Чудесное наследство. Книга 3 - Михаил Каришнев-Лубоцкий

Пока Ганс старался расшевелить задремавший двигатель, эта милая женщина успела поведать нам о своей столетней подружке Элизе Кнопф, живущей в каком-то захолустье в полном одиночестве. Причем она успела рассказать о ней, начав с ее тяжелого детства, а закончила эту грустную повесть только историей празднования полувекового юбилея подружки: дойти до нашей эры новоявленной Шехерезаде не дал автомобильный двигатель – он вдруг сжалился над нами и после трехсот двадцать четвертой попытки завелся.

– …когда Элиза проводила сына, невестку и внуков в город и осталась одна, ей пришлось продать ферму, а деньги положить в банк. Она поклялась, что ее капиталы достанутся только тому, кто скрасит ее последние дни. Но судьбе было угодно…

Фрау Фукс не договорила фразу до конца. Ганс-Бочонок, этот добрейший ангел (пусть и не во плоти!), снова высунул в окошко раскрашенную физиономию и громко рявкнул:

– Садитесь, фрау! И замолчите, фрау!

– Хорошо… Спасибо… Только я не рассказала вам про этих мошенников из банка «Липси»… И про мошенников из банка «Твист»…

– Мы все про них знаем, фрау Фукс! – соврал Ганс-Бочонок, не в силах больше выслушивать трескотню пожилой гнэльфины. – Садитесь в машину и помолчите хотя бы с пол-часика!

Он повернулся и, перегнувшись через спинку кресла, открыл фрау Фукс заднюю дверцу.

– Когда-нибудь доброта нас погубит, – проворчал Кракофакс, адресуя упрек толстяку-привидению.

На что мягкосердечный Ганс только хмыкнул и тронул «Тортиллу» с места. У него было свое представление о добре: он искренне увязывал в единое целое включение двигателя со своим решением подвезти болтливую фрау Фукс к дому ее столетней подружки.

Глава двадцать первая

Пока «Тортилла» тряслась по автобану к заветной цели – повороту на Нордхаузен, – в голове моего дядюшки Кракофакса созрел гениальный план, которым он поспешил поделиться с бравым усачом-водителем. (Фрау Фукс слушала только саму себя, поэтому говорить о ее незавидной участи в недалеком будущем можно было без всякой опаски.)

– Ганс, дружок, а не высадить ли нам эту двуногую шарманку прямо на ходу? Не останавливаться же у развилки, а потом снова заводить проклятый мотор!

Но добрый толстяк в ответ только энергично замотал головой и еще сильнее вцепился пальцами в щербатый руль.

– Как хочешь. Если Тупсифокс опоздает на экзамены, это будет на твоей совести!

– Не опоздаю, «Тортилла» нас не подведет!

Вскоре автомобиль плавно свернул направо и покатил по узкой шоссейной дороге, весело назвякивая мелодию в стиле «кантри». Счастливая фрау Фукс, обрадовавшись такому повороту, – простите за невольную игру слов! – снова включила свой громкоговоритель и под музыкальное сопровождение автомобильных деталей, скрепленных между собою не гайками и болтами, а честным словом, вновь принялась рассказывать о своей подружке Элизе Кнопф и ее проблемах: солидном возрасте, чесотке, излишней мнительности, плохом аппетите, ужасной памяти, двух кошках, вредном соседе-фермере, крысах, слабом зрении… Когда фрау Фукс добралась до желудка старой подружки, «который доставляет бедняжке много хлопот», Ганс-Бочонок не выдержал и прорычал:

– Все! Хватит! Иначе я врежу машину в придорожный столб!

К счастью, прибегать к этому действенному способу заставить болтливую гнэльфину замолчать, если не навеки, то хотя бы на минуту, ему не пришлось. Фрау Фукс увидела на горизонте домик любимой подруги и добровольно прервала водопад слов, разумно решив дать своему языку передышку накануне встречи с ненаглядной Элизой Кнопф.

Зато Кракофакс, увидев до какого градуса кипения довела обычно спокойного Ганса-Бочонка эта женщина, вздумал поделиться с ним шепотом еще одной идеей.

– А не высадить ли нам дорогую фрау Фукс в придорожную канаву? Можно попробовать переключить скорость, тогда и риска для ее жизни никакого не будет. Ну, вываляется она в пыли, получит парочку царапин, помнет платье… Зато какое для нас облегчение, а главное, для нашей «Тортиллы»!

Но добрый толстяк-привидение вновь не поддался на его уговоры и, пользуясь тем, что сидел за рулем, подогнал машину к самым ступенькам дома фрау Кнопф и нажал на тормоза. В двигателе что-то хрюкнуло, квакнуло, и он замолк: возможно, что и навсегда.

– Ну вот, – обреченно сказал Кракофакс, потирая ладошкой лоб, которым ударился о переднее стекло, – ты своего добился…

– Ему нужно отдохнуть, – виновато пробормотал Ганс-Бочонок, вытаскивая меня из-под педалей газа, куда я свалился в момент торможения. – Сейчас я залью холодную воду в карбюратор, и он оживет!

