Завистников черные песни - Ярослав Романович Пантелеев

при всей аудитории в глаза, как малыш задушивший своими маленькими ручками утенка, не по злости, а из любопытства, «Что же будет с ним дальше?»

Красота в том, что за действием, приходит осознание своего голоса, своих активных и пассивных импульсов, выброс адреналина приводит к ускоренной работе сердца. «Я это совершил? Неужели я? Неужели это все входит в мою Человечность, в мою Норму? А если так поступят со мной? Так же придушат, из любопытства, из озорства. Это тоже будет нормально?»

И так по кругу. И над всем этим довлеют числа. Особенно число семь. Семь раз отмеряйте перед шитьем своего кровавого индивидуального платья совести.

Трактат о количественном и индивидуальном

Улица соткана из прав. Права сотканы из оттенков. Мир по прежнему стоит на четырех китах язычества только вы решили относиться к нему через призму «неверия».

Неверие – это количественное. «Девушки курят» «Две женщины били мужчину ногами за то что он посмотрел им в глаза» – количественное под час хочет уничтожить индивидуальное с лица «мира» и порой ему это удается хоть и под маской Свободы, как в рассказе «Поколение подземка», «Леша стал звездой вырвавшись из подземки навсегда». Ну тут больше иметься ввиду не подземка, а само поколение.

Порою очень стыдно быть человеком. Но при этом иногда хочется овладеть умением нравиться людям.

Количественно всегда стремиться к распаду, к самоуничтожению (Девушки курят), или уничтожение индивидуального (Две женщины).

Самые жестокие преступления совершались под маской величия. Убивая человека в себе, мы убиваем и моллюска, который был прыщом на лбу этого ЧЕ.

Не нужно быть одаренным, что бы владеть даром. Но чтобы дар владел тобою, однозначно нужно быть одаренным.

А зачем нужно чтобы дар владел тобой? Да, за многим. Ну во первых, ты станешь более дисциплинированным, во вторых ты забудешь слово и все от него производные «главный», и будешь доверять своей интуиции, в третьих ты станешь чуточку более самокритичным, и соответственно материал который ты будешь выдавать будет иного уровня.

Заметь я не сказал, более качественным. Я сказал именно то, что сказал. К сожалению, время на нас не работает. Время тоже количественное. А вот предмет часы – индивидуальное. Предмет как раз таки на нас работает, служа отличной приманкой к осознанию собственной незначительности.

Чем больше поэт говорит о своих стихах как о материале, или словах, тем он дальше от них. Говорить о своих стихах нужно как о живых растущих организмах, которые по мимо того что растут еще и плодятся и умирают как самые настоящие люди. Стихи это уже не люди, но еще и не Боги, они могут жить в нас, а могут и нигде не жить. Стихи не вправе убить нас, но вправе забрать у нас жизнь. Стихи это вибрация Севера, породившая Великую ночь.

Когда я говорю о своих стихах, я искрюсь. Искра вот определяющее слово для любой правильной деятельности, если не будет искры, не будет движения, будет лишь материал, который мертвым грузом будет лежать на душе автора.

Помнишь, как в самом первом посте я предложил тебе зайти за рамки читателя? Что же ты неплохо справился, поборов бег мысли заклинанием «семь». А что если я предложу тебе выйти за рамки автора?

И увидеть небо, увидеть горы. Лес, да пологий ручей.

Да тополя, в форме церковных свечей

Личностью данной завет отстраненный

В поисках бессознательности ключей

У верховых просторов машины

Выйти из ряда вон

Сесть за штурвал и с громким кличем,

Велеть шоферу: «На Вавилон!»

Выйдя за рамки автора, ты осознаешь, что твое сознание всегда было и есть водопад, а во все не грот. И тогда ты перестанешь « писать свою жизнь» (цитата «Водяные знаки»), а сам станешь жизнью. Неподвластной неограниченной но очень верной своему внутреннему кодексу.

Порой мне кажется, что чем дальше я от мира, тем я больше его понимаю. Вблизи глаз очень быстро замусоливается, зрение притупляется, ты перестаешь различать оттенки и становишься «простым».

Многие говорят о том, что в настоящем времени люди стремятся к простому, в том числе и в литературе. Пожалуй, я соглашусь с этим. Я скажу даже больше. Так было всегда. И в этом нет ничего нового. Но и хорошего тоже нет ничего совсем.

Быть понятым с первого раза, что может быть ужасней для литератора. Ведь тогда бы люди не перечитывали стихи, романы. Не отматывали страницы назад. Если бы все становилось сразу ясно.

И писатель не должен приравнивать себя к читателю. Это очень опошляет. Написать книгу не тоже самое, что съесть персик. Читатель после любого прочитанного стиха должен понять что он сам никогда так не сможет. Это и есть искусство.

А не мы.

Эпилог

н был хорошим человеком. Во всяком случае: хорошим директором, хорошим мужем, хорошим отцом, может быть он не дотягивал до гениального писателя, до интересного рассказчика, но злости на мир в нем не было ни грамм, а это, знаете ли, большая редкость для творцов.

Сейчас уже он наполовину сед, наполовину степенен, его ураган мыслей давно улегся в ритм бытовой реальности, он уже не мечтает о лаврах властителя сердец.

На писательство его вдохновляло многое: вкусное кофе, радуга после ливня, подземные черви. Он писал каждый день.

Еще в двадцать один год когда он только-только взял в руке перо он четко разграничил : Писатели делятся на два вида: кто своим стилем убивают так называемую объективную реальность, создавая миражи, оптические иллюзии, водя читателя в шаманский транс, в гипноз, и те кто бьют в лоб, указывая на мерзкие проявление объективности, впрочем, не забывая и указать о прекрасных свойствах окружающего мира. И он решил сочетать себе все несочитаемое, быть не уловимым логическими путями.

Один из первых его литературных опытов был маленький рассказик «Лифт из дома 21», отрывок которого мой приятель и разрешил поместить по старой дружбе в эту колонку. Автор было на момент написания девятнадцать, он был прыщав, бросил колледж, устремив свой взор на мир художественной действительности, разорвав все свои тонкие нити с шумом поколения нулевых (своего поколения), и обратился к слову напрямую. Пусть же этот текст будет хорошим слабительным для всех рационалистов и моралистов.

П.Я

Фрагмент из раннего литературного опыта моего друга

….Кто-то вызвал меня: заработали рычаги, и сила давления,