Электронное гражданское судопроизводство в России: штрихи концепции. Монография - Василий Пономаренко

Неразрывное единство и диалектическая взаимосвязь содержательной и формальной характеристик информации, «циркулирующей» в рамках гражданского процесса по конкретному делу, наряду с «электронизацией» социальных коммуникаций образуют объективную (физическую) предпосылку перехода к так называемому электронному правосудию.

Задействовав охарактеризованный выше «информационный» подход к изучению процессуальных материй, зарубежная научная мысль начала осваивать электронную «территорию» на предмет возможного «поселения» на ней процессуальной информации немногим более двух десятилетий назад162. Закономерным результатом этого процесса стала концепция «электронного правосудия», отдельные элементы которой в последние годы последовательно внедряются в российскую судебно-арбитражную юрисдикцию163.

Выше я уже отмечал, что применяемый в отечественной литературе термин «электронное правосудие» представляется не слишком удачным по нескольким причинам. Во-первых, правосудие – это идеальная составляющая судебной деятельности164, которая соответственно не обладает текущим внешним выражением и какой-либо формой (что исключает возможность именовать его электронным). Во-вторых, правосудие осуществляется только судом, а электронной формой опосредуются процессуальные действия также лиц, участвующих в деле. Наконец, в-третьих, правосудие – это деятельность, осуществляемая человеком (но не ЭВМ), что также исключает возможность применения к ней рассматриваемого прилагательного. Более подходящим представляется термин «электронное судопроизводство»165.

Иностранные процессуалисты еще десять лет назад начали призывать законодателя к использованию преимуществ электронного способа передачи судебно-правоприменительной информации: «Будучи, по сути, информационной системой, гражданский процесс во многом приспосабливается к использованию современных телеинформационных технологий, в особенности в том, что касается преимуществ электронной почты. Поскольку процессуальное законодательство не содержит обязательных требований о том, что информация должна предоставляться в устной форме непосредственно при личном присутствии лица, ее предоставляющего, или ее адресата, это позволяет нам говорить об альтернативных способах предоставления информации лицами без их личного участия. В связи с этим электронная форма как замена форме письменной может быть ее более привлекательной альтернативой, тогда как электронная и телеинформационная корреспонденция могут служить заменой или альтернативой письменной корреспонденции (курсив мой. – В.П.)»166.

В приведенной цитате справедливо отмечен ряд характеристик электронной формы закрепления информации, которые представляются ее существенными преимуществами (по сравнению с формой письменной):

• электронной форме закрепления информации свойственна наиболее эффективная коммуникативная способность (электронная почта)167;

• такая форма обеспечивает несравненно более надежную сохранность информации (электронный носитель в отличие от бумажного может быть весьма устойчив к физическим воздействиям);

• она исключает необходимость хранения и перемещения бумажных «информационных ресурсов» (например, между судебными инстанциями);

• электронная коммуникация является физически бесконтактной, что может оказаться весьма полезным в деле обеспечения независимости и беспристрастности судей;

• доступ к электронной информации (например, материалам дела) в отличие от всех иных форм ее выражения может быть дистанционным и не ограниченным во времени168.

Отвечая на вопрос читателя, как эти достоинства могут быть использованы на практике, приведу следующие соображения. Уже сейчас можно с уверенностью констатировать, что эффективность «электронного правосудия» по гражданским делам будет определяться немалым количеством преимуществ, не присущих действующей системе процессуальных гарантий. Так, например, с ее помощью можно будет нанести ощутимый удар по одному из главных врагов российского правосудия – коррупции.

Берусь утверждать, что для исключения коррупции в судах общей и арбитражной юрисдикции следует рассмотреть возможность:

• введения внетерриториальной подсудности дел (определяемой автоматически, с учетом занятости судей);

• деперсонификации информации о составе суда (по меньшей мере до момента получения заинтересованными лицами копии решения)169.

В результате полновесной реализации (после детальной проработки) этих технически уже сейчас осуществимых предложений ни один взяткодатель не будет знать, не только к кому ему обратиться, но и куда направиться в поисках возможного адресата.

Другим важнейшим преимуществом «электронного правосудия» должно стать беспрецедентное упрощение доступа к нему. Причем в системе гражданского судопроизводства (общих и арбитражных судах) предвижу возможность обеспечить такой доступ по принципу «одного электронного окна»170. Это позволило бы решить целый комплекс насущных проблем доступности гражданского судопроизводства, а также процессуальной экономии.

Наряду с перечисленными выше электронной форме свойственны все преимущества формы письменной. Однако это сходство не должно вводить в заблуждение, в котором оказались ряд современных авторов, фактически отождествляющих обе эти формы. Так, например, Р.В. Шакирьянов пишет: «О движении гражданских дел можно узнать из письменных источников – из официальных сайтов соответствующих судов (курсив мой. – В.П.)»171. Той же позиции придерживается и С.П. Ворожбит: «Электронный документ, как письменное средство доказывания, является лишь одной из разновидностей информации, сохраняемой в электронной форме»172. Этот подход к соотношению электронных и письменных документов (их форм) является весьма распространенным173.

Согласиться с подобным отождествлением решительно невозможно. поскольку электронный документ в самых общих чертах представляет собой файл. Диск (флэшкарта и т. п.), на котором размещен это файл, является при этом материальным носителем (электронным аналогом бумаги).

В зарубежной доктрине такой подход к письменным и электронным документам (формам закрепления правоприменительной информации) является общепризнанным. Порой они действительно приравниваются, но лишь с точки зрения доказательственного их значения – при наличии условий, предусмотренных национальным законодательством174.

Изложенное о природе письменных и электронных документов позволяет заключить: будучи перенесенной на бумагу, информация утрачивает статус электронного документа175. И наоборот: в результате сканирования (как и, например, в ходе передачи факсимильного сообщения) бумажный носитель утрачивается и информация облекается в форму электронного документа176.

Нельзя не согласиться с К.Л. Брановицким в том, что доказательственные свойства электронного документа не могут устанавливаться, проверяться (например, в ходе экспертизы) теми же способами и средствами, которые применяются к документам бумажным177.

Достоинства, свойственные исключительно электронной форме закрепления судебно-правоприменительной информации, позволили ряду отечественных ученых еще в начале двухтысячных годов спрогнозировать следующие направления ее возможного применения в судах:

• подача процессуальных документов (иски, заявления, жалобы);

• эффективное уведомление лиц, участвующих в деле;

• доступ заинтересованных лиц к судебным актам;

• оплата государственной пошлины;

• представление доказательств;

• рассмотрение дела с использование видеоконференцсвязи;

• реализация распорядительных действий сторон;

• дистанционное ознакомление с электронными материалами судебных дел;

• электронная коммуникация с вышестоящими судебными инстанциями178.

Время показало, что этот прогноз (в свое время казавшийся фантастическим) был верным: существенная часть теоретических предсказаний уже сбылась. И со всей очевидностью это еще не предел.

В этой связи трудно не согласиться с утверждением П. Гиллеса о том, что «один из факторов, тормозящих развитие, – отсутствие образного предвидения того, как стремительно и радикально изменяется судебный и процессуальный мир с распространением современных компьютерных технологий»179.

Применительно к отечественной доктрине гражданского процесса это упущение особенно заметно. Все имеющиеся публикации по рассматриваемой тематике имеют своим предметом либо рассмотрение технических вопросов реализации зарубежных идей, либо теоретическую критику новаций, вынужденно (под стать электронно-коммуникативным реалиям времени) предпринятых российским законодателем в отсутствие для них доктринального фундамента.