Папа для потеряшек (СИ) - Свит Кэти

Почему решил не отправляться в гостиницу? Да хрен знает! Там было бы проще.

Только вот я здесь.

Осматриваюсь по сторонам.

За время моего отсутствия, а это не год и не два, в этой комнате ничего не изменилось. Даже мебель осталась на своих местах.

С трудом соскребаюсь с кровати. С непривычки мышцы одеревенели, едва делаю пару шагов.

Зажрался я…

Люксовые матрасы, премиальные шмотки. Все лучшее, не отказываю себе ни в чем! А тут…

Сколько раз я предлагал купить нормальную новую квартиру. Сколько раз уговаривал хотя бы здесь сделать ремонт. Я бы нанял лучших людей, все вышло бы идеально! Но нет…

Она желает жить в старом жилом фонде, с древним ремонтом, с пожелтевшими от времени обоями на стенах.

Уперлась и ни в какую не соглашается на перемены. Не представляю, как можно ее уговорить.

Выхожу из большой комнаты, прислушиваюсь к звукам в квартире. Тишина.

Никого. Я один.

Медленно расхаживаясь, отправляюсь под душ. Мне нужно как можно быстрее привести себя в порядок и проснуться. Состояние просто атас!

Такое впечатление, словно я бухал всю ночь.

Если бы это на самом деле было так, было бы не настолько сильно обидно. Но нет же…. Я работал всю ночь напролет. Не присел отдохнуть ни на мгновение.

Мы с парнями до самого утра провозились с охраной квартиры Оли. То в подъезде камеры устанавливали, то искали возможные уязвимые точки, то разбирались с ищейками Ипполита.

Смоленский же не смог спокойно свалить накануне вечером. Он посреди ночи приехал с подмогой и решил устроить беспредел. Думал одолеть меня голыми руками. Не тут-то было!

Пришлось доходчиво объяснять людям, что не стоит больше к Оле соваться. Она занята.

— Макарушка, ты проснулся? — В коридоре раздается старушечий голос. Я только выключил воду, и газовая колонка прекратила шуметь.

— Доброе утро! — отвечаю из-за закрытой двери. — Одну минуту. Выйду сейчас.

— Не торопись, милок, — шаркая тапками по незастеленному коврами полу, говорит пожилая женщина. — Я пока завтрак накрою. Приходи.

— Хорошо, — говорю.

Беру первое попавшееся махровое полотенце из небольшого шкафа, что стоит у стенки с незапамятных времен. Подношу к носу, закрываю глаза и вдыхаю давно позабытый запах. Мысли уносятся в прошлое. Возвращаюсь в себя.

Все же хорошо, что я приехал сюда вместо гостиницы. Людмила Петровна, мать Али и моя теща в прошлом, очень многое значит для меня.

Чувствую, как снова обретаю давно потерянную частичку себя. Ни с чем несравнимое чувство!

Цепляюсь за него, пока могу уловить.

— Здравствуйте, — захожу на небольшую кухоньку. Она настолько крохотная, что если я сяду в центре на стул, то смогу дотянуться до лежащих продуктов в шкафах. Лишний раз вставать не нужно.

Улыбаюсь. На сердце становится сразу как-то светлее.

— Какими судьбами? — поворачивается, смотрит на меня. Взгляд прожигает до самого основания души. — Не просто так ведь решил проведать старушку.

— Не просто, — соглашаюсь. — Дела поблизости были, решил навестить.

Присаживаюсь за стол, Людмила Петровна ставит передо мной тарелку с глазуньей, нарезает домашний хлеб.

— Повзрослел, — произносит, внимательно меня изучая. — Но на сердце тоска, — продолжает анализировать. — Поделишься?

— Позже, — ухожу от прямого ответа. Не хочу отказом ее обижать.

Моя бывшая теща единственная, с кем я не испортил отношения после смерти Али. Только с ней общался все годы, о которых сейчас мечтаю забыть.

Людмила Петровна принимала меня любого. Злого и раскисшего, готового разнести все вокруг и не желающего дальше жить. Она меня вытаскивала, не позволяла отчаяться. Я до сих пор жив и смог справиться со всеми трудностями во многом благодаря именно ей.

— Лучше расскажите, как вы, — прошу старую женщину. — Может, помощь какая нужна. Я помогу!

Людмила Петровна смеряет меня многозначительным взглядом. Она упряма не меньше меня.