Мы вылезли из салона «Тортиллы» и, выпустив на свободу фрау Фукс, пожелали ей счастливой встречи с подружкой.

– Идемте со мной, – предложила нам добрая гнэльфина. – Вы, наверное, проголодались в дороге? Элиза вас угостит чудесным куриным супом и отбивными котлетками!

– Пожалуй, я не откажусь, – смущенно проговорил Ганс-Бочонок и посмотрел на меня и дядюшку, ожидая нашего согласия.

– Нет-нет! – всполошился Кракофакс. – Ступай за водой и включай мотор! Нам нужно ехать! А мы с Тупсифоксом, так и быть, навестим фрау Кнопф и засвидетельствуем ей свое почтение.

И он ловко запрыгал по ступенькам наверх и вскоре скрылся за дверью. Пришлось и мне бежать следом за ним: не оставлять же старика в одного в незнакомой компании! А Ганс, разведя уныло руками, побрел творить чудеса: возвращать жизнь умолкшей «Тортилле».

Глава двадцать вторая

Итак, я бросился вслед за неугомонным дядюшкой в дом незнакомой нам фрау Элизы Кнопф. Но едва я сделал первый шаг по скрипучим ступенькам, как почувствовал, что в моей груди поселяется противное, липкое ощущение страха. Предчувствие какой-то опасности все разрасталось и разрасталось, но я никак не мог понять откуда оно взялось и только вертел головой по сторонам, тщетно пытаясь отыскать источник моих тревог и волнений. Казалось бы, все вокруг нас излучало умиротворение и покой: и эти цветочки в горшочках, и занавесочки на чисто вымытых окнах, и яркие половички под нашими ногами, и живописные картины на стенах… Но, в то же время, и от цветочков, и от занавесок, и от половичков, и от картин словно бы струились какие-то невидимые токи зла и ненависти. Невольно я протянул руку к одному из цветочных горшков, стоявших в холле на первом этаже, и тут же ее отдернул: на моей ладони появилось красноватое пятно, какое бывает после ожога.

– Дядюшка, – прошептал я своему шустрому родственничку, который уже начал подниматься вслед за фрау Фукс на второй этаж, – здесь нечисто! Давай-ка удирать отсюда подобру-поздорову!

Но Кракофакс словно бы и не услышал меня. Он только на секунду оторвался от задушевной беседы со своей спутницей и, повернув голову в мою сторону, проговорил:

– Побудем здесь с четверть часа и поедем. Дай машине отдохнуть, Тупсифокс!

В это время из ближней к лестнице комнаты выплыла старушка лет ста двадцати – ста двадцати пяти, раздались радостные вопли и восклицания, и я понял, что отступать поздно.

– Познакомьтесь: моя подруга фрау Элиза Кнопф! – прострекотала фрау Фукс и показала на ходячую статую в каком-то длинном до пят халате белого цвета и в чепчике на седой, как снега Килиманджаро, головке. – А это господин Кракофакс и его племянник Тупсифокс! Они любезно согласились подвезти меня к твоему дому, а я пообещала, что ты накормишь их своими коронными блюдами: куриным супчиком и отбивными котлетками!

– Ах, болтушка Сабина, твой язык снова меня подвел! – всплеснула ручками фрау Кнопф. – Чтобы сварить куриный супчик по моему рецепту, нужно иметь хотя бы курицу. А ее у меня нет! А чтобы поджарить отбивные котлетки, их нужно сначала отбить. Где я возьму силы на это?!

Фрау Кнопф достала из кармана халата очки с выпуклыми линзами и водрузила их на длинный, как пика, нос. Взглянула на меня с дядюшкой повнимательнее и снова всплеснула руками:

– Боже! Да это никак мой племянник Галлифакс?! Ну да, это он: дитя совсем не изменился!

Ходячая статуя нагнулась, сграбастала обеими руками моего растерянного дядюшку, подняла его вверх и наградила тремя звонкими поцелуями: в лоб и в обе щечки, которые из бледных, как мел, тут же стали пунцовыми, как вареные раки.

– Простите, фрау, но вы меня с кем-то спутали… – попробовал он вырваться из цепких пальцев древней старушки. Но не смог и тогда вновь представился: – Меня зовут Кракофакс, а не Галлифакс. «Галлифакс» – это, кажется, знаменитый пароход?

– Галлифакс – мой племянник! Я его сто лет не видела! – улыбнулась фрау Кнопф и влепила в лоб дядюшке дополнительный поцелуй. – Я думала, что ты за эти годы хоть немного подрос, а ты все такой же крошка!

– Я пуппитролль и горжусь этим! – взвился оскорбленный Кракофакс. – Быть дылдой много ума не нужно!

– Верно, мой мальчик, верно, – закивала Элиза Кнопф, – ты и в детстве был не по годам умен! – Она сняла с дядюшки шляпу, чтобы погладить его по «светлой головке», и удивленно уставилась на обширную лысину: – Тебя по-прежнему стригут наголо?! Но это сейчас, кажется, не модно?!