Очерки истории кибернетики в СССР - Василий Дмитриевич Пихорович

оказались филологи, и что объединило их в одно целое с математиками? Таким объединяющим делом оказался уже упоминавшийся машинный перевод.

История с машинным переводом в Советском Союзе началась с публикации в Реферативном журнале «Математика» сообщения «Перевод с одного языка на другой при помощи машины: Отчет о первом успешном испытании)»[34]. Автор этого сообщения, редактор РЖ «Математика» и директор Института научной информации Д. Ю. Панов немедленно взялся за организацию аналогичных работ в СССР. Уже через год были получены первые результаты. Группе во главе И. К. Вельской удалось сделать алгоритм перевода с английского языка и летом 1955 года провести первые опыты на машине. Параллельно за такую же работу взялась группа «кибернетиков» во главе с профессором А. А. Ляпуновым. Ни та, ни другая группа не смогла развить успех. Но если Д. Ю. Панов очень скоро признал свое поражение и стал одним из наиболее видных критиков кибернетики[35], то филологи и А. А. Ляпунов стали упорствовать, хотя результаты у них получились не лучше.

Вот что пишет на этот счет В. А. Успенский – один из участников кружка А. А. Ляпунова, доктор физ. – мат. наук, профессор: «Если понимать машинный перевод как цель не теоретическую, а практическую и массовую (а именно так, практически, и ставился вопрос в 50-е годы), следует признать, что у нас в стране машинного перевода нет»[36]. В том же духе выразился и И. А. Мельчук, который считался и считается до сих пор одним из основных авторитетов структурализма, а в то время был одним из самых горячих сторонников кибернетики и машинного перевода. Впоследствии он признал, что работы по автоматическому синтаксическому анализу русского языка были «абсолютно тупиковые»[37].

Кстати, так называемый Большой семинар по кибернетике, основанный и возглавлявшийся А. А. Ляпуновым, в 1963–1964 году потихоньку угас и прекратил существование, распавшись на большое количество частных семинаров, ни один из которых не был собственно семинаром по кибернетике[38].

Самое интересное, что к советским поборникам кибернетики с большим подозрением относился и отец кибернетики Норберт Винер.

Приехав в Москву, Винер скептически оценил структурную лингвистику, развиваемую в СССР. Он уверял, что математическая лингвистика не имеет будущего, поскольку «малость размеров выборки подрывает возможности научного исследования в любых социальных науках, в том числе и в языкознании»[39].

Таким образом, идея машинного перевода, сторонники которой выступили в том знаменитом споре под флагом кибернетики, достаточно быстро умерла сама собой, и никто не заметил ее бесславной кончины. Оно и неудивительно. Ведь специалисты в этой области науки, получившие после победы в споре с противниками кибернетики весьма серьезные преимущества в виде научных постов и солидных штатов в университетах и НИИ, вовсе не спешили объявлять о случившемся. Мало того, они, а вслед за ними и вся «прогрессивная интеллигенция», продолжали от случая к случаю поругивать злых противников кибернетики, особенно философов, желая тем самым создать у публики впечатление, что обещанных чудес нет только потому, что когда-то давным-давно кто-то, видите ли, не давал развиваться кибернетике.

Этот прием рассчитан исключительно на простачков, но таковых оказалось немало. Они охотно верили, что имевшие несколько десятилетий назад критические нападки на кибернетику могли каким-то магическим образом влиять на ее развитие и после того, как ее сторонники одержали полнейшую победу над нападавшими.

Для того, чтобы подольше сохранять себе это удобное оправдание, «кибернетики» старательно искажали картину спора, сильно преувеличивая силы и возможности своих противников, а, соответственно, и опасность их воздействий для себя лично и представляемой ими кибернетики.

На самом деле, все было несколько по-иному. В то время, как против кибернетики в «Вопросах философии», была опубликована практически анонимная статья, то есть, фактически, это была частная точка зрения, хоть и поддержанная журналом, то за кибернетику высказались известные в то время ученые (в том числе один академик, работавший в атомном проекте), статья обсуждалась в научно-исследовательских институтах и вузах, в прессе. В короткое время кибернетика однозначно стала отождествляться с наукой, а все, кто осмеливались высказать сомнения, объявлялись реакционерами и противниками науки. Что же касается философов, то их так «затюкали», что они долгое время и признаваться боялись о том, что они философы.

Очень характерно обсуждение статьи Соболева, Ляпунова, Китова на заседании редакции «Вопросов философии». Все, чего просили философы, немного разбиравшиеся в философии и не потерявшие окончательно профессиональную честь, например, М. М. Розенталь, это убрать очевидно нелепые места, как например, такие, где говорилось, что машина отличается от мозга только количеством элементов[40].

В то же время, философы, у которых с профессиональной честью, да, видимо и с совестью вообще, было посвободней, не стеснялись в методах и средствах для «проталкивания» кибернетики. Например, Э. Я. Кольман, дабы подвести под кибернетику «классовую основу», утверждал, что «сейчас у Винера тяжелое положение, книги его не издают, запрещены»[41]. Мол, империалисты его преследуют, значит, мы должны срочно признать его своим. Разумеется, никто в Америке книг Винера не запрещал (здесь профессор просто тупо врал), хотя определенные проблемы у Винера, не скрывающего свое неприятие капиталистической системы, были. К слову сказать, сам Кольман, как позже выяснилось, ничего против капитализма не имел, доказательством чему является то, что позже он эмигрировал в Швецию, а потом в США.

Другими словами, «кибернетики» устроили невероятный скандал по поводу того, что им, мол, не дают заниматься очень перспективной наукой, что «консерваторы» душат новое, передовое, «подняли на уши» руководство страны, дошли до самых верхов (курировавший кибернетику зам. министра обороны СССР академик, адмирал А. И. Берг был вхож к председателю Совета министров СССР А. Н. Косыгину), но когда их противники были разгромлены, и когда им были созданы все условия для развития этой самой кибернетики, они очень быстро потеряли к ней всякий интерес и только продолжали ругать своих бывших противников и вспоминать свою собственную храбрость в борьбе с ними.

Что касается применения вычислительной техники, то оно пошло в СССР по тому пути, который ему определяли «противники кибернетики» – то есть она применялась главным образом как техника для облегчения вычислений. Если машины для АСУ ТП (автоматизированные системы управления технологическими процессами) и разрабатывались, то о чем-то большем – хотя бы о машинах экономического профиля – у нас к началу 60-х годов никто даже не заговаривал, их попросту не было, о чем