— Сначала скажи, — присаживается напротив меня, наливает в кружку красный чай. Отпивает. — С матерью помирился?

— Нет, — отрезаю. Я не желаю про нее говорить!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На кухне повисает тишина. Жую, но под осуждающим взглядом кусок в горло не лезет.

— Не смотрите на меня так, — не выдерживаю первым. — Не стану я с ней мириться. Она первая оказалась от меня!

— Твоя мать такой же живой человек, как и все остальные, — произносит мягко. — Людям свойственно ошибаться.— Мудрый взгляд пронимает до костей. — А еще нужно уметь прощать.

— Есть вещи, которые не прощают, — стою на своем. — А где Барс? — озираюсь по сторонам в поисках пса. Но в углу даже не стоит его миска.

— Помер он, — вздыхает. — Год назад.

— Сожалею, — сочувствую ей.

Снова переводим разговор в другое русло.

На этот раз никто из нас не касается болезненных тем, маневрируем, избегая острыхуглов. Сразу становится легче общаться.

— Извините, но мне нужно позвонить, — ставлю грязную посуду в раковину, благодарю за завтрак и возвращаюсь в комнату.

Нахожу лежащий на кровати телефон, снимаю блокировку и охреневаю. Двадцать пропущенных от Оли.

Что за ерунда?

Захожу в телефонную книгу, хочу перезвонить, как она сама вновь дозванивается до меня.

Поднимаю трубку.

— Маковецкий! Где они?! У тебя?! — У девушки на том конце провода настоящая истерика.

— Кто? — ничего не понимаю. Оля орет так, что больно ушам. Приходится держать трубку на расстоянии. — Успокоилась! — рявкаю на нее. Выслушивать тонну проклятий в свой адрес я не намерен.

Оля замолкает. Шмыгает носом и плачет.

Я напрягаюсь. Мне совершенно не нравится, к чему все это ведет.

— Скажи мне спокойно, — прошу ее. — Что случилось?

— Девочки где? — спрашивает.

— В смысле? — В груди становится холодно. Сердце превращается в лед. — Они пропали?

— Да! — плачет. — Маковецкий, прошу, скажи, что они у тебя!

Глава 14. Макар

— Где девочки? — без предисловий спрашиваю у старшего группы. Не до приветствий сейчас.

— Гуляют на детской площадке во дворе, — отвечает, словно ничего не случилось.

— Ты их видишь? — уточняю. Тревога постепенно начинает отступать.

— Обижаешь, Макар Александрович, — произносит с легкой укоризной в голосе. — Я за своими так не следил!

— Ну как ты за своими следишь, мне глубоко пофиг.— В динамике поверх разговора раздаются гудки. Кто-то прорывается по второй линии.

Смотрю на экран смарт-часов, вижу высветившееся имя, и злорадная ухмылка появляется на губах. Оленька, ты решила спустить на меня всех собак? Зря ты. В побеге наших дочерей из детского сада я не виноват.

Игнорирую звонок Давида, отправляю сообщение, где пишу, что все под контролем. В побеге девчонок разбираться будем позже, а еще лучше при личной встрече. Времени нет совершенно.

Девочек нужно срочно забрать.

— Где девочки? — спрашиваю у своих парней. — Адрес пишите. Я выезжаю.

— Геолокацию выслал, — через несколько секунд отчитывается мне. Проверяю.

— Все. Вижу, — прикидываю, как максимально быстро добраться до точки. Малышки недалеко от меня. — Скоро буду.

— Ждем, — звучит короткий ответ.

— С девочек глаз не спускать! Никого постороннего к ним не подпускать! Все ясно?! — отдаю приказы.

— Так точно! — громко и четко. На заднем плане кто-то из своих же начинает ржать.

Завершаю вызов, быстро одеваюсь. Нужно спешить.

— Уже уходишь? — спрашивает Людмила Петровна печальным голосом.

— Пора, — говорю честно. Она смотрит на меня. Молчит. — Людмила Петровна, миленькая, — мне становится неуютно под ее проницательным взглядом,— скажите, что я могу сделать для вас?

— Ничего, Макарушка, — тяжко вздыхает. — Уже ничего.

— Давайте так, — подхожу к старушке, заключаю ее кисти в свои ладони, смотрю в глаза. — Я постараюсь не пропадать, — обещаю. У нее помимо меня больше никого нет. — А вас я жду к себе в гости. Приедете?