Ставка больше, чем мир - Чернов Александр Борисович

* * *

Обычно случается, что главная интрига бального вечера в Высочайшем присутствии вскрывается лишь после мазурки, когда приглашенные узнают, кто же именно удостоен чести отужинать в кругу государя, а кому, и таковых подавляющее большинство, остается надеяться на «следующий раз», которого вполне может и не быть. Однако этот памятный бал в Алексеевском дворце был щедр на неожиданности.

Первая приключилась уже в дебютном туре вальса, когда великая княгиня Ольга Александровна решительно вышла в круг в паре с Михаилом Банщиковым. Не где-то там, ближе к концу танцевальной программы, что было бы вполне манерно с точки зрения и понятий высшего света. А во втором танце вечера, который был фактически чуть ли не протокольным мероприятием! Естественно, все ожидали увидеть в партнерах любимой сестренки государя или хозяина бала – Алексея Александровича, или кого-нибудь из нескольких присутствующих великих князей. Ну, или хоть германского посланника, в конце концов. Но чтобы – вот так! Да еще и под одобряющую улыбку Николая.

Вторая интрига воспоследовала тотчас: комкая весь заведенный регламент, явно по желанию вдовствующей императрицы, Алексей Александрович, его брат Сергей и она сама удалились в малую гостиную вместе с государем, а оттуда в кабинет генерал-адмирала. Очередной круг вальса повел Константин Константинович с супругой. Скорее всего, вознегодовав, Мария Федоровна и Алексей Александрович с братом вознамерились высказать Николаю за дерзость Ольги, которая явно про-изошла с его попущения.

И только от очень внимательных глаз, а таковыми, безусловно, обладали посланники Британской и Германской империй, не укрылось, что буквально через минуту-другую обер-гофмаршал неожиданно пригласил пройти за ним их французского коллегу…

Третья интрига вечера стала сенсацией дня. Завершив свои кулуарные семейные объяснения, Николай вновь вышел в бальный зал. Бледный и сосредоточенный, он прошел один-единственный круг танца с Александрой Сергеевной, супругой адмирала Дубасова, о чем-то накоротке переговорил с самим морским министром и его офицерами, после чего неожиданно покинул бал, перед этим явно прохладно простившись с матерью и дядей. Монаршее неблаговоление генерал-адмиралу в час его триумфа! Это нечто…

От уже упомянутых ранее очень внимательных глаз не укрылся маленький нюанс: императора на выходе из зала встретили и проводили к его экипажу возникшие невесть откуда «люди в черном». Офицеры Секретного приказа. Вот как? И что тогда это было? Просто семейная разборка, или?.. Сэр Чарльз Гардинг не долго терзался этим каверзным вопросом. Переданная ему записка оказалась краткой и лаконичной: «Срочно приезжайте в нашу миссию. Вопрос чрезвычайный! Искренне Ваш, Бомпар».

Последней интригой бала, ставшей прямым следствием первой и второй главной его сенсаций, стал скандал. Раздосадованный отъездом государя и афронтом его вечеру со стороны Ольги Александровны, Алексей Александрович в кругу близких ему адмиралов и офицеров, после очередного опорожненного бокала, выдал, что «наверняка Вильгельм II платит Банщикову больше, чем этот выскочка получает от царя, продажи новомодных пилюль и всех своих биржевых афер, вместе взятых». Кто-то шепнул об этом фон Гинце. Дипломатичный Пауль – Вадику. А Вадик, изрядно взвинченный всеми происшествиями сегодняшнего вечера и ожиданиями завтрашних событий, поведал Ольге.

Вообще-то, рассказал, чтобы посмеяться с ней вместе. Только вот или в женской психологии он что-то не учел, или так и не познал за год особенностей реакции на наезды титулованных особ. Итогом ее искрометного объяснения с дядей стал демонстративный отъезд великой княгини с бала. В сопровождении Банщикова, естественно…

Глава 2

Утро нового мира

Владивосток. 3 марта 1905 года

Над будущей столицей Тихоокеанского края, а именно так через пару десятков лет будет называться административно-территориальная единица Российской империи, куда кроме Дальнего Востока войдут еще Маньчжурия с Кореей, вставало солнце. Огромный золотой диск светила еще не полностью поднялся из-за вершин заснеженных сопок, но уже наполнил своим победным сиянием бархатную синеву бездонного мартовского неба и город, раскинувшийся под ним. Лишь в складках лощин да меж сугробов у западных стен домов на сбегающих к заливу улицах настороженно затаилась стылая предутренняя мгла.

