«Остров». Подлинная история - Дмитрий Орехов

Год спустя, накануне войны с Турцией, которая привела к несчастной Крымской кампании, Николай снова прибыл в Киев. Он посетил своего друга, владыку Филарета, и долго беседовал с ним наедине. Государем владели мрачные предчувствия. Давно позади была русско-турецкая война 1828– 1829годов, когда русские войска взяли Карс и Эрзурум, разгромили турецкую армию в Болгарии, штыками завоевали свободу для православной Греции. Теперь затевалась новая война. Защищая права православных славян, изнемогающих под турецким игом, Николай I вызвал недовольство Англии и Франции, государств, которые привычно ставили расчет и экономическую выгоду выше каких-либо нравственных соображений.

Намекая Филарету на тревожное состояние политических дел, император сказал, что над страной расстилается грозовая туча.

– Как бы я хотел знать, что ожидает Россию в будущем! – воскликнул Николай.

– Сего никтоже весть, токмо Един Бог, – заметил митрополит.

– Знаю, что так… Но нет ли у вас в Лавре, владыка, одухотворенных старцев, у которых я мог бы спросить совета?

– Есть, государь, – ответил на это митрополит. – Есть такой… Правда, это человек странный… ведет он себя часто неподобающе, но я лично не раз бывал свидетелем его прозорливости.

– Уж не тот ли это оборванный старец, что разъезжает по городу в тележке, запряженной бычком?

– Он, государь… Иеросхимонах Феофил… Если угодно вашему императорскому величеству, я немедля за ним пошлю.

– Нет, не надо, – сказал Николай. – Мы лично отправимся к нему.

Император направился обедать к себе на квартиру, а митрополит послал верхового в Китаевскую пустынь с приказанием под любым предлогом задержать старца Феофила в монастыре на весь день. Но легко сказать, да нелегко сделать. Старец Феофил обманул своих сторожей, выбрался за монастырские ворота и удалился в лес. У Глосеева он встретил царский экипаж, но пропустил его мимо, спрятавшись за дерево. Дождавшись, пока карета начнет медленно подниматься в гору, он обежал ее стороной через кусты, исцарапав себе до крови лицо и руки. Отыскав недалеко от дороги муравейник, старец разгреб его руками и улегся в середину его, на спину.

Император Николай I, как известно, был человеком наблюдательным. И вот его взгляд остановился на черном пятне в стороне от дороги.

– Что там такое? – тут же спросил государь. – Неужели мертвое тело?

Карета остановилась, камердинер митрополита побежал смотреть.

– Это человек, – вскоре доложил он. – Только не мертвый, а живой. На муравейнике лежит, ваше императорское величество.

Когда путешественники вышли из экипажа и подошли к муравейнику, старец Феофил лежал не шевелясь. Его лицо и руки, сложенные крестообразно на груди, были исцарапаны в кровь, по всему телу ползали муравьи.

– Это тот самый старец, к которому мы едем, – сказал пораженный митрополит. – Эй, Феофил… Что это с тобой… Зачем здесь лежишь?

Молчание.

– Подымись, говорю, проказник! Государь хочет говорить с тобой.

Ни звука, ни движения.

– Странно! – с досадой сказал Николай и, сердито махнув рукой, пошел к карете.

Экипаж повернул обратно. Всю дорогу царь и митрополит, озадаченные этим поступком старца и полные недобрых предчувствий, молчали. Странный поступок отца Феофила получил объяснение только после его смерти.

Преподобный Феофил Киево-Печерский

Выше много говорилось о “чудачествах” и “проказах” старца Феофила. За что же он снискал народную любовь? Почему люди дни и ночи напролет толпились у его кельи? Кто был этот загадочный подвижник, столь необычным образом предсказывавший судьбу простым богомольцам, архиерею и самому царю?

Как следует из жития старца, написанного священником В.Зноско, иеросхимонах Феофил родился в 1788 году в городе Махнове Киевской губернии, Рождество-Богородицкого уезда, в семье священника Андрея Горенковского. Жена священника Евфросинья, урожденная Гошковская, принесла двойню. Старшего нарекли Фомой, младшего – Каллиником.

