Астро. Любовник Кассиопеи - Эдуард Тополь

Теперь, четырнадцать лет спустя, мне стоило не меньших трудов отвлечь ее от ужаса того, что мы увидели по нашему настенному телевизору LG. Слава богу, нам удалось отправить Энни спать до того, как эти черно-зеленые осы госпожи FHS-77427 тучей летающих исполинов вырвались из ее космического улья и стали на стадионе «Мемориал Колизей» сооружать новую пирамиду Кукулькана. Пользуясь этим, я почти принудил Кэт заняться любовью — это был единственный способ прервать бивший ее нервный озноб, согреть и отвлечь от животного страха.

Не знаю, каким образом женщинам удается свою панику, страхи и ужасы трансформировать в сексуальную энергию. Давно, чуть ли не с Канкуна, я не видел Кэт в таком буйном сексуальном ударе. Тогда, в Канкуне, в номере отеля Solaris у меня было ощущение, что в нее вселились все дьявольские силы майя и тольтеков, все демоны Чичен-Ицы, все пернатые змии Кукулькана и все тамошние «орлы» и «красные ягуары». Я с трудом, просто чудом (и, признаюсь, с применением кое-каких техник «Дао любви») выдержал этот ураган ее темперамента. Зато когда эти доисторические монстры истекли, наконец, из нее фонтанами буйных, с криком и стоном, оргазмов, она в ответ на мой вопрос «Will you marry me?» [3]бессильно ответила: «Yes»…

Вот и теперь, насмотревшись ужасов уничтожения Голливуда, посадки космического монстра «H-1», полета тучи человекообразных пришельцев и строительства ими новой жертвенной пирамиды Кукулькана, Кэт отдалась мне — нет, она взяла меня так, словно занялась этим последний раз в своей жизни. Вскачь, галопом, швыряя по сторонам гривой своих роскошных волос, вскрикивая и запрокидывая голову назад… Падая на меня, целуя мне плечи, грудь, живот и пах… Взбираясь на меня и снова пускаясь вскачь…

А когда, наконец, дрожа и изнемогая, она уронила себя на мое плечо и тут же уснула, даже не успев добраться до душа, я осторожно перенес ее голову на подушку и, чуть отстранившись, еще долго лежал, любуясь ее лицом, грудью и всей ее прекрасной фигурой, простертой на постели. Господи, какое Чудо Жизни ты сотворил, каким божьим даром наградил ты меня! Thank You! Thank you thousand times! [4]Даже простое прикосновение к ее руке, плечу или бедру включает какой-то прохладно-живительный ручей энергии, который даосцы именуют женской энергией Инь, а я называю про себя «орошением звезд», поскольку разве не такой же поток звездной энергии пронзает всю нашу Вселенную? И разве не были мы с моей Кэтти двумя одинокими планетами, затерянными в космосе и притянутыми друг к другу самым мощным всемирным тяготением — Притяжением Любви?..

С этими мыслями я уснул, напрочь забыв о роковых космических пришельцах.

Что снилось мне? Помню, что снилась дорога, а точнее, хайвэй, с огромной скоростью летящий под колеса моего «Форда». Но ведь это всегда так. Всегда, когда за двое суток пролетаешь две с половиной тысячи миль и замертво выпадаешь в сон, лента дороги продолжает стелиться в сонном мозгу. Так и в ту ночь. Впрочем, где-то посреди этой ночи какой-то шум или собачий лай пробовали извлечь меня из этого сна, но, помню, у меня просто не хватило сил выбраться из него…

А утром, в 8.35 нас разбудил телефонный звонок. Я, еще полусонный, протянул руку к тумбочке с аппаратом и снял трубку.

— Алло…

— Мистер Виндсор? — сказал мужской голос. — Я отец Джессики, подруги Энни. Ваша Энни дома?

— Конечно. Где ей еще быть? Занятий в школе нет…

— Ладно… — произнес он каким-то странным тоном. — Во всяком случае, должен вам сказать, что труп вашего Бакса валяется на обочине Анджелес Крест фривэй в трех милях от Кедровых Ключей.

— Что? — изумился я. — Этого не может быть…

Но он уже дал отбой.

Я посмотрел на проснувшуюся Кэт, встал и пошел в комнату Энни, перед дверью которой всегда спит Бакс.

Но ни Бакса, ни Энни не было в доме.

3

Энни ушла в три или в три тридцать утра, то есть тогда, когда я слышал какой-то шум, но не проснулся. Наверное, ей удалось бы и бесшумно выскользнуть из дома, если бы не Бакс. Как я уже говорил, этот семилетний боксер был ее телохранителем, слугой и тенью. И уходя, она, скорее всего, пыталась закрыть входную дверь, оставив Бакса внутри. Но он и раньше никогда не позволял ей этого, вот и теперь после короткой, наверное, борьбы, когда Бакс даже залаял, пытаясь остановить ее, Энни уступила псу и позволила ему сопровождать ее.

