Реестр Исполненных Желаний - Сильвиа Каваллано

Уже на следующий вечер он выволок из кладовки чемоданы, ящики, баулы со старыми документами, счетами, письмами, журналами, записями и проковырялся в них почти два месяца, прежде чем наткнулся на то, что искал. Причем, как часто бывает, нашлось ЭТО вовсе не там и не во время поисков. Нашлось случайно, в гараже, в коробке из-под кофеварочной машинки. На рукаве остался толстый слой пыли, из-под пыли выплыло «Реестр исполненных исполнения желаний». Майер перелистал страницы, и не удержавшись, начал читать прямо там, в гараже. Прошло несколько часов, он спохватился, наконец, заспешил, засуетился — он обещал, как всегда, кого-то куда-то подвезти, запихнул кое-как распухшую пыльную тетрадь в полиэтиленовый пакет, который, конечно, не выдержав ее тяжести (пакет-то был из новых, био) разорвался сразу в трех местах, закрыл гараж и побежал домой. Шел дождь, опять шел дождь, но если вы бывали в Голландии, вы этому поверите, так как поверите тому, что нужная вещь нашлась не там, где он ее искал если вам приходилось перерывать в поисках нужного документа завалы бумаг. Но Майер привык к дождю, и зонты держал только для постояльцев, сам ими не пользовался. Всю ночь он перелистывал страницы, перечитывал, пару раз прослезился — видимо, поддавшись ностальгии, а под утро решил что начнет с желаний своих постояльцев.

Глава третья. Желания постояльцев.

Иные желания были так просты, что ему ничего не стоило их исполнить. Почти все дети на свете просят собаку. И очень мало найдется родителей, которые в состоянии исполнить такое простое желание. Поэтому Майер специально завел вторую собаку — Блэк был еще не стар, и обладал покладистым нравом, но уж больно был привязан к хозяину, ни за что не оставался у гостей без него, и гулять без него не ходил. Он все время помнил тот рассказ про сад и умершую мечту. После того, как дети пару раз брали Тартуфа с собой на прогулку, особенно в дождь, и потом должны были убирать за ним кучки, мыть лапы и оттирать с покрывал следы грязных лап, их энтузиазм и желание иметь собаку слегка охладевали. Кто-то просил сыграть на пианино, или саксофоне. Одна молодая девушка сказала, что давно мечтала побывать в частном саду известного ландшафтного архитектора. Но поскольку сад частный, простому человеку попасть в него невозможно. Она несколько раз писала ему с просьбой о посещении, но все письма остались без ответа. Через пару дней Майер на своем салатовом бьюике отвез девушку в Уммелло. Блэк гордо восседал на переднем сидении. А девушка рассматривала оттопырившуюся обивку переднего сиденья. И в знак признательности решила зашить дырку. И забыла. Так что дырка до сих пор там, я сама ее видела. И хотела зашить.

Казалось бы, ничего не изменилось. Он и раньше делал все то же самое. Но раньше каждое исполненное желание (впрочем, раньше ему и в голову не приходило вести счет исполненным желаниям, он просто помогал человеку, и все) поселяло какую-то тихую радость в сердце. До того тихую, что со временем он, кажется, перестал ее замечать. Или она перестала быть радостью? А стала спокойным, незаметным удовлетворением. Ведь простое счастье тоже незаметно, до тех пор, пока его не лишишься. Как только он стал записывать желания людей в реестр, вместо того восторга, за которым он охотился, у него появилась «какая-то алчность, азарт и что-то вроде высокомерия от сознания своей исключительности».

Обычно Реестр пополнялся так. За завтраком, подавая сыры, он как бы невзначай заводил разговор о желаниях и рассказывал как в 15 лет захотел выучиться играть на саксофоне. «Поздновато» - сказали родители и чтобы отличить прихоть от поздно проявившегося призвания добавили, что оплатят уроки, но на инструмент он должен заработать сам. Играет он на саксофоне вот уже сорок лет. Обычно уже после этой истории у гостей находилось, что рассказать в ответ: кто-то вспоминал о велосипеде, кто-то о поездке на острова, о подводном плавании. Впрочем, кто-то вспоминал и другое: одна женщина всю жизнь мечтала побывать в Париже. И вот дети на 60-летие сделали ей подарок. И она разочаровалась. Шумный кишащий город не соответствовал ее настоящему душевному складу и устройству. Я тоже рассказала свою историю. То есть, не свою, не со мной случившуюся, но с людьми, которых я знаю лично. Так что за ее правдивость могу поручиться.

Девочка с острова.

