Три последних дня - Анна и Сергей Литвиновы

Взрослый человек, оперирующий хирург, влюбился с первого взгляда, словно мальчишка!

Провожает Юлию взглядом, будто завороженный…

Лишь когда она скрылась за массивными дверями отеля, перевел взгляд на часы. Дьявол! Начало девятого.

Он опаздывает почти безнадежно. Значит, опять Карл встретит его своей омерзительной ухмылкой. Тоненько, по-бабьи, вздохнет. Произнесет тоном мученика: «Тебе всегда было на меня наплевать».

Раздражало это ужасно. А куда денешься? Родной все-таки брат.

Мама их называла «генетическим недоразумением». Говорила, это впервые в ее медицинской практике, чтобы братья были настолько не похожи. Внешне, характером, манерами. Однажды даже вырвалось у нее (не при Карле, конечно): «Ты мой сын, безоговорочно. А его – будто в роддоме подменили».

Мирослав (они с Карлом были погодки, он – старше) тоже иногда задумывался: как могло так получиться? Воспитывали их с братом одинаково. Одежду, игрушки, путешествия, репетиторов – все делили пополам. Но уже с раннего детства ему самому больше нравилось сидеть с книжкой или отца упросить, чтоб рассказывал интересное. А Карл был готов целыми днями пропадать с мальчишками. Брата дразнил «любимчиком» и «сыночком», гнусно хихикал, когда тот рисовал для мамы красивый цветок или играл в шахматы с отцом. Будто противопоставлял себя семье.

Мирослав уже в двенадцать лет твердо решил: он продолжит семейную традицию, станет врачом. А Карл тогда же заявил: хочу быть рок-музыкантом. Как парни из группы «Битлз».

Хотя петь особо не умел, да и не стремился учиться. Не скрывал, что ему куда больше антураж вокруг рок-музыки нравится: восторженные девчонки, пиво, проклепанные куртки, бесконечные разговоры и планы, как переустроить мир.

Родители, конечно, пытались как могли – мягко, интеллигентно – направить сына на правильный путь. Пусть медицину он ненавидит, но можно ведь пойти в инженеры, в учителя, в сантехники, наконец.

Карл даже в технологический институт под их нажимом поступил – правда, учился в нем уже десятый год. То академический отпуск, то болезнь (с медицинскими справками ему Мирослав помогал). А время в основном проводил со своими дружками – не очень даровитыми музыкантами. Сколотили рок-группу, изредка выступали в чахленьких ресторанчиках.

И вот – неслыханная удача! – позвали их принять участие в сборном концерте на стадионе. В Праге. Мирослав, когда узнал, удивился. Рок-музыка в Чехословакии, конечно, не запрещена – слава богу, не Советский Союз, – но подобные мероприятия бывали нечасто. И уж тем более на них не приглашали коллективы уровня «Бешеных жуков» (так, в подражание Битлам, именовала себя группа Карла).

Однако брат пребывал в неслыханном возбуждении и еще пару недель назад взял с Мирослава слово, что он обязательно полетит с ним в столицу. И будет присутствовать на концерте.

У Мирослава пациентов будто назло полно, график операций (ему лишь недавно позволили оперировать самостоятельно) расписан на месяц вперед, но отказать Карлу он не решился. Лишь спросил:

– До Праги сто двадцать километров. Лететь-то зачем?..

– А инструменты, аппаратуру на себе повезем? – Брат насупился, хмуро добавил: – Машину отец мне не даст.

Папа когда-то пытался не разделять сыновей. Позволял кататься на старенькой «Шкоде» обоим. Но пару раз Карл попался за рулем пьяным, однажды налетел на бордюр, расколотил вдребезги бампер. Последней каплей стала жалоба соседской старушки, что брат-де гнал на полной скорости по двору и зацепил ее зеркалом.

– Раз я тоже еду, он даст машину, – пожал плечами Мирослав.

– А моя группа? Пять человек, плюс инструменты. Не поместимся. И вообще: на самолете солидней, – отрезал брат.

Вылетать должны были в одиннадцать вечера. Далее ночевка в Праге, в каком-то сомнительном общежитии. А вечером на следующий день – пресловутый концерт.

– Карл, я не могу тратить целые сутки, – возражал Мирослав. – Концерт, ты говоришь, только в девять вечера? Я к началу подъеду. Обещаю тебе.

А на лице брата сразу привычное обиженное выражение:

– Ну что ты торгуешься со мной все время? На авиабилет денег жалко? Стоит он гроши!

– При чем здесь деньги, я же объясняю: у меня работа! Отгула никто не даст!

«Да и просить ради тебя не хочу!»

– Но ты нам нужен! Иначе мы аппаратуру провезти не сможем. Самолет маленький, по багажу ограничения зверские. Синтезатор потащишь.

