Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

различим, несмотря на то что в комнате стояла абсолютная тишина. Джону пришлось подойти ближе, чтобы разобрать его слова.

– Padrone, я… – торопливо начал Джон, но умирающий перебил его:

– Присядьте хотя бы. – Палец его указал в полутьму. – Где-то там должен стоять стул.

Джон пошел туда и принес нечто, что он никогда не обозначил бы словом «стул»: кресло с подлокотниками и мягкой обивкой, с красиво вырезанной спинкой, древнее, хорошо сохранившееся и, вне всякого сомнения, стоившее целое состояние. Но, как бы там ни было, на нем можно было только сидеть.

– Я рад, что смог еще раз повидать вас, Джон, – произнес старик. – Вы хорошо выглядите. Загорели.

Джон сцепил пальцы.

– Я был на Филиппинах. Шесть недель или что-то вроде того. На судне.

– Ах да, Эдуардо что-то об этом говорил. На Филиппинах, прекрасно, но меня иногда мучает совесть, поскольку я оказал на вашу жизнь такое влияние, из-за которого на вас все это свалилось… Однако, судя по вашему виду, у вас все в порядке, я прав?

– Да, конечно. У меня… да, все в порядке. Да.

Padrone улыбнулся.

– Эта девушка, с которой вас видели в газетах… Я сказал «девушка», извините, конечно, это женщина, Патрисия де Бирс. У вас с ней что-то серьезное? Уж простите мое любопытство.

Джон судорожно сглотнул, покачал головой.

– Это было просто… Я имею в виду, что в целом она ничего, и под конец мы даже стали нормально уживаться, но с самого начала это была просто… акция. Для СМИ, понимаете?

– Ах да. – Он кивнул, очень слабо, едва различимо. – Это он придумал? Маккейн?

– Да.

Он улыбнулся.

– Маккейн. Почему-то я испытываю облегчение, услышав это. Я почти догадался, но подумал, что никто не может быть настолько неуклюжим, чтобы инсценировать подобные вещи… Фотографии выглядят постановочными. Не знаю даже почему. Мисс де Бирс, конечно, женщина сказочной внешности, без сомнения… но мне всегда казалось, что она вам не подходит.

Джон кивнул, не зная, что на это сказать. Равно как и не знал, что об этом думать. Он не ожидал, что умирающий человек будет интересоваться подобными вещами.

Padrone на миг прикрыл глаза, провел рукой по лбу: бледная, почти прозрачная кожа.

– Вы, наверное, думаете, – произнес он и снова открыл глаза, посмотрел на него на удивление ясным и твердым взглядом, – что я в вас разочарован? Скажите честно.

Джон сдержанно кивнул.

– Да.

Он улыбнулся мягко, почти нежно.

– Вовсе нет. Вы думали, что я хочу повидать вас, чтобы читать вам нотации? Что буду тратить на это свои последние часы?

Джон кивнул, в горле у него стоял комок.

– Нет, я просто хотел еще раз повидать вас. Весьма эгоистичное желание, если угодно. – Его взгляд устремился к окну, через которое виднелось чистое небо. – Я еще помню момент, в который мне стало ясно, что я смогу застать тот миг, когда будет найден наследник. Кажется, тогда мне было лет двенадцать. Незадолго до войны. Все говорили о Гитлере, это я тоже помню. Я несколько раз пересчитал, пока не уверился: мой отец, который рассказывал мне об этом всю жизнь, не застанет, а я – застану. Я чувствовал себя избранным. Я чувствовал себя связанным с вами прежде, чем вы родились на свет. Я каждый год приезжал к вам, когда вы были ребенком, наблюдал за тем, как вы росли, видел ваши игры, пытался разгадать ваши мечты и желания. Неужели так трудно понять, что я не хотел умирать, пока не повидаю вас еще раз? – Он замолчал. Похоже, произнесенная речь утомила его. – Вы не сделали того, что я ожидал. Разве это причина судить вас? Я не ожидал, что вы сделаете то, что я ожидаю. Иначе я и сам бы мог это сделать.

– Но ведь я связался с человеком, от общения с которым вы меня отговаривали, каждый из вас. Я использовал деньги для создания всемирной империи вместо того, чтобы помочь бедным, накормить голодных, спасти тропический лес или сделать с их помощью еще что-нибудь толковое. Я же стремился к власти и сейчас вообще не понимаю, зачем, собственно. Я…

– Ч-ш-ш, – произнес старик, поднимая руку. – Я расстроился, когда вы ушли. Признаю. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять. Довольно много времени, если быть честным. – Он опустил руку. – Но когда смерть подступает так близко, что уже видишь ее краем глаза, куда ни глянь, расставляются приоритеты. Не думайте так плохо о себе. Вы наследник. Что бы вы ни сделали, это будет правильно.

