Под красным солнцем не пересекай границ - Леся Орбак

радиации, имена, обрамленные сердечками, чем-то выцарапанные на известке фразы «Это не жизнь» и строки из смутно-знакомой песни, запрещенной по статье «Экстремизм». У квартиры Скульптора вокруг кнопки звонка – развеселая ромашка из мужских гениталий, намалеванная красным маркером.

Габ постучал в дверь.

Ему приходится стучать несколько раз, все громче и громче, пока, щелкнув замком, дверь не распахивается сразу настежь, без вопросов «кто это» и сомнительных цепочек.

Скульптор и не думает здороваться, просто стоит по ту сторону порога и смотрит исподлобья. Он удивлен, бос и взъерошен.

Габ решает сразу перейти к делу.

– Я хочу узнать что это, – он достает из сумки белый квадрат, протягивает через порог Скульптору, но тот не спешит принимать свое творение. – Это не просто кусок гипса, верно?

– Верно, – отвечает Скульптор и прикусывает изнутри губы, жует их. Кровожадное зрелище.

Смотреть в глаза посторонним людям неприятно. У Скульптора они узкие и холодные. Габ видит недоверие, иронию, при этом кожей, даже сквозь свой служебный комбинезон повышенной защиты, чувствует неприязнь. И не важно, что Скульптор выглядит почти безобидным, когда стоит в освещенном коридоре в одних легких широких штанах и чешет крыло демону-татуировке на правом плече.

Не перед таким стоять с протянутой рукой.

Габ одергивает руку, в который раз вглядывается в щербатый гипс, и когда вновь переводит взгляд на Скульптора, замечает в лице перемену.

– Заходи, – Скульптор отступает в освещенный коридор и, проследив, чтобы Габ захлопнул дверь, исчезает за косяком.

В слишком просторной для одного жильца квартире коридоры похожи на лабиринт. Такие жилплощади достаются лишь многодетным семьям, чем больше имен младших детей в списках экстренной мобилизации, тем больше квадратных метров. Квартира скульптора тянет на трех братьев. Из всех комнат подобием жилого помещения можно назвать только кухню.

Две дальние комнаты расположены друг против друга. У одной закрыта дверь. Вторая – пуста, но лишь на первый взгляд.

При полном отсутствии мебели комнату заполняют стены. Гипсовые перегородки стоят в полуметре друг от друга, так, что можно протиснуться между только одному человеку. Скульптор включает свет, и свисающие с потолка лампы обнажают шершавую белизну.

«Этот псих запросто может оказаться ‘’смертоносцем’’», – думает Габ, разглядывая гипсовых близнецов, пока не замечает выбоины в дальней стене. Разбросанные по всему полотну, они словно вынутые кирпичи нарушают целостность.

– Эта стена несущая, – замечает Габ, – ее нельзя деформировать.

– Саму стену я не трогал, только покрытие, – объясняет Скульптор и, забрав у Габа белый квадрат, вставляет в одну из выбоин.

– Так в чем здесь искусство?

Габ готов к рассуждениям о новом видении, недоступном простым солдафонам, о великой миссии и переворотах в мышлении, самоощущении, созерцании и мировоззрениях человека. Но Скульптор не пускается в пространные изъяснения. Он коротко предлагает:

– Разденься.

Статья 12/43, параграф 9. Принуждение к разгерметизации защитного комбинезона под угрозой применения насилия, уничтожения или повреждения чужого имущества, а равно распространения сведений, который могут принести существенный вред правам и законным интересам потерпевшего или его близких приравнивается к террористическому акту.

Распрямить спину, ноги на ширине плеч, пальцы сцепить замком – штатское построение. Габ выворачивает кисти, хрустнув суставами.

– По Уставу административный служащий, находясь при исполнении, не имеет права снимать гермозащиту в присутствии посторонних индивидов.

Скульптор дергает плечами, прячет руки в карманы.