Мать сразу невзлюбила старшего сына, называла его “обминком” и “упырем”. Находясь в помрачении рассудка, Евфросинья несколько раз покушалась на жизнь Фомы, и отцу ничего не оставалось, как отдать сына на воспитание в другие руки. Вскоре священник Андрей Горенковский скончался, и Фома воспитывался сперва в семье мельника, потом в семье зажиточного крестьянина, потом в семье деревенского батюшки. Особенного присмотра за ним нигде не было, мальчик был предоставлен самому себе. Когда его сверстники шумели, бегали и резвились, Фома обыкновенно сидел один. Иногда он уходил в лес и пропадал там на сутки, а то и на двое. Еще мальчик полюбил ходить в храм, и рано утром церковный сторож часто находил его у запертых дверей. Однажды Фома встретил на улице нищего ребенка в лохмотьях и отдал тому свою рубаху, за что был строго наказан. Когда воспитатель Фомы скончался, староста церкви решил отвести мальчика к матери. Каково же было его изумление, когда Евфросинья, только увидев сына, набросилась на него и поранила ему плечо топором! Староста увез Фому обратно и вскоре пристроил его в Братский монастырь – в этой обители состоял старец из овдовевших священников, приходившийся Фоме дядей.

Фома поступил в начальный класс Духовной академии при Братском монастыре и учился очень хорошо. Через некоторое время за мальчиком пришел посланец от матери: Евфросинья тяжело заболела и призывала сына к себе. Перед смертью рассудок к несчастной вернулся, и она успела попросить у сына прощения. Фома предал тело матери погребению и отправился обратно в Братский монастырь.

Дядя мальчика вскоре скончался, и некому было оплачивать учение. Фома был определен дьячком в город Чигирин, а потом, по недостатку голоса, перемещен пономарем в местечко Обухов. В 1812 году, в самый разгар Отечественной войны, Фома, двадцати четырех лет от роду, стал послушником Киево-Братского монастыря. Он месил тесто и пек хлеб, был пономарем. Уже к этому времени относятся первые свидетельства о пребывающей в нем благодати.

Неподалеку от Братской обители находился Флоровский женский монастырь, у сестер которого был обычай ходить за водой на Днепр. Как-то одна из послушниц самовольно отправилась с ведром к реке, но поскользнулась и уронила в воду ключ от своей кельи. Девушка расплакалась: она боялась теперь показаться на глаза настоятельнице, не знала, как открыть келью. Тут на берегу появился послушник Фома.

– Так тебе и надо, глупая, – сказал он. – Не будешь в другой раз без благословения ходить. Дай-ка сюда ведро…

Он нагнулся, осенил воду крестным знамением и зачерпнул ведро.

– А теперь ступай. Тут тебе и вода, и ключ от кельи.

Послушница заглянула в ведро и, к своему изумлению и радости, действительно увидела на дне потерянный ключ…

В 1821 году Фома постригся в монахи с именем Феодорит. Вскоре его назначили ризничим и за “примерную строго иноческую жизнь” возвели в сан иеродиакона. Пять лет спустя Феодорит был посвящен во иеромонаха и назначен экономом Братского монастыря. Но совсем не этого хотелось подвижнику: он подал прошение, чтобы ему позволили удалиться в пещеры за Китаевской пустынью, выкопанные еще святым Феодосием Киево-Печерским. Получив отказ, Феодорит принял решение посвятить себя великому подвигу юродства ради Христа. В 1834 году он принял схиму и был наречен Феофилом.

Многие послушники и ученики Академии взяли за обычай смеяться над неряшливым и угрюмым монахом, говорили ему насмешливые слова.

– Идите прочь, – отвечал им старец. – Было время, когда я учился, а теперь умом помрачился…

Другие же почитали его своим наставником. Так отец Феофил благословил на подвиг юродства студента Академии Петра Крыжановского. Около восьми лет тот переносил глумления и поношения и умер в Кирилловской больнице, достигнув высокого духовного совершенства, получив свыше знание о дне своей кончины.

“Так спасаются все истинно верующие и любящие Его, – сказал отец Феофил о смерти Крыжановского. – Если мы с Ним умерли, то с Ним и оживем”.

Старец часто посещал уединенный сад на Глубочице. Он говорил смотрителю сада Иосифу Диковскому:

– Молись, раб Божий. Место, где ты живешь, свято.

– Какое там “свято”! – смеялся смотритель. – Здесь по праздничным дням городская молодежь оргии устраивает.

– Нет, Иосиф. Здесь место святое, здесь будет монастырь.

Предсказание старца сбылось много лет спустя, в 1888 году. Тогда на Глубочице был основан Покровский женский монастырь…

Священник В. Зноско был знаком с сыном смотрителя Назаром Диковским. Тот рассказывал о старце так: “Какой сильный был! Ни одна болезнь не брала… Меня старец очень любил. Увидит в саду и кричит: „Назар, Назар, иди сюда!“ Я подойду. „Благословите, батюшка…“ – „Бог благословит. Ты почему, Назар, не женишься?“ – „Молод, батюшка“. А мне тогда более двадцати семи годов было. „Смотри, женись, – не то под старость тебя под руку водить некому будет“”.