Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Озадаченный первой загадкой любви, Юрали отправляется в странствие, решив, что"вечным странником будет брести он; и каждый возьмет у него, что надо, и уйдет"(345). Юрали приходит в город Гастогай, и вскоре становится его правителем, поскольку бесстрастен настолько, чтобы занять это место не по властолюбию, а потому, что царственен по духу. Он становится наследником царя и получает рука царевны, которая сама боялась бремени власти. Правитель Юрали вершит свой суд как"знающий"(гностик и мудрец). Здесь мы сталкиваемся с темой принятия грехов человеческих на себя – в будущем одной из ведущих в творчестве Кузьминой–Караваевой. Люди приходили к Юрали, обремененные грехами, а Юрали:"с улыбкой брал… их грехи и сомнения на свои плечи… Они же верили ему… и казалось им, что могут снова, подобно детям, ждать радости… ибо не они совершили грех, а Юрали, вздевший его на свои плечи"(356). Ясно, что Кузьмина–Караваева пытается приблизиться к пониманию идеи о принятии Христом на Себя человеческих грехов. Как Христос отпускал грехи людям (вспомним хотя бы Его слова"иди и впредь не греши"(Ин. 8, 11), сказанные женщине взятой в прелюбодеянии), так, по аналогии, отпускает их и Юрали, разница лишь в том, что Юрали – не Бог, а человек. Что касается идеи оставления греха, то она появилась у Кузьминой–Караваевой, вероятно, под влиянием Соловьева, у которого в"Трех разговорах"старец Варсонофий советовал не мучиться своими грехами, лишь бы не впадать в уныние. Этому и учит Юрали людей, освобождая их от чувства вины. Кроме того, он был наделен даром чудотворения, исцелял людей.
Но проследим за путем Юрали дальше. Он освободил царевну от страха власти, она перестала в нем нуждаться и ушла, как уходили все, кто получал от него исцеление и прощение грехов. Юрали решает покинуть место правителя и отрекается от земной власти, уступая ее царевне. Более того, устав от власти над людьми, он ищет себе духовного учителя, но не находит его: простые крестьяне ничему не могут его научить, потому что сами видят в нем учителя, а монахи (скорее средневековые католические монахи, чем православные) знают одну добродетель – "справедливость", и никто – "любовь"(359). Они учат его бесстрастию, безжалостности: людей надо воспитывать в страхе Божием, они должны сознавать свои грехи и бояться наказания за них, не следует проявлять жалости. Юрали не удерживается в таком"бесстрастии", и когда ему доверяют вершить суд, опять берет грех на себя, прощая грешницу:"Я, Юрали, по велению судьбы моей, беру на себя и грех, и память о нем"(361)."Взятие греха на себя"в этом случае означало, что Юрали был готов взять на воспитание ребенка, родившегося от прелюбодейной связи, то есть принять ответственность за последствия чужого греха. Но монахи не позволяют ему это сделать, ребенок умирает, а Юрали изгоняют из монастыря, поскольку он соблазняет братьев неверным пониманием любви.
После неудачи с монахами Юрали, решает, что должен жить как простой человек, и отправляется к крестьянам. Он берет себе в жены крестьянскую девушку, рождает от нее ребенка, пытается вновь соединиться с землей:"Воистину, подобна ты, женщина, земле… И знай, женщина, что только тобой приобщился я земле"(365). Вскоре обнаруживается, что в родовой жизни крестьянина есть место трагедии. Жена умирает родами, возвращается в мать–землю. Юрали делает вывод, что"несущая жизнь земля смерти причастна, а не жизни. Ибо нет смерти только там, где нет начала"(366).
Нетрудно видеть, что в образе Юрали, как обычно бывает у Кузьминой–Караваевой, она изображает и анализирует собственный духовный путь. Ведь и она начинала его с"райского"состояния – дочери земли, попала затем в город и (побыв некоторое время в Германии) попыталась затем вернуться в матери–земле, слиться с ней, но, в конечном счете, этот путь не приняла.
Юрали, дорастив сына до трех лет (возраст Гаяны, когда писался"Юрали"), оставляет его и покидает крестьян:"Понял он, что земля не только мать и невеста извечная, не только рождение, но и смерть. Смерти рождает она жизнь и рождением смерти обрекает она ее"(366). Так в повести возникает тема бессмертия. Здесь Юрали складывает свою притчу о чудотворцах. Изначально люди были смертны и не знали утешения, они только молили о чуде бессмертия, но сами были людьми земли, из земли рождаясь и в землю отходили. В ответ на их молитву в качестве утешителей им были даны"чудотворцы". (Так мы встречаемся со словами–символами"чудо"и"чудотворчество" – сквозными для всех произведений Кузьминой–Караваевой дореволюционного периода).
Чудотворцы стали утешителями людей, посвятили их в идею вечности, небесной жизни. Однако сами они (в отличие от детей земли, они – люди не столько земли, сколько духа,"ибо должны сочетать в сердце своем смерть и бессмертие"(367)) оставались одинокими и чужими матери–земле. Так в связи с"чудотворцами"возникает тема"чуждости", которая будет развита в"Руфи"(ср. чудо–чуждость)"Чудотворцы"обречены и одиноки, но, будучи"детьми вечности", могут творить чудеса. Их назвали учителями и пророками, но истинное их имя – "обреченные". В особых людях, причастных вечности, знающих ее тайны, открывающих их людям, но не находящих ответного понимания, узнаются поэты–символисты, как они сами себя сознавали. Достаточно вспомнить А. Блока:"Для тех, для кого туманен мой путеводитель (по мирам иным – Г. Б.), – и наши страны останутся в тумане. Кто хочет понять, – поймет"[42]. Слово"обреченность" – название одного из разделов"Руфи", того самого, где несколько стихотворений посвящены А. Блоку. Так мы подходим к одной из главных поэтических тайн Кузьминой–Караваевой, связанной с темой"чуда".