– Ну я тогда не знаю, как объяснить, в самом деле. Для тебя стена пустая, да?

– А это не так?

Скульптор мотает головой и касается пальцем стены, ведет им, описывая изогнутые линии.

– Я изучал тот фрагмент под микроскопом, – говорит Габ.

– Микроскоп не вариант. За деревьями леса не видно, здесь так же.

Понять, разобраться в пустых стенах уже становится делом чести. Но даже подойдя вплотную и почти касаясь стены лбом, Габ не различает ничего, кроме неровностей.

Вот для чего нужны магнитные замки на запястьях. Раньше Габ не попадал в ситуации, когда возможность снять защиту только с ладоней, оказалась бы полезной.

Стена на ощупь холодная, шершавая. Габ водит пальцем по гипсу, начиная медленно звереть от непонимания. Местами гладкий, словно отполированный, но чаще – выемки, зарубки, бугры. Нет, скорее – борозды. Линии. Непрерывные. Неровные. Извиваются. Иногда линии замыкаются, иногда пересекаются с другими. Узор. Этот похож на…

– Птица, – произносит Габ. Ведет подушечкой пальца вдоль выщербленного на стене крыла, отмечая выступы перьев, лапы, хвост и выше – к хохолку на крохотной голове. Линии настолько тонкие, что кажется, можно порезаться.

Перед глазами – пустая белая стена. Голый гипс.

Статья 28 параграф 9. Ради получения достоверной информации при расследовании, можно пренебречь ограничениями, описанными в предыдущих статьях.

На маске три магнитных замка, открывать в определенной последовательности. К чистому воздуху из респиратора примешивается внешний – в квартире Скульптора влажно и пахнет строй-материалами. По-первости без защиты окуляров свет ламп кажется очень резким. Слизистая на секунду обволакивает глазные яблоки защитной пленкой, но зрение быстро восстанавливается. И Габ смотрит на стену.

На стене – море. Спокойное. С песчаным берегом, на котором, расстелив пледы, развалившись в шезлонгах, живут люди. На них нет одежды, на лицах нет масок. Они что-то пьют из фигурных стаканов, бросают друг в друга мячи, обсыпаются песком и выглядят идиотами. Счастливыми.

Габ шагает вдоль стены, вглядываясь в фигуры. Вынимает из стены белый квадрат, вроде бы изученный в лаборатории досконально до малейшего изгиба. Но лишь сейчас тонкие черточки складываются в женскую ладонь. Если приглядеться, можно различить витиеватые браслеты на запястье.

– Кто она? – спрашивает Габ.

– Та, кто выбежала из волны.

Хозяйка ладони с браслетами – единственная со стены, кто скрывает лицо за маской. Вот только ее маска – дикость для нынешнего мира. Это не защитный шлем, скорее – карнавальное прикрытие, в котором на месте респиратора и окуляров – прорези. Женщина танцует, скачет на одной ноге, ловит прибрежный ветер ладонями, и он, довольный, развевает тесемки купальника, спутывает длинные темные волосы (Габ готов поклясться – темные!), спадающие на едва прикрытую грудь.

– Всю стену заказчику не принесешь, приходится выдалбливать фрагменты, – объясняет Скульптор. Оказывается, все это время он стоял в углу, чтобы не мешаться.

– Я могу забрать это? – спрашивает Габ. И, получив ответ, упаковывает белый квадрат в сумку, в папку между документами. Жаль, нет коробки или хотя бы куска ткани, обернуть хрупкий гипс.

Ливень утопил асфальт и сразу залепил окуляры – не разглядеть, куда ставишь ногу.

Добравшись до машины, Габ укладывает сумку на пассажирское сидение и включает очистку окуляров. Безропотная техника чистит линзы от ливневой грязи, силится вернуть зрение, но Габ все равно чувствует себя слепым, и единственное, что отчетливо видно сквозь