Любого другого Мирослав бы просто послал. Работа уже научила его быть, когда нужно, безжалостным, резким. Но Карл – статья особая. Мирослав себя перед ним слегка виноватым чувствовал. Хотя бы за то, что мамины глаза в его присутствии всегда теплели. А на брата она смотрела холодно, как на чужого.

И еще у Карла была одна постоянная обида: он, англоман, фанат всего западного, истово мечтал побывать за границей. Ливерпуль, Техас, Мексика. Однако сколько ни обращался за выездной клаузулой – пропуском за рубежи социалистической Чехословакии, – всегда получал отказ.

Мирослав же (хотя к путешествиям был равнодушен) успел побывать на медицинских конференциях не только в братской Болгарии, но и в Испании, Греции, Нидерландах.

Рассказывал за семейными ужинами о «капиталистическом рае» максимально сдержанно, однако Карл все равно поедал его завистливым взглядом. А когда Мирослав произнес: «Интересно, конечно, побывать, но жить бы я там не хотел», брат лишь хмыкнул:

– Ты идиот.

Мирослав сделал вид, будто не услышал. Не хватало еще ссориться с убогим (как он – исключительно про себя, конечно! – именовал Карла).

Помочь с концертом тоже не отказал, только переиграл ситуацию немного.

Пока мчался домой (жили, по счастью, от «Империала» недалеко, можно добежать), все продумал: в Прагу с синтезатором придется лететь, раз обещал. Но дальше – никаких общежитий, сразу домой. На обратном рейсе, на ночном автобусе, поезде – как угодно. Ведь завтра они встречаются с Юлей! Молодой человек рассчитал, что к утру он в любом случае успеет вернуться домой. Сможет свозить девушку, как обещал, на отцовой машине в Мариенбад. Потом доставить в отель и рвануть, опять-таки на машине, в Прагу. А если он даже на злосчастный сборный концерт слегка опоздает – брат переживет.

…Мирослав оказался дома в девять вечера.

– Где тебя носит? – напустился на него с порога Карл.

Глаза у него тревожно блестели, щеки румянились. Пальцами постоянно щелкал, теребил длинные, давно не мытые (как положено рок-музыканту!) волосы. Мирославу даже показалось: он пьяный. Но спиртным от брата не пахло. У соратников его (троих столь же волосатых парней) тоже ни следа пьяной веселости. Скорее они мрачные, сосредоточенные. Волнуются, что ли, перед своим эпохальным концертом?

Мирослав «Бешеных жуков» даже по именам путал. Но знал, что горе-музыкантов в группе, вместе с братом, пятеро. Отсутствовал (он напряг память), кажется, бас-гитарист.

– А где хозяин? – Мирек кивнул на бас-гитару в чехле.

– Завтра подъедет. Прямо в Прагу, – буркнул брат.

Выразительно постучал по циферблату часов, скомандовал своим высоким (совсем не для рока!) голосом:

– Опаздываем! Выходим, быстро!

«Хорошо бы мы сейчас такси не нашли. Тем более целых два надо», – мелькнула у Мирослава малодушная мысль.

Однако брат проявил совсем не свойственную ему предусмотрительность: машины уже стояли у подъезда.

– По телефону вызвал, – объяснил он.

В аэропорт добрались за пятнадцать минут, посадка в самолет уже началась. Стороживший вход полицейский увидел их компанию, нахмурился, перекрыл дорогу:

– Куда направляемся?

– В Прагу, вот билеты! – лучезарно улыбнулся в ответ Карл.

– Кто такие? – Служивый продолжал буравить их взглядом.

– Не видно, что ли?.. – Один из компании выразительно потряс футляром с гитарой.

– Открой, – приказал полицейский.

Мирослав встревожился. Брат постоянно декларировал, что живут они в цивилизованной стране. Потому нельзя позволять блюстителям закона обращаться с ними, как с рабами. (За что регулярно получал штрафы, а порой – дубинкой по ребрам.)

Но сегодня, к счастью, Карл настроен был мирно. Рявкнул соратнику: «Не выделывайся!» Услужливо распахнул перед офицером футляр:

– Пожалуйста!

Тот взглянул на инструмент, зачем-то постучал по деке костяшками пальцев. Неохотно посторонился:

– Проходите.

Далее последовала еще одна небольшая перебранка: девушка, регистрировавшая билеты, требовала сдать аппаратуру в багаж, Карл с товарищами яростно возражали. Брат тыкал в лицо регистраторше распечатанными на машинке листками правил, что музыкальные инструменты позволено провозить в ручной клади.

В итоге девушка сдалась.

Металлоискателя в крошечном карловарском аэропорту не оказалось – музыкантов лишь попросили вывернуть карманы да мельком заглянули в чехлы с инструментами.