Николай I - Иона Ризнич

class="a">[8]. Беременная Елизавета, рискуя своей репутацией, дважды посетила возлюбленного – до и после его смерти.

Вскоре Елизавета родила вторую дочь, но она, как и первая, оказалась слабенькой и быстро умерла. После этих событий молодая женщина потеряла всякий интерес к жизни. Она стала часто болеть и медленно угасала, впрочем, прожив еще целых 20 лет.

Под конец жизни супруги сблизились и простили друг друга. Умерли они в один год с разницей в несколько месяцев. Со смертью обоих связаны легенды и многочисленные слухи.

Константин Павлович

В силу отсутствия у императора Александра I детей мужского пола, его наследником считался второй по старшинству брат – Константин Павлович. Увы, он очень мало подходил для роли самодержца, к тому же умудрился изрядно себя скомпрометировать.

Лицом и характером Константин был очень похож на отца, которого сильно любил. Так же часто он выходил из себя, был склонен к садизму. Вспылив, Константин не мог полностью отвечать за свои поступки, порой довольно дикие. Вот один из эпизодов его молодости, пересказанный будущим декабристом А.Е. Розеном: «Когда великий князь Константин Павлович, в минуту строптивости своей молодости, на полковом учении, с поднятым палашом наскочил на поручика Кошкуля, чтобы рубить его, тот, отпарировав, отклонил удар, вышиб палаш из руки князя и сказал: «Не извольте горячиться». Ученье было прекращено, чрез несколько часов адъютант князя приехал за Кошкулем и повез в Мраморный дворец. Кошкуль ожидал суда и приговора, как вдруг отворяется дверь, выходит Константин Павлович с распростертыми объятиями, обнимает Кошкуля, целует его и благодарит, что он спас его честь, говоря: «Что сказал бы государь и что подумала бы вся армия, если бы я на ученье во фронте изрубил бы своего офицера?» Кошкуль впоследствии командовал л.-гв. Кирасирским полком его величества. Когда великий князь извинился перед обществом офицеров всей кирасирской бригады, то рыцарски объявил, что готов каждому дать полное удовлетворение…»

В семнадцать лет Константина женили на Юлиане Генриете Ульрике, третьей дочери Франца Фридриха Антона, герцога Саксен-Кобург-Заальфельдского, принявшей православие и с тех пор называвшейся Анной Федоровной. Сплетничали, что выбор этот был совершенно случайным: якобы посланец Екатерины Великой приболел в дороге и остановился в Кобурге у местного герцога. У герцога было три дочери на выданье, вот посланец и сообщил домой, что желаемое найдено. Три девушки вместе с матерью приехали в Россию на смотрины. «…Смущение, испытываемое бедной герцогиней, попавшей к самому большому и блестящему двору Европы, не сделало более благородными ее мало изящные манеры. Три девушки тоже были очень смущены, но все они были более или менее хороши лицом. Молодость уже сама по себе может вызвать участие, – писала фрейлина Варвара Николаевна Головина, продолжая: – Через три недели принудили великого князя Константина сделать выбор, мне кажется, что он не желал жениться».

Ее мнение подтверждает и князь Адам Чарторижский. По его словам, Константину «было дано императрицей приказание жениться на одной из принцесс, причем ему был предоставлен лишь выбор будущей супруги».

Константин выбор сделал, но еще до свадьбы принялся проявлять свой дурной характер: он безумно ревновал свою невесту, не разрешал никуда выходить, следил за каждым ее шагом. «…Она подвергалась грубостям с его стороны и нежности, тоже очень походившей на дурное обращение»; «он ей иногда ломал руки, кусал ее, но это было только прелюдией к тому, что ее ожидало после свадьбы», – передает подробности Варвара Головина… – В середине зимы Великий Князь Константин приходил завтракать к своей невесте ежедневно в десять часов утра. Он приносил с собой барабан и трубы и заставлял ее играть на клавесине военные марши, аккомпанируя ей на этих шумных инструментах. Это было единственное изъявление любви, которое он ей оказывал… Анне Федоровне тяжело жилось от его невозможного характера, которого никто не мог обуздать. Его грубые выходки, отсутствие всякого такта превращали супружескую жизнь в настоящую каторгу…»

Бедная женщина выдержала три года, потом к мужниной грубости присоединились его измены и, как следствие, дурная болезнь, которую он передал жене. Это стало последней каплей. Анна объявила, что вылечить ее могут лишь Богемские воды, и уехала на родину к родным. Константин был очень смущен и не препятствовал бегству жены, а вот кобургская родня больше беспокоилась о репутации семьи, нежели о счастье Анны, поэтому еще два года она то возвращалась в Россию, то снова уезжала «на воды». После гибели императора Павла Анна Федоровна начала вести переговоры о разводе с мужем, которые растянулись на целых двадцать лет.

Смерть Павла Константин воспринял как большую трагедию. «Я бы их всех повесил», – заявил он во всеуслышание, имея в виду заговорщиков. Великий князь даже запил с горя – и через пьянство оказался замешан в гнуснейшей истории.

Пересказали эту историю четверо довольно известных мемуаристов: графиня Роксана Скарлатовна Эдлинг, любимая фрейлина Елизаветы Алексеевны; издатель и редактор Николай Иванович Греч; декабрист Владимир Иванович Штейнгель и граф Федор Петрович Толстой. Случилось все летом 1803 года[9]. Жертвой стала некая госпожа Араужо, которую называют то вдовой португальского консула, то супругой португальского же купца или ювелира. Эту молодую и красивую женщину под каким-то предлогом заманили в Мраморный дворец, в котором жил Константин, и там она подверглась групповому изнасилованию, после чего умерла. Якобы это было местью за то, что красавица отвергла ухаживания великого князя. Весьма вероятно, что одним из насильников был генерал Карл Федорович Боур – приближенный Константина Павловича, человек «с репутацией кутилы и подлеца». Все сходятся в том, что великий князь в это время находился во дворце, но, возможно, был мертвецки пьян, крепко спал и не отдавал себе отчета в том, что происходило в его доме.

Издатель и редактор Николай Иванович Греч сообщал: «Слух об этом был так громок и повсеместен, что правительство публичным объявлением приглашало всякого, кто имеет точные сведения о образе смерти вдовы Араужо, довести о том до сведения правительства. Разумеется, никто не явился».

Графиня Эдлинг писала: «В первые годы царствования Александра одна из его оргий сопровождалась плачевными последствиями. Публика приходила в ужас, и сам государь вознегодовал до того, что повелел нарядить самое строгое следствие, без всякой пощады его высочества: так именно было сказано в приказе. Однако удалось ублажить родителей потерпевшей жертвы, и, благодаря посредничеству императрицы-матери, постарались покрыть случившееся забвением. Но общество не было забывчиво, и великий князь, не лишенный прозорливости, читал себе осуждение на лицах людей, с которыми встречался».

Разговоры о свершенном злодеянии шли настолько громкие, что Александр вынужден был назначить целых два расследования, в результате которых обнаружилось, что «жена