С ночи подморозило. И с труб домов, мастерских, а также множества кораблей и судов, заполнивших Золотой Рог, к небесам тянулись струи белого, сизого, бурого дыма. В самом заливе яблоку было негде упасть. Такого столпотворения на своем рейде здесь не видели никогда. Ведь кроме шести черноморских броненосцев, нескольких заслуженных балтийских «пенсионеров» да отряда контр-адмирала Веницкого, ведущего сейчас во Владивосток из Вэйхайвэя интернированные там после Шантунгской битвы корабли, тут собрался едва ли не весь остальной российский военный флот.

Возвышаясь над темно-синей водой, покрытой белыми оспинами ледяного крошева, выстроившись в три линии, гордо стояли, приковывая к себе восторженные взгляды с берега, вернувшиеся с войны корабли-победители. Их выкрашенные в темно-серый, боевой цвет борта кое-где пестрели оспинами свежей краски на местах временно заделанных деревом пробоин. У ватерлиний проглядывала ржавчина и темно-кровавые полосы там, где льдины содрали все до сурика. На расчехленных хоботах многих орудий темнел пороховой нагар. Время наведения всеобщего, тотального марафета пока еще не пришло. Как самим кораблям, так и их людям нужен был отдых…

Лениво покачивались на бочках и дополнительно заведенных с юта якорях могучие эскадренные броненосцы с флагманскими «Потемкиным» и «Цесаревичем». По приказу Алексеева их поставили прямо напротив Адмиральской пристани. Сразу за ними дымили четырехтрубные громады уже родных для всех владивостокцев «больших фрегатов»: по поводу прибытия из Мукдена фельдмаршала Гриппенберга, «Громобоя» с «Россией» отвели от заводской стенки, где им латали шантунгские раны. Командующий Маньчжурской армии вознамерился посетить самые героические корабли флота, и встречать высокого гостя они должны были в общем строю.

Броненосные крейсеры стояли в компании с привлекавшими всеобщее любопытство трофеями – бывшими чилийскими «О’Хиггинсом» и «Эсмеральдой». Японские имена, под которыми они проходили всего несколько месяцев, к ним как-то «не пристали». Позади них и «экзотов», во второй линии, расположились изящные бронепалубники Грамматчикова во главе с «Варягом», «Аскольдом» и «Богатырем». В кильватере у «летучих» – трехтрубные «Память Азова» и «Светлана» под великокняжескими штандартами, а за ними – герои Осаки и Сасебо: ББОшки и «Егорьевские рысаки». В третьей, самой дальней линии, затмевая всех и вся своими размерами, многопалубной стеной возвышались огромные корпуса крейсеров-лайнеров Гвардейского конвоя. А у набережной, перед всем этим великолепием парада больших кораблей, аккуратно разобравшись по отделениям, теснились, встав кормой к берегу, многочисленные миноносцы и истребители.

Лишь броненосец «Орел» и минный заградитель «Амур» встречали торжества «вне строя». Первый был введен в сухой док через сутки после возвращения флота – от сотрясений при стрельбе под Урагой открылась течь в носу от наскоро заделанной минной пробоины. Похожая беда была и у минзага. Шторм или некачественный ремонт в Артуре дыры от случайного камня привели к тому, что он «привез» во Владик почти двести тонн воды в отсеках двойного дна. Узнав об этом, Руднев приказал немедленно приступить к починке «Амура» в плавучем доке…

И не было сегодня во Владивостоке ни одного русского человека, чья душа не пела бы и не ликовала, чей взгляд не туманили бы слезы радости при взгляде на свою бухту. Ибо там реально, зримо и осязаемо стояла та русская сила, та мощь, которая только что доказала всему миру, что свое гордое имя их город носит по праву.

Третий флот мира… Флот, победоносно прошедший горнило суровой войны. Флот, чьи моряки испытали в ее сражениях и заслуженную радость побед, и горечь утрат своих боевых товарищей, друзей. Флот, вышедший победителем в величайшей морской баталии новейшей истории, с легкой руки германского кайзера, неофициально именуемой теперь «Тихоокеанским Трафальгаром», в Шантунгской битве.