Аморальное поведение. Когда есть те, на кого можно положиться - Екатерина Мельникова

– Нет, он уснул. А чо?

– Не отвечай вопросом на вопрос. Значит, сегодня прочтет целых два замечания. Я тебя научу себя вести. – Обещает он и через секунду делает вид, что забывает меня.

Но я знаю, что ни фига он не забывает. Я чувствую прожигающий взгляд через очки, мои щеки горят, словно кто-то выжигает на коже черную дырочку, используя лучик света и лупу.

Лупами Дмитрия Валерьевича можно всю школу сжечь, так металличен его наблюдательный взгляд, пока я во время перемены в столовой громко рассказываю анекдот о Красной Шапочке, которая нашла в бабушкиной кровати волка и кричит «бабуля, у тебя в кровати страшный серый волк!», а та ей отвечает «кому страшный серый волк, а кому любимый Вовчик». У ребят от смеха летят изо рта куски булок, чай, какао, у кого что, а Дмитрий Валерьевич показывает мне жестом, чтоб я застегнул свой рот на молнию. Полминуты мне удается молчать, но потом рот сам начинает расстегиваться. Слышу, как он вспоминает мой прокол на математике, и тогда наши снова ржут, падая лбами на стол и хватаясь за животы. Когда Кристина давится чем-то и кашляет, Дмитрий Валерьевич больше не разговаривает со мной жестовым языком, голос проносится через всю столовую в виде выкрика, чтоб я заткнулся. Мне приходится зажать рукой губы, лишь бы не рассмеяться сильнее. Затем у меня начинает чесаться плечо, и Паштет заявляет, что его папа говорит, чтобы кожа перестала чесаться, надо не чесать ее, а шлепать.

– Ой, ну вот только ты меня не шлепай, придурок… – Громко говорю я не без маленького матюка в конце, вызывая очередной приступ смеха и уже не только за нашим столом. – На что же у меня аллергия?

– На жизнь.

– На школу.

– На учителей. – Отвечают вместе трое человек, в том числе Паштет.

– Угу. Особенно аллергичны те, у кого любимая фраза «ты никем не станешь». Сами будто далеко пошли. О! Физруком стану! Профессия что надо. Миллиарды долларов буду лопатой грести. «А ну стройся!» – и миллиард в кармане. «Слез с дерева, идиот!» – и еще миллиард в другом кармане. Это такие внеурочные. – Театральничая на полную катушку, я утопаю в очередном заходе смеха, но говорить продолжаю все равно, хотя в уме давно планировал заглохнуть и начать есть, поскольку мои слова долетают до физрука и тот начинает придумывать, как и чем будет меня убивать. – А как же поступать, если чешется щека? Лечить аллергию оплеухой? С этим надо обращаться к моему отцу – он такие оплеухи лепит, что из глаз целый звездный душ вылетает. Ой. – Поняв, что сболтнул лишнего, прикрываю рот двумя ладонями и смотрю на нового учителя с физруком, замечая, что поздно захлопнулся – они все слышали. И если у физрука глаза закатились за горизонт, то у новенького они только выкатились из-за туч.

Попивая в сторонке какао и закусывая булочкой с маком, наш физрук (среди ребят также известный как Дракон) и любитель есть с открытым ртом, торчит впритык к Дмитрию Валерьевичу. Я знал, что эти двое подружатся (среди баб в возрасте общаться в этой школе им больше не с кем), а любимой темой их сплетен станет несносный Кипятков. Стоит отметить, смотрятся эти двое в одной компании довольно необычно – на фоне нашего «классного», который входит в комнаты по красной ковровой дорожке, что расстилается под его ногами везде, где он ступает, физрук теряется, как иголка в сене, блекнет, как закат в десять вечера и выглядит потасканным, неопрятным котом в своих трико, мятой футболке и с рамкой щетины на лице, даже несмотря на свое необычное имя – зовут его Вилен Робертович.

На выходе я вижу краем глаза, что Лали на меня смотрит. Вот чей взгляд никогда не носит неодобрения – она смотрит на меня как друг, без слепого восхищения, а просто. С сознательной любовью. Мой смех куда-то девается, мне не удается закончить одну из фраз, когда я говорю с Паштетом, и я опускаю голову, едва заметно подмигнув Принцессе Лали.

Мне кажется, что пока я сижу спиной ко всем, она направляет волшебный карандаш и пускает искры в мою спину, оттого-то я не могу сосредоточиться на уроке и не могу занять одну единственную позу, мое тело под воздействием тока крутится и вертится, как рыбка на крючке. Вторым уроком выдается чтение, но я так не хочу сидеть в классе. Я хочу забрать свою команду и побежать на Точку, где мы будем все вместе – я, Лали, Ярик, Кристина, Денис, Макс, и, может быть, Диана, – мы опять окажемся на воображаемой радуге, лучшие в мире друзья. Я хочу поскорее на эту радугу, хочу бросить под стол сумки со скучными книгами, играть в футбол, тонуть в смехе друзей и дышать сладким запахом тополей. Вместо этого мы с Паштетом принимаемся активно листать учебник, чтобы найти, на какой странице надо было прочесть и пересказать биографию.

