те философы, которые не имели своего собственного мнения. Против необоснованных претензий кибернетики продолжали выступать далеко не худшие советские философы и отнюдь не догматики. Самым последовательным из них был Эвальд Васильевич Ильенков. Его идеи, высказанные в статьях «Машина и человек, кибернетика и философия»[44] и книге «Об идолах и идеалах»[45] до сих пор остаются актуальными. Но не менее актуальными остаются и идеи автоматизации сбора и обработки экономической информации с целью моделирования, прогнозирования и планирования экономических процессов, а также управления ими, которые были разработаны теми немногими представителями кибернетики, которые не изменили своей науке и продолжали разрабатывать ее даже после того, как мода на нее прошла, и она была фактически уничтожена. В первую очередь речь идет об идеях общегосударственных автоматизированных систем управления экономикой В. М. Глушкова[46] и английского ученого Стаффорда Бира[47].

Цель этого очерка состояла не столько в том, чтобы воспроизвести настоящую картину того, что в последние несколько десятилетий считалось гонениями на кибернетику со стороны философов, хотя это очень важно. Цель была в том, чтобы наглядно показать, что в результате этого давнего спора сильно проиграла, точнее, потерпела сокрушительное поражение как кибернетика, так и философия. Кибернетика просто исчезла с лица земли[48], а философия окончательно заболела позитивизмом, то есть вместо того, чтобы честно выполнять свою функцию по формированию и развитию диалектического взгляда на мир, стала заниматься понятийным оформлением и сведением воедино эмпирического материала, доставляемого наукой. Подобно тому, как в Средние века философия стала «служанкой богословия», в середине 50-х она окончательно превратилась в «сферу обслуживания» сегодняшней господствующей формы общественного сознания – науки.

И проблема эта не исчезла и не является ни частной проблемой философии или кибернетики, ни проблемой прошлого. Проблема восстановления правильного развития философии и кибернетики в очень скором времени может оказаться вполне практической общественной проблемой, от решения которой будет зависеть дальнейшее развитие общества. Чем дальше, тем более очевидно, что господствующая сегодня в мире система товарно-денежных отношений, основанная на господстве частной собственности с одной стороны, и рыночной анархии – с другой, явно исчерпывает свои возможности балансировать на грани всеобщего коллапса. Соответственно, никакой альтернативы разумному планированию производства и потребления нет и не может быть.

Но такое планирование невозможно без, как минимум, двух условий, первое из которых состоит в том, чтобы научиться мыслить не с точки зрения сиюминутной частной выгоды, а с точки зрения всеобщего, да еще в развитии, чему научиться без обращения к философии в принципе невозможно; второе же условие успешного перспективного планирования состоит в умении собирать и обрабатывать необходимую информацию о производстве и потреблении, и соответственно, принимать управленческие решения в режиме реального времени, что невозможно без автоматизации сбора, обработки информации и принятия управленческих решений, то есть, без кибернетики.

А раз эта задача становится единой, то и решение для нее нужно искать единое. То есть не просто с одной стороны учиться правильно, диалектически мыслить, а с другой – реабилитировать и возрождать кибернетику.