Истоки этой темы, скорее всего, следует искать у А. Блока. В программной статье"О современном состоянии символизма"поэт пишет о его духовной эволюции и кризисе:"Мы пережили безумие иных миров, преждевременно потребовав чуда; то же произошло ведь и с народной душой; она прежде срока потребовала чуда, и ее испепелили лиловые миры революции"[43]."Чудо"у Блока связано как с мистическим познанием и теургической попыткой перевести тайное знание в тайное действие[44], так и с первой русской революцией, в которой народ преждевременно потребовал чуда свободы и счастья – и то, и другое не удалось (статья написана в годы"реакции", в 1910 г.). Революция и теургические действа гностиков–символистов для А. Блока протекали параллельно друг другу.
Должно быть, в ответ на эти мысли, имевшие, видимо, продолжение в разговорах Кузьминой–Караваевой с Блоком, она писала ему в 1913 г.:"Теперь о другом: не надо чуда, потому что тогда конец миру придет, Христос искупил мир, дав нам крестную муку, которую только чудо уничтожит и тогда мы будем мертвые"(637). Кажется, именно здесь обозначен переход Кузьминой–Караваевой с гностических позиций на христианские. А. Блок говорит о преждевременном требовании чуда, имевшем место в первой русской революции, она – о необходимости отказа от него.
Заметим, что в"Скифских черепках"автор называет себя"чудотворцем":"Иду, чудотворец, в немеркнущем свете, / Не страшен, не страшен над бездной отвес"(38). В"Руфи"поэт отказывается от творения какого‑либо"чуда":"Не чудо, нет; мой путь не чудотворен, / А только дух пред тайной светлой наг, / Всегда судьбе неведомой покорен, / Любовью вечной благ"(88), – это цитата из последнего стихотворения сборника"Дорога", в котором, по нашем мнению, и произошел прорыв Кузьминой–Караваевой к христианству. В"Руфи"поэт однозначно отдает право на чудо Христу:"Огнем Твоим поражена, / В путях навек Тебе покорна, / Я только слабая жена; / Твоя ж дорога чудотворна"(96). Чудеса совершаются также по воле Божией над раками святых:"Но отмечены тайными знаками / Неземной и божественной мощи / Чудеса, что бывают над раками, / Где покоятся древние мощи"(113). Таким образом, несмотря на то, что элементы"иудейства", как мы заметили, в"Руфи"есть, в этом сборнике произведен сознательный отрыв от теургической, гностической позиции.
Что касается"Юрали", то тема отказа от чуда является здесь едва ли не главной, хотя в самой повести и по ее стилю, и по смыслу чувствуется сильный налет гностицизма. Вернемся к истории Юрали. Он – "чудотворец", сын вечности, но именно это и делает его чужим людям. Автор приводит своего героя для искушения в пустыню (явный отсыл к Евангелию), где он последовательно искушается всем тем, что уже прожил: властью (она была у него в Гастогае, и он от нее отрекся), покорностью (исключавшей любовь, от которой он отказался), и любовью к женщине (и от нее, пережив тленность земной любви, он отказался). Юрали успешно проходит искушения. Но такая"безгрешность" – свобода от всех ценностей мира – оказалась для Юрали недостаточной. Он"понял, что соблюдал в тайне чистоту души своей, боясь греха как осквернения, и чтил праведность свою"(369). Иными словами, речь идет о духовной гордыне – желании быть исключительным, чистым, не таким как все. Пришел черед избавиться и от нее."Удаляясь от пройденного пути, должен был он удалиться и от праведности своей"(369). Это очень рискованное с христианской точки зрения заявление имеет себе параллель в письмах Кузьминой–Караваевой Блоку:"Надо мне научиться не только не бояться греха, но и преодолеть его, совершив"(638) (1914). Впрочем, в"Юрали"и эта позиция не последняя: у человека есть свобода совершить грех, но он его не совершает не потому, что он, как"сын вечности", хранит чистоту своей души (не по гордыни), а потому, что свободно выбирает его не совершать,"ибо грех есть всегда умерщвление"(372). Параллель этому есть в"Руфи":"О, Господи, грех, – он мертвит; / Не дай умереть до конца"(71). Впрочем, в"Руфи"несовершение греха связывается не только с выбором человека, но и Божией помощью, сам человек, своею силой, не совершать грех не может.
- Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться - Святитель Феофан Затворник - Религия
- «Воскресение Христово видевше…» - Николай Посадский - Религия
- Коран - Расулулла Мухаммад - Религия
- Духовная и культурная традиции в России в их конфликтном взаимодействии - Сергей Хоружий - Религия
- Иисус Христос в восточном православном предании - Иоанн Мейендорф - Религия
- Вторая книга Царств - Ветхий Завет - Религия
- Творения. Часть III. Книга 2. О Святом Духе к святому Амфилохию - Василий Великий - Религия
- О цели христианской жизни (Беседа преподобного Серафима с Николаем Александровичем Мотовиловым.) - Сергей Нилус - Религия
- Месса - Жан-Мари Люстиже - Религия
- Таинства Христианской церкви - Илья Мельников - Религия