– Идешь со мной и пацанами за школу? – шепчет при этом Ярослав. – У них сегодня есть. На пять минут.

– Сегодня приезжает дед. Не хватало, чтобы от меня воняло. Чо нам задали-то? Лали, какая страница?

– В самом начале после введения.

– Кипятков пойдет отвечать. – Эта неожиданная фраза грохочет в моей голове. Дмитрий Валерьевич медленно усаживается в свое кресло, а голос несет угрозу с примесью язвительности. Если я что-то и вижу под его очками, так это предвкушение коллективного беспокойства, на этот раз только у одного меня под кожей. Тут я все понимаю. Он знает, что я ничего не учил, и ему интересно посмотреть, как же я выкручусь. А у меня все еще в разработке план познакомить учителя с папой. – «Двойку» по математике он уже получил, – говорит Дмитрий Валерьевич так, что у меня от злости плавятся мозги. Он говорит так, словно этот факт лично ему доставляет удовольствие. – Сейчас посмотрим, приготовил ли он хотя бы заданный на дом пересказ.

Ты слизняк! – врезается мне в горло изнутри, но, слава богу, наружу вылетает только глупое: кто, я???

– Именно ты. Марш!

– А можно повторить?

– Нет. Рассказывай, что помнишь.

– Давай, Кипяток! – поддержка Ярика несет меня к месту казни, как волна.

Еще с дошколенка у меня выработался принцип: выходить отвечать, даже если не знаешь ни фига. Даже если школьная доска – гильотина. Придумывай заранее или на ходу – не важно, главное говори. Тяни момент до смерти – целый мир может перевернуться. Вот я и открываю рот, позволяя языку работать по-своему, без партнерства с мозгами, и прямой репортаж с петлей на шее начинается.

– Федор… Иванович… эээ… Чукча.

Дмитрий Валерьевич оглядывается, словно позади него трещит стена. Его глаза затягивают веревку на моей шее потуже. Я поскорее говорю нормальную фамилию, потому что моя цель – выжить любой ценой.

– Ой, Тютчев. Иван Федорович родился в одна тысяча восемьсот… каком-то там году. Он прожил интересную жизнь! В возрасте шестнадцати лет стал печататься в модных глянцевых журналах. Профессионалы говорили, что у него отличные данные! У него сразу появилась куча фанатов по всему миру. Его отцу (уже не помню, как его звали), не нравилась ранняя самостоятельность сына, отчего он все время на него наезжал. Юному писателю приходилось прятаться в сундуке с нитками. В возрасте двадцати лет Федор выезжал с гастролями в Ливерпуль, где жили суровые челябинские мужики, которые разговаривают с телевизором. Там-то Федор и познакомился со своей женой. Любительницей селфи. Дебютная книга Тютчева в первую же неделю моментально заняла первые строчки в списках бестселлеров, покорив читательские сердца, была удостоена всех литературных премий, занесена как самая продаваемая в книгу рекордов Гиннеса и экранизирована. Лично я не читал эту книгу и пока не знаю, что там такого толкового и прекрасного. Дедуля вот говорит, что у них на работе самое большое количество премий получают те сотрудники, которые знают, кого надо получше облизывать. АУ!!! – только я вхожу во вкус и начинаю верить в собственные слова, как у меня отрывается ухо.

Мое сочинительство подействовало на всех по-разному в зависимости от особенностей каждого. Моя футбольная команда смеется громче всех остальных. Пока меня тащат из класса, я успеваю обратить внимание на Лали. Она покраснела за нас обоих, будто я ее пьяный муж, который валяется под скамейкой. Лали старается спрятать свой стыд за кудряшками, опустив лицо в учебник, но что бы она ни предприняла, этого недостаточно.

Дмитрий Валерьевич за время моего выступления успевает исписать мой дневник красной ручкой на два листа – здесь уже и две острые «двойки», и громкие замечания о поведении, и размашистая мольба к моему отцу срочно явиться в школу. Сейчас он занят тем, что истерично орет в коридоре, взяв меня в заложники между собой и стеной.

– Не успел начаться второй день в моей новой школе, а один из учеников меня достал так, что у меня трясутся руки! Ты своего добился? Вывел меня из себя? Зачем ты ведешь себя, как куча дерьма? Какова твоя цель? Придурок. Или тебе все это удовольствие доставляет? Чего молчишь?