Хирурги человеческих душ Книга третья Вперёд в прошлое Часть первая На переломе - Олег Владимирович Фурашов

января прошло четыре месяца, а цены уже выросли всемеро. До сих пор мороз по коже, едва вспомню, как в январе ко мне ввалилась толпа женщин и давай орать, чтоб я накормил их детей. Едва не побили! И я их понимаю: до Нового года килограмм говядины стоил три-четыре рубля, а сразу после указа — восемьдесят! И это при том, что средняя зарплата в районе составляет триста рублей. А у некоторых и до сотни не дотягивает.

— А что, лучше было, когда при Горбаче торгаши для виду гнали пустые вагоны с товарными накладными на колбасу на Урал, а сам товар поставляли за границу? — поморщившись, перебил его Серебряков. — А сейчас товар — на прилавках.

— В этом плане и спорить не о чем, — не мог не согласиться зять. — Но картина больше напоминает присказку: и сам не ам, и другим не дам. Народ в основе своей сидит на хлебе и на воде. А в результате падения потребительского спроса, спад производства продолжается.

— Правильно, — важно погрозил пальцем кому-то Владимир Арсентьевич (наверное, тому самому народу). — По всем экономическим канонам производство должно достичь дна, в результате чего произойдёт структурная перестройка, выкристаллизуется то, что необходимо для нормальной хозяйственной жизни. А денежная масса, имеющаяся на руках у населения, сбалансируется с товарной массой. И пойдёт бурный рост. Монетаристская политика! Мне представляется, что цены вырастут от стартовых — раз в десять.

— Так ведь вместе с тем и реальная зарплата падает, — не уступал ему Алексей. — Я уже не говорю о том, что в большинстве отраслей она и выплачивается нерегулярно. Честно скажу, я на такую политику не подписывался. Меня так и подмывает плюнуть на всё и немедленно уйти в отставку.

— Что же удерживает? — оживился тесть.

— Народ Сылки скажет, что сначала втянул его в авантюру, а потом сбежал в трудную минуту, — удручённо покрутил головой оппонент. — А с другой стороны, как быть? Ну не хочу я превращаться во второго Травкина. Подумать только, этот человек всю свою советскую жизнь строил дома, давал людям бесплатное жильё и дарил радость…А ныне, став главой Шаховского района, он вовсю проводит так называемую оптимизацию.

— Да, приводит структуру в соответствии с объёмами финансирования, — не понял раздражения Подлужного Серебряков. — А что тут такого?

— Ничего себе! — возмутился зять. — Он же закрывает в некоторых деревнях и посёлках магазины, ФАПы, школы…Отменяет автомобильные маршруты…А там же живые люди.

— А и шут с ним, — равнодушно зевнул Владимир Арсентьевич. — Избавимся от шлака и балласта, от бездарей и бездельников. Тем паче, что чернь и быдло терпит.

— Не быдло, а народ, — возмущённо одёрнул его Подлужный.

— Какая разница, — отмахнулся высокопоставленный чиновник. — Ну, пусть, народ. Так ведь терпит же твой народ, терпит?

— Терпит, — неохотно признал его правоту ярый спорщик.

— Я так скажу, — наставительно порекомендовал профессор. — Тебе лучше слинять в тёпленькое местечко. Тем паче, что от нардепов исполкомы всё меньше зависят. А скоро вас Ельцин вообще задвинет на задний двор.

— Ваша правда, — вновь вынужденно согласился Алексей. — Настало ваше время.

— Всегда бы слушал меня, — порадовался Серебряков, — был бы в струе. Помнишь, как я тебя поправлял на сессии райсовета?

— Ещё бы…«Прилюдно», — как сказала бы Людмила Михайловна, — не преминул съязвить Подлужный. — Аналогично разносу и заказным статьям в областной прессе: «Ломать — не строить», «Увидеть небо Сылки в алмазах»… Ну, и так далее…А ведь я тогда, всего-навсего, добивался, чтобы конъюнктурные «алмазные деньги» направить на вечные ценности: на комплексную глубокую переработку леса ба-альшим умельцем — народом Сылки. И благодаря этому, затем искоренить варварскую алмазодобычу. И самое главное! В процессе этого была надежда на решение исторической задачи, которая оказалась не по зубам компартии: воспитать нового человека. Раскрепощённого человека труда и истинного созидателя подлинно человеческой жизни…

Подлужный говорил об этом с горечью. От переживаний голос его звучал всё тише и тише. Ибо он сознавал, что проблему всемирно-исторического значения, вопреки всем надеждам и чаяниям, при его жизни решить, скорее всего, уже не суждено. И даже педанта Серебрякова проняло.

— Да ладно, зятёк, чего ты? — снисходительно похлопал тот по плечу собеседника. — Давай я тебя слегка успокою и скажу, что насчёт кимберлитовой трубки, ты, быть может, был прав.

— Ничуть и не сомневаюсь, — сухо поджав губы, ответил Алексей. — А…А что вы имеете в виду? — тотчас насторожился он, оценив признание Владимира Арсентьевича.

— Представь себе, — заёрзал профессорским седалищем по стулу тесть, — пару месяцев назад к нам, то бишь в область, прибыл спецпосланник аж из администрации президента с неким господином Калмановичем…

— Да ну! — не веря своим ушам, воскликнул Подлужный.

— А тебе что, знаком этот делец? — настал черёд удивиться тестю. — Я-то думал, что ты сейчас примешься озадаченно вопрошать: «А кто такой Калмано-о-о-вич?»

— Калман Калманович…Кгм-кгм…Наслышан, — схитрил Алексей. — Слегка просветили в Главалмаззолоте, ныне реорганизованном в корпорацию.

— Фу-ты ну-ты, — с подозрением уставился на него Серебряков. — Ну да ладно… Вот и мы в обладминистрации призадумались: неужто этот прожженный деляга позарился на остатки былой роскоши? Или же коренное месторождение на Сылке имеет место быть?

— И что?

— Область, естественно, попыталась закинуть удочку по поводу своей доли. Но столица сказала, что руководством России уже одобрен проект создания народного предприятия «Сылкаалмаз», где директором будет Прокудин. Головоломное же сальто мортале заключалось в том, что предприятие народное, но пятьдесят один процент капитала в нём — Калмановича. И он будет платить федерации и за алмазы, и за аренду месторождений, которые ему передали в концессию на девяносто девять лет. Чуешь, где собака закопана?

2

Не приведи вас Господь жить на переломе эпох. Меняется всё: образ жизни, отношения между людьми, привычки…Но самое сложное — приходится ломать душу. То есть, изменять своё существо. А в чём-то — изменять самому себе. Для кого-то это неприемлемо в принципе. Для большинства — крайне мучительно. Но для отдельных особей — само собой разумеющаяся процедура. Такая же, как перемена пола. Что в туалете. Что в штанах. Ибо вместо духовно богатого внутреннего мира у них — отхожее место.

Прокурора Среднегорской области Лубова судьба страны если и волновала, то, в лучшем случае, в девятую или в десятую очередь. На первом же плане всегда находилось собственное благополучие. Какая разница, Советский Союз или Россия? Недотыканный социализм или дикий заимствованный капитализм? Горбачёв или Ельцин? Главное, на фоне невообразимых пертурбаций, чтобы его личная тушка продолжала покоиться в тёпленькой синекуре, а на личном небосклоне тучек не наблюдалось.

Да…Немаловажно заметить, что на третьем месте у Юрия Юрьевича всегда находилась неразрешимая проблема сугубо личного характера. Его седалище свербило от прилипшего к