Обрести себя - Виктор Родионов

радость переполняла меня, и я продолжал держать её в своих объятиях! Я обнимал и целовал мою любимую, мудрую и добрую сестру!

– Славка, отпусти меня, задушишь, ты с ума сошёл! – притворно отбиваясь от меня, смеялась Ленка.

– Ленка! Ленка! Ленка! – только повторял я.

Я впервые испытывал такой букет чувств – в эти секунды я ощущал себя мужчиной!

Когда чувства схлынули, и я отпустил её, она спросила.

– Всё хорошо?

– Лучше не бывает! – ответил я.

Мы заговорили о книге. Нет, содержимое мы не обсуждали, – «у мальчиков могут быть секреты от девочек, а у девочек – от мальчиков». Я поинтересовался, не знает ли она, почему книга издана на немецком языке, да ещё за рубежом?

Ленка ответила просто:

– Я спрашивала маму об этом: книгу просто не публиковали. Никто не отказывал, и многие одобряли, но всегда находилась причина отложить публикацию.

В стране, строящей коммунизм, детей, – пионеров и комсомольцев, – не могли интересовать такие «похабные» вопросы.

С приводимыми бабушкой научными данными и её выводами соглашались, – она выступала с докладами. Ей кивали, написали положительную рецензию, книгу рекомендовали к изданию, но … не издавали.

Поэтому, бабушка перевела свою книгу на немецкий язык и через Лютеранскую общину нашла способ опубликовать её «на западе». От гонорара она отказалась и передала его в адвокатскую контору, которая обязалась обеспечить публикацию русской версии в нашей стране, «как только появится возможность».

Апулей

Жизнь продолжалась. Я менялся, и со мной происходили чудесные вещи. Я делал для себя открытия и ощущал жизнь как-то по-новому.

И, если бы не та бабушкина книга, и не внимательность моей заботливой Ленки, я бы, скорее всего, посчитал, что схожу с ума: временами я как будто терял разум.

Внезапно, все чувства вдруг обострялись, казалось, что даже солнце начинало светило ярче! Всё, всё вокруг, становилось эротичным: эротично пели птицы, ветер эротично шевелил волосы, все девчонки и мальчишки мне казались привлекательными, душа моя пела и в ней была буря!

А иногда, озорной кураж овладевал мною: мне хотелось быть дерзким и независимым, и я, порой, с трудом сдерживался, чтобы не нахамить кому-нибудь.

А то, нападало мрачное настроение: хотелось забиться куда-нибудь, и плакать, плакать…

Однажды, проходя мимо дорожных работ, я увидел, как насос, откачивая воду, хлюпал и из толстого шланга толчками выбрасывал воду на мостовую. Я остановился, и как последний дурак, заворожённо смотрел на этот шланг: сильное возбуждение овладело мною и я смотрел и смотрел… Возбуждение нарастало и вскоре мощно разрядилось, испачкав трусы, – хотя я и не прикасался к своему телу даже пальцем. Мне не было стыдно, – я просто рассмеялся.

Я точно знал ЧТО, со мной происходит, – я читал об этом. Но я никак не ожидал, что со мною это будет происходить именно ТАК. Рукоблудие «сбрасывало пар» и спасало мой разум, но ненадолго: всё повторялось снова и снова…

Неожиданно для себя, я начал запоем читать романы «про любовь», – я что-то искал, сам не зная что. Перечитывая известный роман в стихах о несчастной любви Татьяны и Евгения, я вдруг ощутил музыку этого стиха: я вернулся к началу и стал перечитывать его медленно, буквально прислушиваясь к каждому слову и получая от этого невероятное наслаждение, – таким и было одно из моих первых открытий. С некоторой жалостью и, даже, наверное, с нежностью, я думал потом:

«Глупая ты, Танька, всё-таки, – сфантазировала себе кого-то, а потом влюбилась в него…».

Но… всё это было не то, что я искал.

Роясь в бабушкиной библиотеке, я искал что-нибудь, сам не знаю что. Мне попалась книга: «Апулей. Метаморфозы».

«Апулей… Апулей… Что-то знакомое…», – думал я. – «А! Вспомнил! Точно: "Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал"».

Открыв книгу, я погрузился в чтение. Книга порождала противоречивые чувства: там были описаны похождения одного шалопая, нечестивого и похотливого. Он искал плотских приключений, и его, по ошибке, превратили в осла. Дальше повествование продолжалось от его имени, но уже в образе осла. Книга была пронизана эротикой и намёками на «грязные» отношения; герои совершали такие поступки, что мне за них становилось стыдно. Порою, возникало чувство омерзения, и я порывался бросить чтение, но всякий раз решал дочитать главу до конца, и продолжал, не в силах остановиться…

Я читал вечером и продолжил утром. Опомнившись, что могу опоздать в школу, я понёсся, прихватив книгу с собой, чтобы дочитать её на переменах. Учился я неплохо и был на хорошем счету, – в школу опаздывать не хотелось. Первым уроком была История. Не в силах дождаться перемены, я открыл книгу и, спрятав её под партой и поминутно озираясь, тайком читал.

Видимо, я потерял бдительность, когда вдруг, прямо над моим ухом, меня по фамилии окликнула Наталия Петровна:

– …! Так! Ну, и чем ты тут у нас занимаешься?!

«Попался…» – подумал я и ощутил холодок между лопатками.

Непроизвольно, я попытался спрятать книгу поглубже под парту.

– Дай сюда! Что это за книга?!

– Апулей…

– Что?

– Апулей, «Метаморфозы», – признался я, опуская глаза.

Все в классе обернулись и наблюдали за моим позором. Я почувствовал, что краска заливает моё лицо, а уши, казалось, горели. Мне казалось, что все показывают на меня пальцем, а девчонки шепчутся:

«Похабник! Похабник!»

Наталия Петровна взяла книгу и начала как-то растерянно крутить её в руках… И тут меня осенило: я был спасён!

– Она что что, – на латыни?..

– Да, – просто ответил я. Книга, действительно была на латыни: для нашей семьи в этом не было ничего особенного, – у бабушки таких книг полно…

– Ты читаешь на латыни?

–Ну… да…

Весёлый кураж овладел мною: мне хотелось дерзко посмотреть ей в лицо, засмеяться и воскликнуть:

«Что, поймала меня?! Съела?!»

– Так! Встань и расскажи всему классу о том, что прочитал!

«Надо что-то врать», – подумал я. Но решил сказать правду, хотя и не всю… Я встал и начал:

– Ну… там… один глупый мальчишка искал приключений, его за это превратили в осла, а дальше описаны его злоключения…

– Пиноккио? – спросила Наталия Петровна.

– Пиноккио! – радостно ухватился я за эту соломинку.

В классе стало весело, – послышался смех моих одноклассников. Но мне было не до смеха, – я опасался, не отобрала бы она книгу. Этого, к счастью, не произошло. Возвращая книгу, Наталия Петровна строго сказала:

– Сказки будешь читать дома! А здесь – урок! Я ясно выражаюсь? Где твой учебник?!

И добавила:

– Ты видел, что книга антикварная? Зачем ты её притащил в школу? Родители знают? Ещё раз увижу, – вызову их в школу!

Всё закончилось благополучно, даже в дневник ничего не записала. Но книжки в школу я больше не брал…

Потом был «Сад наслаждений» шейха Нафзави. Книжка тоже была антикварной, – один из ранних переводов с арабского. Читалась она трудно, – мало того, что она была на английском, – а я его тогда знал слабовато, – да ещё там было полно слов, которые мы не проходили, и их не было, ни в обычном школьном, ни