На одном далеком жарком острове Карибского бассейна жила-была маленькая девочка. Папа у нее был японец, и занесло его на этот остров гастрольным ветром. Однако не прижился он на жарком острове. Говорят, японцы вообще сильно подвержены ностальгии, это очень «вросший» в свою культуру народ. У Риккардо был одноклассник — наполовину японец, его папа покончил с собой от тоски по родине. А может и не только из-за тоски, а по сумме обстоятельств: его жена тяжело заболела, а сам он работал на яйцеукладочной фабрике, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год сортировал яйца: мелкие-средние-крупные и укладывал их в соответствующие ячейки в соответствующих коробочках из спрессованного картона. Через месяц после похорон жены он возвращался с работы в дождь и не справился с управлением... А папа девочки с жаркого острова просто уехал к себе на родину, на свой Хоккайдо, или Хонсю, или вообще Т. Девочка же осталась на острове с мамой-креолкой. И мечтала она – как почти все маленькие девочки – выйти замуж за принца. Только принца на том острове не было, ни до открытия его Колумбом, ни после. То есть при Колумбе, наверное, правителем острова являлся испанский король, но до испанского принца было также далеко, как до всех прочих: датских, шведских, голландских, а потом остров и вовсе превратился в республику. Тогда девочка стала мечтать о снеге. На ее острове никогда не шел снег. Какой там снег! Даже стекол в окнах домов не было – чтобы сквознячок и продувало, а то совсем от жары никакого спасения! Словом, не дождалась девочка и снега. И вот она выросла, закончила школу и пошла учиться в университет на дизайнера. О принце — в двадцать лет! - мечтать было как-то глупо, о снеге – и подавно, но о чем-то же мечтать надо! В бессонную ночь, например, или когда взглянешь на лунную дорожку над безбрежным океаном и как-то защемит в груди — то ли от счастья, то ли от тоски и само-собой замечтается. И стала она мечтать о балете: в детстве по телевизору (подарок отца, на острове телевизоры были далеко не у всех) иногда показывали то “Лебединое озеро”, то “Спартак”, то — и сказать-то страшно такое название - “Ангара» - на один соседний остров — в этом Карибском бассейне этих островов и-не-сос-чи-тать! - периодически приезжал с гастролями Советский балет. И вот однажды, разбирая какие-то старые письма, она нашла афишку этих гастролей. Скорее всего, ее положил туда отец, может, он где-то с труппой балетной пересекся или даже делил гримерку, это уже теперь никому не известно, но эта-то случайность, попавшая на благодатную почву и есть судьба! Никаких интернетов, во всяком случае общедоступных, тогда не существовало, поэтому наша героиня пошла в туристическое агентство и попросила продать ей тур в Ленинград. Там на нее посмотрели как на ненормальную и долго искали на карте мира Ленинград — наверное, карта мира у них была еще дореволюционная. А еще, надо вам сказать, что происходила эта история в те далекие времена, когда железный занавес в СССР только начали смазывать маслом, и было неизвестно, делают ли это, чтобы его поднять, или, наоборот, чтобы подновить ржавое железо, готовое вот-вот рассыпаться. Поэтому героине моего рассказа пришлось вступить в островную коммунистическую партию. И вот в составе делегации, отправившейся на далекую родину коммунизма перенимать опыт, она и попала в Ленинград. Но она-то знала, что едет не просто посмотреть на Северную Венецию, и уж тем более не перенимать опыт, о котором, впрочем, и понятия не имела (ведь чтобы вступить в их компартию не нужны были ни долгие собеседования, ни рекомендации, ни конспекты), а учиться балету. Она часами бродила по Невскому, по Садовой, по площади Искусств и Итальянской («Ну и ну! - возмутится какой-нибудь педант, - никакой Итальянской тогда и в помине не было! Вот автор! Поленился даже в справочник заглянуть!». Знаю, знаю. Но, согласитесь, что в этом ряду названий, звучащих как музыка, упомянуть улицу Ракова - это почти как употребить нецензурное выражение), вдоль каналов и набережных. Ведь в Петербурге — уж позвольте мне наконец назвать и сам город более пристойным именем — заблудиться невозможно — отовсюду ей светил то кораблик адмиралтейства, то купол Исаакия, то шпиль Петропавловки. Она замирала перед картинами импрессионистов, просто садилась на банкетку в этом маленьком зале и не сводила глаз с кувшинок. И, конечно, ходила на все балетные спектакли в Кировский и Мусоргского. Была весна, не ранняя, в районе мая: уже листочки вылезли, и все деревья в были таких зеленых точечках, мазки появлялись позже, недели через две. А пока все было такое воздушное, легкое: зелень, воздух, настроение. «Вот счастье, оно такое и есть – думала она, бредя по Летнему — это не когда сбывается что-то: сокровенное желание, мечта, а когда нет к тому никакого повода, просто вот эта воздушность, легкость, и не думаешь ни о чем, ничего не планируешь, не загадываешь, и ни о чем не мечтаешь, ничего не хочешь!» Словом, Ленинград ее околдовал, и хотя в магазинах не было не только манго, папайи, кокосов, но даже бананов, вернее, были, но редко и зеленые, а летом было так холодно, как никогда не бывает на ее острове, она сразу решила остаться. Заметим в скобках, что, возможно, околдовал ее и принц, потому что к тому времени она его уже видела и в «Сильфиде», и в «Лебедином». От Летнего рукой подать до института культуры на Марсовом. Если честно, я не знаю, как она туда поступила, а поскольку история эта не вымышленная, то и про поступление выдумывать не хочу. Она ведь ни слова по-русски на знала. Но поступила. На хореографическое отделение. И было ей тогда 23 года. А в каком возрасте начинают заниматься балетом? Правильно, в шесть-семь лет, в восемь - уже поздновато.