При этом Энни вряд ли сознавала, что в эту ночь подобно всем своим калифорнийским сверстницам в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет она, как лунатик, повинуется совершенно определенному, как сказал бы Метерлинк, телепатическому приказу. Этот приказ разбудил ее среди ночи, заставил встать, одеться, выйти из дома и направиться на юго-запад, в Лос-Анджелес. Знала ли она, что ей предстоит пройти сто одиннадцать миль? Я уверен, что нет, лунатики не отдают себе отчет в своих действиях. Но Бакс не был подвержен телепатическим приказам, больше того — своим звериным чутьем он почувствовал смертельную опасность ее похода и с собачьим рвением удерживал ее, даже хватал зубами за подол и за туфли…

Да, утром, когда мы бросились искать Энни, мы на соседней East Krypton street нашли клочки ее платья и изжеванную туфлю.

Но дальше все следы пропадали, поскольку не одна Энни ушла в ту ночь из дома, а тысячи, да, именно тысячи калифорнийских девочек в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет выскользнули из своих постелей и домов в период с трех до трех тридцати утра и, как Энни, направились в Л-А. Те, кто помладше, шли пешком, и я живо представил себе это всекалифорнийское предутреннее, во всех городах и поселках, шествие девочек, телепатически вызванных исполиншей FHS-77427 в «Мемориал Колизей». А пятнадцатилетние, не раздумывая, угоняли машины своих родителей и по дороге подбирали младших. Так случилось и с Энни — в трех кварталах от нас мы больше не нашли ни ее туфель, ни обрывков ее платья, которое рвал Бакс, пытаясь остановить несчастную хозяйку.

Зато такие же, как мы, обезумевшие родители уже с семи утра тысячами рыскали на своих авто по всем окрестностям, и потому Грегори Питер Гоббс, отец Энниной одноклассницы, сообщил нам, что Бакс валяется на Angeles Crest Freeway в трех милях от Кедровых Ключей. Мы, конечно, помчались туда. Бедный пес, грязный, с высунутым языком, изодранными в кровь лапами и острыми ребрами, проступающими сквозь свалявшуюся шерсть, лежал у дороги головой на запад, словно и после смерти продолжал бежать за машиной, которая увезла Энни.

Я посмотрел на спидометр. От нашего дома Бакс пробежал сорок семь миль.

Увидев мертвого Бакса здесь, почти в пятидесяти милях от дома, Кэт потеряла надежду догнать Энни и в беззвучной истерике рухнула на дорогу рядом с псом.

Я поднял ее на руки, уложил на заднее сиденье «Форда» и помчался вперед по Angeles Crest Freeway. Конечно, я чувствовал себя виноватым. Если бы я не принудил Кэт к сексу, мы не уснули бы таким мертвецким сном, а услышали, как Бакс пытается задержать Энни, и остановили бы ее…

Проклиная себя, я жал и жал на газ, но буквально через двадцать миль был вынужден остановиться — впереди не только весь фривэй, но и обочины по обе его стороны были забиты машинами таких же несчастных, как мы, родителей.

Выскочив из машины, я пошел вперед узнать, надолго ли эта пробка. Оказалось — навсегда. Оказалось, у всех машин, достигающих границы тридцатимильной зоны, установленной пришельцами, сами собой выключаются двигатели. А те, кто пытается пересечь эту границу пешком, натыкаются на непроницаемую, но совершенно прозрачную и вязкую, как резина, стену. Правда, поверить в это с чужих слов было невозможно, и я упрямо протиснулся вперед к самой границе, то есть к тому, что не имело ни цвета, ни запаха, ни даже какой-то видимой, тектальной поверхности, и, тем не менее, глухо преграждало дорогу.

Со стороны это выглядело почти смешно — как мужчины и женщины, словно мимы, отчаянно атакуют незримый «резиновый занавес», увязая в воздухе, сгустившимся до плотности каучука. Кто-то пытался с размаху пробить эту «стену» плечом, кто-то ногами, а еще кто-то гаечным ключом, но и те, и другие, и третьи просто вязли в этой незримой жевательной резине и с трудом вытаскивали себя из нее. Мужчины матерились, женщины рыдали, но когда наш шериф Вильям Ли-младший подогнал к этой «стене» пожарную машину и попробовал — безуспешно, конечно — найти верх этой стены, чтобы перелезть через нее, меня осенила другая идея. Я бегом вернулся в машину, развернул ее и помчался на юг, к Медвежьей горе.

4

Кристофер Говард не был моим другом, больше того — я его вообще никогда не видел. Но я знал, что он мне не откажет. Потому что всех моряков — даже бывших — связывает негласное братство, и в самых разных портах я не раз слышал, как при крике «Полундра!» совершенно незнакомые моряки бросались на выручку даже русским матросам.