– Нет. Нет, я не тот наследник, который имелся в виду в пророчестве. Теперь я это понял. Настоящим наследником был бы Лоренцо. Он…

– Джон…

– Мне прислали его сочинение, в котором он исследует финансовую систему и приходит к выводу, что в ней заложена ошибка, в самой финансовой системе. Это гениально. Ни до чего подобного я бы в жизни не додумался. Я даже сейчас до конца не понимаю. Лоренцо знал бы, что делать, padrone, а я нет.

– Но Господу было угодно призвать Лоренцо к себе за несколько дней до решающего дня. Так что наследник – вы. Вы вернете людям утраченное будущее с помощью состояния. Таково пророчество, и так и случится. Вы не можете сделать ничего для этого, ничего против этого, это не в вашей власти. Что бы вы ни делали, в конце концов окажется, что это было правильно.

Джон в недоумении смотрел на него.

– Вы все еще верите…

– Я все еще верю, совершенно правильно. Но ничего не могу с этим поделать. Просто это так. – Он закрыл глаза, словно прислушиваясь к себе. – Я думаю, мне пора немного поспать. Джон, спасибо, что приехали. Я немного беспокоился по этому поводу, честно говоря…

Его голос становился все тише, наконец, от него осталось только дыхание, слишком слабое, чтобы пробиться даже сквозь шорох одежды.

Джон осознал, что это могли быть последние слова, которыми он обменялся с padrone, мистером Анжело его детства, вестником лета и осени; все, что нужно еще сказать, должно быть сказано или сейчас, или никогда. Он поискал несказанное и не нашел ничего, только беспомощно посмотрел на умирающего мужчину.

– Ах, пока не забыл, – вдруг произнес Кристофоро Вакки, – здесь гостит молодая дама… Вы ее знаете, полагаю… Она нашла кое-что поистине удивительное. Вам стоит на это взглянуть. – Его тонкая рука поползла по одеялу и легла на правую руку Джона, она оказалась легкой, больше похожей на тень, чем на реальную часть тела. – Прощайте, Джон. И расслабьтесь. Вот увидите, в конце концов все будет хорошо.

После этих слов рука вернулась обратно, бессильно опустилась рядом с истощенным телом, почти неразличимым под одеялом. На миг ужаснувшемуся Джону показалось, что он присутствует при моменте смерти, но Кристофоро Вакки просто уснул. Если присмотреться повнимательнее, то можно было увидеть, как едва заметно поднимается и опускается его грудь.

Джон осторожно поднялся, стараясь не наделать шума. Поставить стул обратно? Лучше не надо. Он смотрел на padrone, пытаясь осознать, что сейчас, возможно, он видит его в последний раз, – и все равно не понимал, понял только, что был прав, попрощавшись, как бы это ни произошло. Он смотрел на него, не отводя взгляда, пытаясь удержать миг, вырвать его у времени и сохранить хотя бы в воспоминаниях, но все ускользало. Никогда еще он не чувствовал, с какой неотвратимостью летит время.

Наконец он сдался, перестал пытаться чего-то добиться, просто смотрел на человека, который испытывал к нему такое невероятное доверие, стоял и смотрел, пока внутри не образовалось какое-то подобие мира и понимание, что уже довольно. Тогда он отвернулся и вышел из комнаты.

И только оказавшись за дверью спальни, осторожно прикрыв ее за собой, он заметил, что у него мокрые щеки и судорожно сжимается горло.

Она сидела за столом, словно была частью семьи, бледная и серьезная, и Джон на миг задумался, откуда он ее знает: верно, тогда, в архиве. Студентка исторического факультета из Германии, которая обнародовала историю с пророчеством.

– Урсула Вален, – напомнила она ему свое имя, когда он поздоровался.

Тогда он довольно сильно разволновался из-за нее, это он еще помнил, но уже не помнил почему.

– Padrone сказал, вы нашли то, что я непременно должен увидеть, – произнес он.

Она удивленно подняла брови.

– Он сказал вам это? Удивительно.

– Почему?

– Ах, да так. Вы поймете, когда увидите. – Она махнула рукой. – Как только это… что ж, закончится.

Но все происходило не так быстро. Они сидели и ждали, а врач каждый раз качал головой, спускаясь вниз.

– Я такого еще не видел, чтобы кто-то умирал так мирно, – сказал он однажды, а в другой раз спросил: – Есть ли какая-то определенная дата в ближайшем будущем, которая имеет значение? Годовщина или что-то