Приговор судьи - Олег Шовкуненко

– Доберетесь до окраины города, отыщите шоссе. Мне кажется, оно будет где-то поблизости. По нему дойдете до Малоярославца. Оттуда по Калужскому прямиком до Подольска. В сумме это получится километров сто двадцать, может сто тридцать. – Подумав о расстоянии, которое Ипатичу с Пашкой предстоит протопать по Проклятым землям, я не удержался от тяжелого вздоха. – Много. Я прекрасно понимаю, что много. Но другого выхода нет.

Именно в этот момент мне представилось, как мы с Лешим переступаем границу тумана и попадаем в зону действия красных фонарей. Я вовсе не эксперт по части путешествий в параллельные миры, а потому представить их себе не мог, зато видение двух разорванных и перемолотых в кашу человеческих тел получилось, прямо сказать, отменно. В чужом мире должны действовать чужие законы и не факт, что мы, создания из плоти и крови, в них впишемся. Но это уже должны будем проверить мы с Лешим. А вот для Ипатича с Пашкой лучше будет не искушать судьбу. С этой стороны серого барьера хотя бы все знакомо и понятно. Здесь тоже гуляет зло, но с ним мы все же кое-как научились бороться.

Мои мысли словно услышал Загребельный. Бывший командир Красногорского спецназа тут же предложил рецепт, способный уберечь от напасти, именуемой призраками.

– Сейчас уже середина дня, – погудел он, приглядываясь к низким, словно налитым свинцом облакам. – Далеко вы все равно не уйдете. Так что лучше подумать о ночлеге. Тут все выгорело, убежищ не найдете. Единственный выход рыть нору, там, где земля помягче. – Андрюха чисто машинально провел рукой по разгрузке у себя на груди и сразу же выругался: – Вот зараза, а ножа-то и нет. Он бы вам очень пригодился.

– Нож, говоришь… – переспросил я и полез за голенище своего кирзового сапога.

Оттуда я извлек небольшую финку с гладкой выточенной из металла ручкой. Это был тот самый нож, что я подобрал в церкви, где мы провели прошлую ночь. Сунул его в сапог и вспомнил лишь теперь.

– На вот, держи, – я перевернул оружие в руке и, взявшись за лезвие, протянул его мальчишке.

Пашка немного поколебался, но затем все же взял нож. Сжав его в руке, он несколько секунд стоял молча, а затем очень тихо произнес:

– Дядя Максим, не уходите. Мы ведь тогда больше не увидимся, никогда не увидимся.

От этих слов моя душа сжалась в комок и заныла так, будто ее основательно стянули тугими витками колючей проволоки. Цирк-зоопарк, а ведь и верно. Мои с Андрюхой шансы ничуть не выше, чем у Пашки и Серебрянцева. Наши – ноль, их – почти ноль, это значит, что повстречаться вновь… Такой удачи просто не бывает. И вот эти минуты – последние минуты, когда мы видим друг друга.

Осознав это, я едва слышно застонал. Господи, какой страшный сегодня день, черный. Сперва ушли Фомин и Главный, потом Летяев, Соколовский, Нестеров и Лиза, а сейчас… Сейчас я теряю старика Серебрянцева и Пашку! Почему так? За что мне это? Где же то невероятное везение, которым я привык хвалиться?

– Нам пора… – едва слышно пробурчал Леший.

Я поглядел на Андрюху и тут же понял, куда торопится мой приятель. Нет, вовсе не на тот свет. Он просто пытается сохранить уверенность и мужество. Стоя здесь, оставаясь на месте, мы все теряем и первое, и второе. Вон уже даже Пашка, этот бесстрашный сорвиголова, сейчас стал походить на жалкого растрепанного воробья. Он больше не рвется в бой, он растерян, подавлен. И эта кладбищенская безнадега все больше, все плотнее накрывает и нас.

– Пора, – я повторил слова Загребельного и рывком притянул мальчишку к себе. – Уцелей Павлуша, я тебя очень прошу, уцелей! – шептал я ему на ухо, а в ответ слышал лишь отрывистое всхлипывание, совсем негромкое, такое, каким обычно плачут маленькие дети.

С Ипатичем мы просто обнялись, крепко обнялись. Ни каких особых слов не требовалось, пожалуй, кроме одного:

– Удачи вам, товарищи, – старик смотрел в наши с Лешим лица, словно старался хорошенько запомнить.

– И вам удачи, товарищ академик, – Загребельный улыбнулся как можно более ободряюще.

Всю дорогу до линии тумана мы прошли молча. Я несколько раз оборачивался, пытаясь убедиться, что старик и мальчишка не увязались следом. Но нет, выжженная пустыня за нашими спинами по-прежнему оставалась мертвой и безжизненной. Это было хорошо. Честно говоря, я боялся, что не утерпят. Типа, пропадать, так всем вместе. Пропадать, конечно, не очень-то и хотелось, но если уж придется…

– Дай руку, – неожиданно произнес Леший, когда до красного пунктира оставалось не более дюжины шагов.

– Что боязно? – я криво ухмыльнулся, представив нас держащимися за руки.

– Дурак, – в сердцах выругался подполковник ФСБ. – Разбросать может. И не только в разные стороны, а и куда подальше.

Андрюха не произнес «в разные миры», но я и без того все понял и быстро схватил его протянутую здоровенную пятерню. Мы так и шагнули в колючую серую метель, как два маленьких беспутных мальчишки, которые навсегда покидали родной дом и отправлялись на поиски жутких приключений.

Ох, приключения будут еще те…! Жопой чувствую, – подумал я, когда перед глазами все поплыло и завертелось.

Глава 4

Туман… Здесь тоже был туман. Правда, он больше походил на дым, плотный желтоватый дым, как от дымовой шашки, а вовсе не на хлопья этого гребаного серого пепла. Я понял это, как только ослепительные белые пятна, бешено пульсировавшие у меня перед глазами, вдруг померкли и стали пропадать одно за другим. Вместе с ними ушло и головокружение. Вот теперь можно было сказать с полной уверенностью: я все еще жив, вернее, мы живы.

Леший стоял рядом и продолжал до боли в костяшках сжимать мою левую руку. Говорят, что крепко стиснутая ладонь посылает в мозг какой-то особый хитрый импульс и стимулирует его работу. Может так оно и есть на самом деле, поскольку я начал быстро приходить в себя.

Вот он параллельный, а может перпендикулярный или, к примеру, диагональный мир. Кто ж его разберет, какой он там на самом деле. Факт только лишь, что не наш, совсем не наш. И это ни какая-то там заграница или бери круче – другая планета, это… Я даже не мог сформулировать, что это такое. Одним словом, здесь все должно быть по-другому, совершенно по-другому. Здесь даже мы сами должны были измениться.

Испугавшись такой «веселенькой» перспективки, я рывком поднес свободную правую руку к лицу, так чтобы не мешал туман, и стал ее пристально рассматривать. Вроде бы ничего… рука как рука. И все та же серая телогрейка, замусоленная, порванная на рукаве. И на шее висит все тот же АКМС модели 1959 года. Цирк-зоопарк, ничего не изменилось. Абсолютно ничего!

– Мы уже там? – эти слова я произнес шепотом, в котором плотно перемешались страх, растерянность и недоумение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});